***
Э’Чон прижал мягкорукого генерала к стене. Он целовал грубо и яростно, послебитвенный туман в голове крепко держал его в своей власти. Он не помнил, чтобы генерал отвечал ему так раньше, но никогда на памяти Э’Чона тот и не попадал в подобную гущу боя. Его гибкое и стройное тело, всё забрызганное кровью, извивалось у стены, пока он пытался найти нужный угол, чтобы прижаться теснее. Э’Чон решил за него эту проблему, плотно прижавшись грудью к груди и не давая ему шевелиться. Он оборвал лихорадочные поцелуи и набросился на его шею. — О… чуть выше… да! Вот сюда… — промурлыкал генерал и вновь перешёл на звуки чистого животного удовольствия. Вот то завоевание, на которое Э’Чон надеялся раньше. Генерал тоже полностью отдался процессу, послушно откинувшись назад и позволяя наслаждаться им, отвечая как умел, с тем малым опытом, которым обладал. Но, кажется, он в точности знал, чего хочет. Он направил руку Э’Чона ниже, опуская её на изгиб своего тела пониже спины: — Вот… сюда, можно? Э’Чон впился в него пальцами, отчего генерал в очередной раз задохнулся, приник к нему и весь отдался на волю прикосновений. Он бормотал какую-то почти бессмысленную чепуху: — Я… не знал, что я так… ещё… п-пожалуйста… мне нужно… В том, как некоторые после боя полностью отбрасывали все запреты и сдержанность, не было ничего необычного. Избыток тех химических веществ в голове, что подстегивали бойца, требовал излить поднявшуюся агрессию во что-то иное. После всех разрушений, что они видели и вызвали сами, в них рождалось побуждение к созиданию, чтобы восстановить равновесие. Это было естественно. Приятно было видеть, как генерал наконец повиновался своим желаниям, давая им увлечь себя и вести дальше. Э’Чон часто думал, что без подобной отдушины тот может просто взорваться. Может быть, прямо сейчас и происходил взрыв. Все подавленные нужды и желания вскипели в нём разом, и их нужно было удовлетворить. Генерал начал скрести пальцами жилет, где держал оружие и все свои хитрые устройства, и позволил затем Э’Чону снять его, сам оставаясь прижатым к стене. Он залился ярким румянцем и стащил с себя рубашку: — И здесь… тоже… пожалуйста… Э’Чон упивался этим. Видом своего подчиняющегося партнера, ощущением его тонкого дрожащего тела, скованного в движениях у стены. Он пробежал мозолистыми пальцами по худой груди генерала и почувствовал, как тот вздрагивает от прикосновений и прижимается к руке как можно плотнее, выгибается под ней. Умоляюще глядя на него, генерал бормотал: — Я… не знал, что я так чувствителен… было так давно… Э’Чон сместил руки на его теле, поднял его повыше и снова прижал к стене. Он целовал грудь генерала, и от этого тот начал тихонько и совершенно непристойно постанывать, впиваясь пальцами в длинные черные волосы Э’Чона. На выдохе он прибавил: — Прошу… прошу, не останавливайся…***
— Прошу… прошу, не останавливайся… Кайло куснул Хакса за шею, руками в это время расстегивая ремень, где у того крепились бластеры и остальное снаряжение. Промычав что-то, он продолжил целовать его, чувствуя вкус яблочного пирога и кожи Хакса. Тот дрожал, тяжело дышал и умолял его продолжать. Зачем они вообще ждали так долго? Кайло так боялся, что Хакс скажет «нет», что подумает, что он странный, и поэтому всё время откладывал этот вопрос. Но с Хаксом было так хорошо. Если бы он сказал ему что-нибудь ещё несколько недель или месяцев назад, они могли бы разделить это чувство гораздо раньше. — Тебе хорошо от этого? — спросил Кайло, притягивая Хакса ближе и роняя расстегнутый