Шелест зелёных листьев

Время: первый год в Тэйко, зима. Сейджуро Акаши даже зимой отказывался от авто с шофером и по-прежнему вместо поездок на автобусе совершал пешие прогулки до метро. И в этом не было ничего странного, потому что из всех времён года он предпочитал именно зиму. Нет, его ничуть не привлекали развлечения и забавы, которым предавались его одноклассники — будь то младшая школа или средняя. Он мог краем глаза видеть из окна клубной комнаты, как уходящие домой товарищи-баскетболисты играют в снежки, но сам никогда не присоединялся, потому что не видел в этом никакого смысла. Он не умел и не привык тратить время впустую. Зато с самого раннего детства, стоило выпасть первому снегу, а температуре за окном опуститься ниже нуля, он начинал ощущать необыкновенный прилив сил. И главным преимуществом зимы было то, что свежий морозный воздух хорошо очищал голову от всего лишнего, приятно бодрил и позволял лучше сосредоточиться. Акаши обычно задерживался в школе дольше, чем одноклассники и одноклубники, а потому чаще всего уходил один. Но иногда Мидорима дожидался его, и часть дороги они шли вместе. Поначалу Акаши это казалось непривычным: раньше его общение с другими учениками заканчивалось на территории школы. Теперь, почти за год учёбы в Тэйко, такие прогулки воспринимались как что-то обычное и вместе с тем довольно приятное. А в этот раз Мидорима разговорился, что случалось довольно редко. Обычно он произносил только то, в чём был стопроцентно уверен — равно как и с бросками в баскетболе. Акаши вполне мог вынудить его к рискованным ходам, когда они играли в сёги — и в такие моменты игра становилась интереснее всего. А сейчас он задал вопрос о концерте, на который Мидорима ходил в Филармонию пару дней назад. Если бы Акаши спросил в ярко освещённом классе и в окружении других учеников, то получил бы формальный ответ. Услышал бы то, в чём Мидорима был уверен, а именно: что исполняли и насколько качественно. Но Акаши поинтересовался сейчас. Сейчас, когда с тёмного беззвёздного неба, казавшегося серым, медленно падали маленькие снежинки. Покрытая сугробами земля белела даже в вечернем сумраке, а дорожки по краям окаймляли похожие на вату пушистые горки снега. И пока Мидорима рассказывал, его скрытая страсть к музыке — почти невольно — прорывалась наружу. Не только в произносимых словах, но и в непривычно оживлённых интонациях, во вдохновлённом выражении лица. Его зелёные глаза за стёклами очков неожиданно сияли мягким светом. — Они играли «Времена года» Чайковского. Знаешь, я каждый раз удивляюсь, как тонко… Замкнутый Мидорима очень редко раскрывался настолько, как сейчас, а перед многими вообще никогда не делал ничего подобного. Акаши заворожённо слушал и не произносил ни звука, словно опасался нарушить это волшебство. Голос увлечённого Мидоримы и правда казался почти нереальным. Вокруг фонаря кружили хоровод снежинки. Почему-то под музыку Чайковского — Акаши буквально слышал в своей голове декабрьскую часть этого цикла, о которой сейчас говорил его друг. Обычно практичный Акаши не тратил время на посещение концертов, если только они не относились к делу: не были связаны с благотворительностью или бизнес-парнёрами отца. В конце концов, если ему хотелось музыки, он мог прекрасно сыграть и сам. Но Мидорима рассказывал так, что Акаши невольно проникался его увлечённостью и даже захотел её разделить. Он полагал, что это будет необычный опыт. Поэтому чуть позже, когда Мидорима умолк, предложил: — В следующий раз пойдём вместе, Мидорима. — Ты правда хочешь? — Мидорима удивлённо глянул на него, а потом, когда получил кивок в ответ, прибавил: — Сообщи, когда будешь свободен, Акаши. И от таких разговоров внутри становилось тепло, будто сейчас жаркое лето. И несмотря на холод, пробирающийся прямо под школьную форму, Акаши нисколько не жалел о прогулке и ни за что бы не променял её на одиночество в комфортном отцовском авто.