Восемь как один

Хакс наморщил лоб. Имя казалось знакомым, словно сон, который почти растаял при пробуждении, и его едва ли можно было вспомнить. Он знал его, но не мог понять, откуда. Это было довольно распространённое женское имя на Арканисе. Наверное, он знал много разных Молли, но лента… ленту он узнал точно. Его отец никогда не утруждался заворачиванием подарков в бумагу, зато это всегда делала его мачеха. Для неё было важно соблюдать внешние приличия. Даже если подарки на день рождения Хакса представляли собой маленькую формальность, они должны были, по крайней мере, выглядеть красиво. Хакс вспомнил, как отец сказал однажды: «Он мальчик. Ему не интересны никакие ленты. Их попросту выбросят». Это была точно такая же лента, как та, которую всегда выбирала его мачеха. Красная, очень яркая и красивая. Чтобы на краткий миг продемонстрировать её хороший вкус, пока Хакс осторожно разворачивал свой маленький подарок, что бы в нём ни было. Он узнал бы эту ленту где угодно. Её ширина и живой цвет не позволяли ошибиться. — У меня не было собаки… — задумчиво произнёс Хакс. Не было. Или… была? Один свой подарок он не мог вспомнить. Это был его седьмой… нет, восьмой день рождения. Он не получил подарка, пока все взрослые не разошлись. Отец отметил, что это нечто особенное, и ему придётся подождать, пока все не уйдут, прежде чем он сможет это получить. Конечно, он бы запомнил что-то настолько необычное, и всё же в памяти не осталось совсем ничего. Ссора. Та, которую он из памяти стёр. Они поссорились из-за… Хакс не мог вспомнить из-за чего, причина была погребена глубоко в его душе. Хакс припоминал только смутные ощущения: гнев, предательство, парализующая печаль. После завершения коррекции он был уверен, что для подростка нормально ссориться с родителями и переживать подобные эмоции, и что прохождение процедуры стало наилучшим решением. Немало времени уходило на то, чтобы гормоны пришли в норму и эмоции утихли. Если он не мог вспомнить ни свой подарок на день рождения, ни ссору, то имело смысл предположить, что они были как-то связаны. Подарок отобрали? Его отец что-то с ним сделал? Или его мачеха? Или подарок был… — Я не помню… но, кажется, когда мне было восемь, у меня была собака, — медленно сказал Хакс, глядя на ленту и пытаясь успокоиться. — Ладно, это начало, — уверенно сказал Кайло, вздохнув с облегчением. — Её, должно быть, звали Молли, — сказал Хакс, глядя на бирку. Он покачал головой: — Честно говоря, я ничего не помню. Воспоминания должны были быть подавлены. Я не должен их поднимать. — Но если у вас в детстве была собака, должно было остаться что-то, — сказал Хатор. — Ведь это огромное количество воспоминаний, которые пришлось бы стереть. — Я… пытаюсь. Я помню, что проводил много времени один, играя сам с собой. Когда мне исполнилось десять, я отправился в юношеский тренировочный лагерь. И не помню там других животных, кроме кошек, которые охотились на вредителей в подсобных строениях, — объяснил Хакс. — Слишком близко. Хакс застыл. Этот голос… звучал не у него в голове. А так, словно говоривший находился прямо рядом с ним. Он обернулся, ожидая увидеть позади отца, но увидел не только его. Его отец был там, но моложе — таким, как запомнился из детства. Хакс увидел и себя, младше, долговязого, слишком высокого для своего возраста, веснушчатого и худого. Как он и думал, отец вручил ему собаку, щенка, осторожно положив тёплое, мягкое создание в руки его младшего «я». Хакс не мог этого вспомнить, но его юное «я» было в полном восторге. Зелёно-голубые глаза были широко распахнуты, рот открыт в изумлении, и он нетерпеливо спрашивал, действительно ли, по-настоящему ли собака принадлежит ему. — Она твоя, — сказал отец, гладя мальчика по голове. — Заботься о ней хорошо, Мёртаг. Ты за неё отвечаешь. — Спасибо! Спасибо, спасибо! — воскликнул Хакс-младший. Мальчик осторожно перехватил собаку повыше, чтобы рукой обнять отца за пояс. — Я позабочусь о ней! Ты лучший папа в