ремень. — Да… так хорошо, — выдохнул тот, обвил Кайло руками и прижал к себе, поощряя продолжать. Кайло улыбнулся, ещё касаясь губами его тела, радостный от того, что дарит ему удовольствие. Он потянул свободные штаны вниз, чувствуя вес всех устройств, лежавших в карманах. Хакс вывернулся из штанов, стараясь сбросить поскорее, и они соскользнули ниже колен… Кайло ощутил под руками что-то странное. Шёлк, это точно был шёлк. Опустив взгляд на ноги Хакса, он увидел пару розовых чулок, доходивших ровно до колена. Это было странно. Он никогда не видел их раньше на Хаксе или в его вещах в шкафу. Он только собирался спросить про них, как Хакс сам заговорил: — Я… с ними я чувствую себя так… не говори никому… пожалуйста? — Не скажу, — пообещал Кайло, целуя его в щёку. Он улыбнулся и провёл рукой по тонкой ткани. — Но они на тебе хорошо смотрятся. Я не против, чтобы ты их носил. Он провёл большим пальцем по шее Хакса, размазывая остатки пирога, после чего склонился и игриво потеребил край чулок. Он не ожидал, что они у Хакса окажутся розовыми — что тот вообще наденет на себя что-то розовое. Но они правда хорошо смотрелись на нём, так почти что невинно — Хакс лежал перед ним, одетый в розовое, весь в крошках от сладостей. Кайло потёрся о него носом и пробормотал тихо: — Ты такой нежный… — Я… мне нравится быть нежным для тебя… — признался Хакс, краснея. — Нежный и совершенный, — Кайло снова поцеловал его в щёку. — Можно я продолжу? Хакс притянул его к себе: — Продолжай… Не останавливайся… Мне так хочется этого… — Хорошо, только лежи, я сделаю всё так, чтобы тебе было хорошо, — пообещал Кайло. — Я тебе доверяю… Я знаю, ты обо мне позаботишься…***
— Я тебе доверяю… Я знаю, ты обо мне позаботишься… Они очень устали, и больше всех сосуд. Они добились некоторого прогресса, но этого было недостаточно. Похоже, зал должен был оказаться весь заполнен Тьмой. К счастью, она не прибывала и убывала как приливы и отливы, но оставалась неподвижной, в ожидании того, что родится ещё немного Тьмы. Сигурд оглядел зал. Из-за того, что они делали с сосудом, помещение отчасти заполнилось, но требовалось больше, гораздо больше, а он так устал. Может быть, Храм намеревался испытать его так и проверить, достоин ли тот быть сосудом. Физическое испытание, как это было и в случае Гаюса Рена. Он лежал на спине, переводя дыхание, голова его покоилась на сгибе руки Кайло. Сигурд лежал с другой стороны и успокаивающе гладил рукой его волосы: — Ты очень хорошо справился, сосуд. В обычной ситуации сосуд на такое замечание повернулся бы и одарил его беспокойным взглядом, после чего проигнорировал бы. Теперь он, кажется, понимал, что имелось в виду. Повернув голову и потёршись о его руку, он принял всё то утешение, что ему предлагали. — У нас получилось? — спросил он. Сигурд огляделся вокруг и покачал головой: — Этого было недостаточно. — Я… я понимаю… — тихо сказал сосуд. — Это было… Я сделал что-то не то?.. — Нет, ты хорошо исполнил свои обязанности. Я думаю, это место намеревается испытать тебя. Твою выносливость и приверженность цели, — объяснил Сигурд, гладя лицо сосуда. Оно было мягким и очень приятным. Едва лишь коснувшись его, он не чувствовал ни малейшего желания останавливаться. Сосуд слегка кивнул: — Значит, я должен… снова? Сигурд замер при этих словах. Он хотел этого. Он очень сильно хотел ощутить ту густую Тьму, что творилась, когда он и его братья сходились над сосудом. Чувство единства, силы и ошеломительное наслаждение, которое испытывал сосуд. Он хотел ощутить это всё, но было и другое желание, нечто более… — Мы очень устали, — сказал Кайло. Он замолчал, поцеловал сосуд и начал мягко и ласково объяснять ему: — Нам может потребоваться… сменить позиции… Ты не против или хочешь подождать какое-то время? Сосуд чуть вспыхнул от этого и кивнул, после чего тихо ответил: — Я понимаю… Всё… всё нормально. Но как ты сам относишься к… Кайло снова поцеловал его: — Я могу чувствовать тебя через них, и я буду прямо здесь, рядом. Если тебе нужно будет остановиться, только скажи, и я всё остановлю. Сосуд поднял голову и посмотрел на Сигурда, покорный, исполненный уважения, готовый подчиниться. Он покраснел и убрал плащ, которым его накрыли для тепла и уюта. Глаза его были полны тревоги, но в них было и глубокое доверие, и жажда руководства. Наконец, он вынужден был отвернуться, когда, как предположил Сигурд, он задержал на теле сосуда взгляд слишком долго, и тому стало некомфортно. — Я… я доставил тебе удовольствие? — Ты доставил мне огромное удовольствие, сосуд, — прошептал Сигурд, проводя ладонью по его щеке и останавливаясь на подбородке. — Быть может, я не говорил тебе… но ты очень красивый сосуд и наполнен невероятной Тьмой. Это большая честь, что ты обнажаешь себя ради нашего удовольствия. Тот всё так же был скромен и сдержан, но взглянул на него почти с обожанием и спросил: — Как ты будешь… Ты возьмёшь меня? Он тихо ахнул, и всё вокруг затопила Тьма, когда Сигурд коснулся его ног и осторожно развёл их в стороны. Сосуд поднёс руку к губам, прикрывая рот, из которого вырвался какой-то робкий неуверенный звук. Сигурд отвёл её в сторону, укладывая сбоку от тела сосуда. Он хотел слушать, слышать этот звук, но что гораздо важнее, форс-нулю требовался его голос, потому что он не мог потянуться к ним мыслями. И он мягко укорил его: — В этом нет необходимости… Лежи спокойно, и пусть Тьма струится сквозь тебя. Сосуд кивнул и повторил: — Я доверяю тебе...***
Самым странным во всей ситуации было то, что Хатор так и не поцеловал его. Ни разу. Мако едва заметил это, поскольку были гораздо более важные вещи, что отвлекали его внимание. Он был зачарован видом того, как его возлюбленный и генерал, два редких и изумительных типа красоты, нежно и ласково обнимали друг друга. Теперь, когда он привык к помещению и к виду Хакса, изгибавшегося в удовольствии под прикосновениями и поцелуями Хатора, он начал осознавать, что это действительно было странно. Хатор часто целовал их в качестве приветствия, но сейчас не сделал даже такой малости. Необычно было и то, что тот держался отстранённо от него. Мако оборвал поцелуй с Хаксом и взглянул на своего любимого через плечо генерала: — Дражайший брат моего сердца, не будем медлить больше. Мои губы изнывают от жажды встретиться с твоими. Хатор посмотрел на него, и в его глазах было… что-то странное. Хотя Мако любил изучать новые слова и стихи, поначалу единственным словом, которое пришло ему на ум при этом взгляде, было «странный». Затем возникли другие. «Расчётливый», «коварный», «оценивающий», «неискренний». Не так обычно смотрел на него Хатор. Отведя глаза, тот улыбнулся и проговорил с фальшивой нежностью: — Ведь тебе, кажется, было так хорошо с генералом… — Так холоден ты сейчас там, где раньше было столько тепла… — с подозрением сказал Мако. — И не прервёшься ты даже для единого поцелуя? Хатор помедлил секунду. Это было всё, что нужно Мако. — Моей любви нет в этих стенах. Говори, дух. Назови своё имя и цель своей порочной лжи. — На самом деле тебе не нужно знать моё имя, — сказал «Хатор». Почти