галактике! «Я не понимаю… — начал Гаюс, скользнув рукой в руку Хакса. — Ты выглядишь счастливым. С чего бы тебе хотеть это забыть?» — Сейчас я начинаю понемногу припоминать… — медленно сказал Хакс, шагнув вперёд, чтобы вглядеться в воспоминание, которое ему показывали, в своего младшего «я», с обожанием прижавшегося к отцу. Он также обратил внимание на небольшую деталь, которую наивный мальчик мог не заметить: отец не гладил его по голове — он пытался удержать юного Хакса и его маленькую жёлтую собачку подальше от своей униформы, чтобы на неё не попали волосы. Хакс коснулся своей головы. Он вспомнил манеру отца гладить его. Неужели это всегда была попытка его прогнать? Нет… всегда так и было. Теперь Хакс вспомнил. Ему всегда хотелось, чтобы они с отцом были близки, но его неизменно отталкивали. Эти воспоминания… в которых отец заботился о нём… они были ложью. — Мне это не нравится… — задумчиво проговорил Элео, вытащив бластер и держа его наготове. — Я помню… я играл не один. Молли тоже была со мной, — сказал Хакс. С возвращением одного воспоминания началась цепная реакция, уничтожившая всю тщательную коррекцию. Он начал вспоминать недели после своего дня рождения, как он был счастлив, и как затем счастье уступило место разочарованию, когда оказалось сложно научить Молли перекатываться, и мачеха ругала его за то, что он постоянно был покрыт отпечатками лап. Он вспомнил, как холодными ночами обнимал щенка в постели, чтобы согреть, и свой восторг, когда отец позволил поставить миску Молли в столовой возле его стула, чтобы они могли есть все вместе. Выражение на лице отца заставило Хакса нахмуриться. Тот не был горд или доволен, выполняя просьбу сына. Что-то в этом было не так, как и в том, что он унял приглушённые возражения жены, понизив голос до тихого бормотания, которое сын не смог бы разобрать. Воспоминания разыгрались вовсю, стоило в них углубиться. Мелькали дни, когда он болел, а его верный товарищ сидел рядом на кровати, жалобно скуля, потому что он не мог играть. Часы, проведённые за чтением книг о собаках и новых трюках, которым он мог бы её научить. Он вспомнил, как думал, что немножко похож на отца, и стремился превосходно вымуштровать свой маленький «отряд», точно так же как комендант тренировал солдат. Он вспомнил, как ему было грустно, когда пришлось уехать для прохождения юношеской подготовки. Вспомнил, что не мог сдержать слёз, когда снова и снова просил мачеху пообещать, что она будет хорошо заботиться о Молли и точно выполнять его инструкции. Он хранил её маленькое голоизображение в своём шкафчике для обуви. Даже когда он подрос, и сверстники стали класть в свои шкафчики картинки с экзотическими женщинами в откровенных нарядах, он хранил одну — с Молли. И ещё вспомнил, как его переполняла радость, когда он возвращался домой. Каждый раз, возвращаясь в отпуск или на праздники, он был несказанно счастлив видеть, как Молли мчится ему навстречу. Он полностью брал на себя уход за ней, давал ей все те особые угощения, которыми предупредил мачеху её не баловать. Он был так счастлив. Хакс не мог вспомнить, чтобы был так счастлив когда-либо после прохождения коррекции. Он переживал все эти восхитительные чувства, которые заблокировал по причине, которую не мог… он заблокировал их, потому что… потому что… — …нет… У Хакса вырвалось дрожащее восклицание. Перед ним продолжали разворачиваться счастливые воспоминания. Каникулы, плавание, купание Молли, его радостное возбуждение, когда она осваивала новый трюк, гордость, когда он демонстрировал её новые умения отцу. Всё это закончилось чем-то ужасным. Горло сдавил страх. Хакс побежал вперёд, чтобы схватить призраков, но его руки проходили сквозь них. Он бросался на них, исступлённо размахивая руками и пытаясь заставить всё исчезнуть. — Нет! Не показывайте им это! Только не это! — крикнул Хакс. Он развернулся на месте, гадая, выглядит ли он так же, как ощущает себя — безумным, с широко распахнутыми глазами. — Пожалуйста… не