тут же он стал вести себя с генералом куда агрессивнее: сжал руки сильнее и укусил за ухо. — Отпусти ясного генерала! — приказал Мако. — М-м-м… значит, ты только наполовину разгадал это… Какая жалость, — выдохнул «Хакс», запрокидывая голову и тихо постанывая, пока его целовали, удерживая надёжно и крепко. — Итак, теперь ты знаешь, что мы не настоящие… Не хочешь ли продолжить, Рыцарь Рен? Ты не сможешь отрицать, что тебе хочется этого, — произнёс дух в обличье Хатора, скользя рукой выше по рубашке духа, что притворялся Хаксом, отчего тот тихо стонал и ахал. Он улыбнулся: — Всё в порядке, дотронься до нас. В этом нет никакого вреда. — В моём сердце нет желания по отношению к вам, — холодно ответил Мако, кладя руку на бластер. Он посмотрел на них обоих: на своего возлюбленного и на генерала. Если до этого дошло, мог ли он… — О? Совсем нет? И когда видишь, как мы занимаемся этим, — начал Хатор и лизнул шею Хакса, а тот громко застонал. Он улыбнулся и продолжил: — У тебя не появляется никаких побуждений? — Где Хатор Рен? — решительно спросил Мако. — Мое желание — видеть его. Дух вздохнул: — Полагаю, ты победил. Передавай привет этому другому рыцарю, первому заместителю. В следующий раз мы не отпустим его так легко. Мако неожиданно почувствовал, как с груди у него словно сняли какую-то тяжесть. Он приподнялся и закашлялся, хватаясь за грудь. Зал теперь был другим, меньше предыдущего, но у него не было времени осознать это, потому что Хатор снова опрокинул его на землю. Судорожно пытаясь вдохнуть, он чувствовал радость и облегчение Хатора, которые нахлынули на него, жаркие и сокрушительные, как будто в лицо пахнуло ветром с песчаных дюн. Он чувствовал губы Хатора на своих губах, и они были солёными, потому что тот плакал от облегчения, его мысли и губы между поцелуями повторяли: — Ты никак не мог очнуться… — Всё хорошо, что хорошо кончается, любимый, — заверил Мако Хатора, обнимая его обеими руками. Настоящего Хатора. Этот был настоящим. Эти прикосновения он узнал бы везде, и скорее всего, именно поэтому тот дух воздерживался от касаний. Он крепко держался за него, посылая ему собственную любовь и утешение в надежде, что это поможет успокоиться. «Ты никак не мог очнуться… Лежал и не просыпался и… Я люблю тебя… Я люблю тебя, я так люблю тебя, не оставляй меня больше!» «Больше никогда. Всё хорошо, любимый. Теперь ты можешь успокоиться…» «Мы очень рады, что ты вернулся. Как ты, всё в порядке?» «Всё так и есть, я в полном порядке». Мако сел, удерживая Хатора на коленях, поскольку тот отказывался отпускать его. Он ещё раньше почувствовал Гаюса и заметил генерала, который неловко стоял рядом. Было почти удивительно видеть его таким смущённым и скромным из-за физических проявлений внимания. Но он, кажется, был немного… — Что тяготит вас, дражайший рубин стратегий? — спросил Мако. — Его сильно напугали… — сказал Хатор, вытирая глаза. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, коснулся умиротворяющих воспоминаний Мако о наблюдении за лепестками цветов, слетающими в пруд медитации, позволил им окружить себя и подарить мыслям покой. — Нам нужно поговорить о том, что случилось. Ты можешь рассказать нам, любимый? Мако с неловкостью во взгляде посмотрел на Хатора: — Это… было лживое, бесчестное существо. «Мы знаем, — услышал он Гаюса. — Была сначала одна иллюзия, потом вторая. Он показывает сперва что-нибудь хорошее, во что невозможно поверить, а потом то, чего хочется, и при этом оно более правдоподобно. Важно, как ты выбрался оттуда. Что ты