смотрите! Что бы там ни было, не смотрите! Кровь застыла у Хакса в жилах, когда он понял, как всё началось. Ему было десять. Он закончил юношескую подготовку. У него был целый месяц, чтобы побыть дома, прежде чем приступить к настоящему обучению. Стать полноправным членом Первого ордена. Этого он хотел больше всего на свете. Присоединиться к Ордену было высшей честью, куда важнее и полезнее всего остального. Он так отчаянно хотел быть полезным, хотел получить одобрение родителей. Он считал, что если присоединится к Ордену, отец может тоже его обнять или коснуться его лица, так же как это делали другие родители со своими детьми. И даже если он совершал плохие поступки… Хакс так сильно хотел, чтобы отец им гордился. На этот раз всё было иначе, потому что Молли не подбежала, как обычно, чтобы его поприветствовать. Вместо этого на ступеньках дома его встретил отец. Много его друзей, офицеров, которых Хакс знал с детства, стояли рядом с ним. Хакс вспомнил своё замешательство, потому что не знал, чего ждать. — Отец? — спросил Хакс-младший, глядя, как люди наблюдают за ним, пока он поднимается по ступенькам. Он вспомнил, как неловко себя чувствовал, все устремлённые на него глаза этих людей, которые явно чего-то от него ждали. — На минутку, если не возражаете, — сказал его отец, поманив мальчика в дом и не глядя на него. Офицеры кивнули, и Хакс поднялся по лестнице в дом, будучи рад оказаться вдали от их пристальных взглядов. Он посмотрел на отца: — Сэр? Что случилось… — Если ты не поступишь в точности, как я говорю, пожалеешь, что родился на свет, — раздалось в ответ рычание. Хакс застыл, когда внезапно пришло воспоминание о том, как он увидел мельком маленькое тайное оружие в руке отца, затем быстро спрятанное в длинном рукаве. Его отец… он собирался… Теперь Хакс ему поверил. Он был в ужасе. Он слышал рассказы о том, что кадеты, не младшие, а старшие, сражались до смерти, что учителя поощряли их к этому, и если кадет слишком часто терпел поражение, он умирал. Тогда Хакс не поверил. Он знал, что его отец был суровым человеком, но убивать кадетов? Это было чересчур, совершеннейшая крайность. Так продолжалось до тех пор, пока другой младший кадет не устроил ему засаду и чуть не убил, неся какой-то бессвязный бред, будто отец Хакса убил его брата. И тогда Хакс начал верить слухам. Были новые сообщения о смертях, его избегали сверстники, некоторые из ненависти, а некоторые из страха, и всё это привело к ещё большему одиночеству Хакса. Но всё было в порядке… отец должен был иметь для этого веские причины. Он просто пытался сделать Орден лучше. Наверное, кадеты совершили что-то ужасное… его отец был хорошим, его отец был справедливым… если он угрожал убить его, должна быть веская причина… Его отец убьёт его, если он не последует приказам. Если он ослушается указаний, то умрёт. Он наблюдал, как его юная копия кивнула, стараясь сдержать боязливую дрожь. Отец положил руку ему на плечо и сжал, и это давление удерживало его в реальности, пока они шли по дому. Отец, понизив голос, продолжал: — Тебе предстоит показать, до каких пределов простирается послушание офицера Первого ордена. Если ты потерпишь неудачу, это будет не просто позор, это будет провал, которого Орден может не выдержать. Эти люди следят за проведением наших тренировочных программ, а эти программы обеспечат галактике стабильное будущее. Покажи им, что их вложения не бесполезны. Если ты осмелишься ослушаться, это будет иметь куда худшие последствия, чем ты можешь себе представить. Его вывели на улицу, и он обнаружил Молли, привязанную к столбу, наскоро вбитому в землю. Увидев его, она залаяла, натянула верёвку и попыталась рвануться навстречу. Словно во мгновение ока остальные мужчины собрались вокруг, внимательно наблюдая, пока Брендол говорил: — Господа, вы знаете моего сына, и вы знаете его питомца. В руку Хакса вложили бластер, и его юная копия побелела от страха, поняв, что происходит. — Кадет, пристрели это животное.

***

Кайло никогда не видел Хакса в таком отчаянии, таким страдающим, как в последнем развернувшемся перед ними воспоминании. Сам Кайло был не в силах заставить себя смотреть. Он закрыл глаза и прислушался к тому, что, как он знал, сейчас последует. Звук выстрела, вой, ещё один выстрел, затем тишина. Когда он открыл глаза, призраки исчезли, а Хакс сидел на земле, на коленях, скорчившись, проводя руками по волосам и покачиваясь. «…боги…» «Это… да кто станет такое приказывать…» «…так вот почему…» Это был не конец. Они увидели ещё. Хакс в Академии. Хакс старался оправиться, скрыть свою боль, поддерживая товарищей по учёбе и пытаясь помочь им не отставать, чтобы они все могли приносить пользу. Обучал мальчишку, которому нужно было совсем немного больше помощи с математикой, чем могли дать учителя. Помогал девушке, у которой никак не получалось сосредоточиться, как бы она ни старалась. Носил вещи за помощником преподавателя, который получил непоправимое повреждение связок на службе Империи. Поддерживать их стало его целью, помогало ему исцелиться от того, что он сделал. Затем вмешался Брендол. Если он решал, что с кем-то Хакс сходился слишком близко, ему давался приказ: убить. Лишь два слова: «Слишком близко». Словно код. Тогда Хакс осторожно и быстро устранял цель, указанную Брендолом. Они смотрели, как Хакса выставляют напоказ, а Брендол расписывает, каким замечательно беспристрастным стал его сын. Он не нуждался в привязанностях. Он был доведён до состояния совершенного оружия. Острый ум, свободный от отвлекающих факторов. Совершенный в своей преданности. Хакса… обоих Хаксов, казалось, мутило от того, что они слышали и видели. Затем явилось ещё одно воспоминание. Хакс, потрёпанный, измученный, свернулся калачиком на своей койке, не желая никого видеть и ни с кем разговаривать. Все, о ком он заботился, каждый, с кем он когда-либо хотел находиться рядом. Их больше не было. Не было из-за него. Один из его инструкторов положил руку ему на плечо и произнёс: «Будет лучше, если ты пойдёшь на это сам, кадет. Это не больно. Только немного неприятно, и всё закончится». Впервые… Кайло почувствовал исходящее от Хакса сомнение. Сомнение в справедливости Первого ордена. — Хакс? — тихо позвал Кайло, осторожно подступая к нему. — Я помню всё… — пробормотал Хакс. — Хакс, теперь всё закончилось… что бы там ни было, всё позади, мы можем идти домой, — сказал Кайло, пытаясь утешить. — Я помню… меня скомпрометировали, — пробормотал Хакс, потянув себя за волосы так, что это наверняка было больно. — Хакс? — спросил Кайло, не узнавая в человеке перед собой всегда спокойного, собранного сокомандующего. Хакс вмиг вскочил на ноги и выхватил бластер. С широко раскрытыми глазами, перепуганный, он выставил оружие перед собой и прошипел сквозь стиснутые зубы: — Вы все меня скомпрометировали. «Что с ним происходит?» «Его коррекция обратилась вспять…» — Генерал, милый… — начал Хатор, приближаясь на шаг. — СТОЯТЬ! Хакс не орал на них, не давал команд, он вскрикнул, как испуганное животное, и стремительно обернулся, чтобы направить оружие на приближающегося рыцаря: — Не подходите ко мне! Никто не подходите! Я это сделаю! «Он не может здраво рассуждать в таком состоянии. Его разум в полном беспорядке, сейчас до него не достучаться». «Сиг, должен быть способ». «Я пытаюсь что-то найти, но его разум рассеян. Мысли мечутся, как у загнанного зверя. Слишком много страха». «Мы вас предупреждали. Вот кто он такой. Вот как он поступает». Появились духи, но Хакс на них никак не реагировал. Возможно, он не мог их видеть. Кайло узнал одного по воспоминаниям Сигурда, того, кто продолжал носить лицо Хакса, словно маску. Тот посмотрел на Хакса и с самодовольной, словно приклеенной к губам усмешкой помахал рукой перед глазами генерала, демонстрируя его неведение. Хакс как будто застыл на месте, когда другой дух, женщина, подняла руку. Так она замедлила или остановила для Хакса время. Меняющий форму дух позволил своей ухмылке на миг угаснуть: — Это не испытание, мы только хотели убедиться, что вы все поняли предупреждение. Другой дух, тот, что управлял испытанием Хатора, издал звук неодобрения и отвёл взгляд. Кайло шагнул вперёд: — Если это не испытание, тогда что это? — Предупреждение, — ответил оборотень, раздражённый необходимостью повторять сказанное. — Вот так он действует. Это был только первый раз. Товарищи-кадеты, помощники инструкторов, всякий, с кем он сближался — ему приказывали от них избавляться. И знаете, что он делал? Он подчинялся. Свой драгоценный Орден он ставит превыше всего. Оказавшись перед выбором между ним и вами, он уничтожит вас. Взгляните на него. Сейчас он в здравом рассудке, в своем естественном