сделал?» — Я ясно выразил своё желание освободиться, и духи оставили меня, — сказал Мако. — Думаю, в этом дело. Мы должны захотеть уйти. Не очень-то хорошими рыцарями бы мы были, если бы так легко бросали своих товарищей и задание, — произнёс Хатор с лёгким вздохом. — Но это означает… — Он напал на меня, — пробормотал Хакс негромко. «Он совершил покушение на наш драгоценный багряный цветок?» «Он… очень грубо с ним обошёлся. Принял обличие Магистра Рена, касался его и целовал. Сейчас ему немного лучше, но всё равно трудно. Он… он ведь не обидел тебя?» «Нет, я ушёл оттуда нетронутым. Наш младший брат тоже цел и невредим?» «Да, только теперь боюсь всего…» Хакс прервал их беседу словами, проверив одно из устройств у себя на запястье: — Я поставил таймер, когда немного пришёл в себя. Примерно через четыре или пять минут после того, как я очнулся, освободился Гаюс, затем вы, примерно через десять минут после него. Я могу предположить, что остальные спят уже около двадцати минут, может быть, двадцать пять. Это не… С ними всё будет в порядке? — Это испытание не похоже на смертельное, — ответил Хатор с некоторой неуверенностью в голосе. — Но для них будет нехорошо оставаться в таком состоянии дольше пары часов. Я всё ещё не могу ощутить их сознания. Хакс поглядел на Кайло, и Мако крепче сжал Хатора в объятиях, добавив: — Часто нашего доброго магистра уносят волны его желаний, но дух его верен. Души Храма не смогут удержать его. — Могу я узнать… чем он искушал вас? — неуклюже спросил Хакс. Мако немного смутился и ответил: — Желанием, что возвращалось в мои мысли и сновидения много раз… Я мечтал увидеть, как вы и дражайший мой брат разделяете объятия друг друга. — О… — протянул Хакс и запнулся. — Похоже, что это особенно часто используется… — Я читал когда-то о древнем мастере, чья власть над разумом была так велика, что он мог подчинить себе все органы чувств жертв и вызвать мощные галлюцинации, заставляя их уничтожать самих себя своими желаниями, — сказал Хатор. — Он был так похож на демона, что его имя затерялось в легендах. Его называли просто Инкуб. Может быть, это с ним мы сейчас имеем дело. «Значит, он сильный…» — подметил Гаюс, взяв генерала за руку и подбираясь ближе. — Он сильнее. Он очнется, — твердо сказал Хакс, глядя на Кайло. — Ты там меня слышишь? Если что-то настолько глупое тебя останавливает, ты нас всех задерживаешь. Ты ничем не поможешь галактике в таком состоянии… Я запрещаю тебе бросать меня… вот так… Мако прижался к Хатору. Он видел его воспоминания и чувствовал, как мучительно было ждать, когда он очнётся. Он перевёл взгляд на Гаюса и генерала: — Прошу вас, присядьте с нами. Отдохните хотя бы недолго. — Я… лучше постою, благодарю, — Хакс отошёл от Гаюса и начал ходить вокруг, через равные промежутки времени лихорадочно поглядывая на часы. Гаюс с готовностью уселся рядом с Хатором, который обнял его одной рукой, и спросил: «С ними ведь всё будет хорошо, да? Им лишь нужно понять, что это обман, и захотеть уйти». — Это может оказаться непросто. Элео слишком много обо всём думает, Э’Чон недостаточно критически смотрит на вещи, Кайло… Что ж, он превосходный рыцарь и боец, но очень часто чувствует себя так, будто его разрывает на части, и готов ухватиться за любой шанс получить облегчение. А Сигурд… — Хатор посмотрел на светловолосого рыцаря. — Сигурд имеет склонность делать то, чего требуют его чувства, в определённой степени. Если с ним происходит что-то по-настоящему тёмное или по-настоящему приятное, он будет просто плыть по течению.