состоянии ума. Посмотрите, что он делает. Будь у него сила, будь у него возможность, вы все были бы убиты на месте. — Анализ: ситуация слишком опасна для продолжения. Рекомендуемые действия: удалить проблемную переменную из сценария, чтобы повысить эффективность, — бесстрастно произнёс ментор Мако. — Ты имеешь в виду, убить его?! — требовательно спросил Элео. — В этом нет необходимости. С вашими способностями его было бы достаточно легко сдерживать. Вновь измените его разум и держитесь на расстоянии. Он будет достаточно безвреден, пока не ощутит привязанность, — ответил ментор Э'Чона, скучающе пожав плечами. — В самом деле, взгляните на него, — сказал оборотень, фыркая от смеха, став рядом с Хаксом так, чтобы их черты можно было сравнить. Он ухмыльнулся рыцарям. — Ломаете пару ментальных барьеров, и он теряет рассудок. Неужели это тот, кому вы хотели бы доверить спину? Перед кем хотели бы проявить уязвимость? Миленькое лицо может что-то значить, только пока вы не поймёте, что он — обуза. — Обуза, которая надрала вам всем задницы, — проворчал Элео. Оборотень умолк, краткая вспышка гнева озарила его лицо, затем он отступил от Хакса и заставил себя вернуться к обычной ухмылке. Женщина, та, что испытывала Элео, взмахнула руками: — Мы снова запустим для него время. Пожалуйста, поймите, мы делаем это всё не потому, что ненавидим вас. Вы все так могущественны, Сила вокруг вас невероятна. Мы хотим максимально раскрыть ваш потенциал. И… м-м… ваш форс-нуль сильный, мы это чувствуем, мы это видели, но… — Было бы жаль… Кайло вздрогнул, услышав, собственный голос из чужих уст. Его собственный ментор, который олицетворял его более молодое «я», должно быть, тоже мог менять облик. По большей части одеяние скрывало его, была видна только нижняя половина лица. Он продолжил: — Было бы жаль, если бы однажды он сорвался. Вспомнил, что ему внушали, отравил вас, перерезал вам глотки во сне. Такой потенциал будет потрачен впустую из-за желания обладать нестабильным форс-нулём. Мы отпустим его. Мы подтолкнём его. Что вы с ним сделаете — ваш выбор. Время для Хакса снова пошло, и он судорожно вдохнул, оборачиваясь, чтобы наставить бластер на менторов. Оборотень с лицом Хакса начал меняться. Он стал старше, чуть ниже и более грузным. Его походное снаряжение изменилось, став чем-то вроде униформы Первого ордена. Лицо стало шире, волосы спереди слегка поредели, седины проступило столько, что рыжего не осталось вовсе, только светло-жёлтый. Он прищурился и заговорил: — Мёртаг, убери это. Хакса затрясло, его глаза расширились, но он повиновался. Кайло сделал осторожный шаг вперёд, и хотя Хакс ещё сильнее разволновался, он больше не тянулся к оружию. Оборотень усмехнулся и тихо сказал: — Ты знаешь, что я сделал с теми кадетами и что я сделаю с тобой, если ты меня подведёшь. У тебя не должно быть привязанностей превыше Первого ордена. Орден важнее, чем отец, мать, друг, любовник, даже тот твой питомец. А теперь… Перевёртыш указал на Кайло, шёпотом обращаясь к Хаксу. Из-за отсутствия любых других звуков этот жуткий шёпот разнёсся по всей комнате: — Он тебя отвлекает. Из-за него ты колеблешься при исполнении долга. Его темперамент не подходит для деликатных операций. Подумай, насколько лучше был бы Орден без него. Перевёртыш взял руку Хакса и вложил в неё оружие: — Ты знаешь, что должен делать. Хакс побледнел, взял бластер и прицелился в Кайло: — Я… Кайло напряг все силы, чтобы остановить выстрел. Он делал это раньше, и был уверен, что сможет снова. Однако после этого выстрела… ему придётся остановить Хакса. Каким-то образом он должен был бы остановить его и… Прогремел выстрел, и оборотень закричал, хватаясь за лицо. Хакс продолжал целиться и стрелять в него, пока остальные духи не вступили в дело, создав щит. Глаза Хакса по-прежнему оставались широко открыты, Сила вокруг него по-прежнему была насыщена страхом, он всё так же пытался держать дистанцию, но он сделал свой выбор. Он заговорил дрожащим голосом, посмотрев на Кайло: — Миссия прежде всего… Кайло кивнул, не совсем успокоившись, но радуясь тому, что видел следы возвращения Хакса, которого он знал. — Миссия прежде всего. — Мы только что затеяли драку с туевой кучей призраков Силы? — спросил Элео. — Полагаю, что так… — прорычал Сигурд, положив руку на рукоять клинка. — Не могу сказать, что у меня не чешутся руки сразиться с этими чудовищами, — согласился Хатор. — Я не мог бы подобрать лучших слов, брат моего сердца, — добавил Мако. Гаюс взял руку Э'Чона, и его голос прозвенел через их связь: «Ты готов к битве?» — Всегда! — взревел Э'Чон. Хакс упал на одно колено. Он явно был невероятно напуган, но, несмотря на это, взмолился: — Впустите меня.