***
Хакс провёл несколько часов в оцепенении. Он даже не знал, что прошли часы, пока вечерний свет не стал золотистым и по плетёным бамбуковым циновкам пола не протянулись длинные тени. Он убивал время, царапая по матам тупыми ногтями. Кайло поместили в другую комнату на время выздоровления, и Хакс был не в том душевном состоянии, чтобы его видеть. Их разговор в шаттле, когда он видел Кайло в таком состоянии — его душу разрывало от новообретённых и нежных чувств. Он не думал, что готов снова увидеть Кайло в ближайшее время. Похоже, его разум окончательно успокоился, и он теперь ощущал… пустоту. Казалось, будто у него больше не осталось слёз или его разум так истощён, что просто не может заставить Хакса ощутить вообще хоть что-нибудь. У него остались все воспоминания, но он весь оцепенел и не знал, что делать. У него случился ещё один нервный срыв в шаттле, и рыцари утешили его, но ему казалось, что он хочет большего, что ему нужно больше, чтобы снова чувствовать. Однако он не ощущал себя достойным этого. Просить было бы уже чересчур, тем более другие и так потратили на него своё время и внимание. У остальных хватало собственных проблем, а он только бы усугубил положение. Раскладные тюфяки и толстые одеяла, которые стелили сверху, по-прежнему были в шкафу, но Хакс чувствовал, что у него нет сил их достать и разложить на полу. Всё, что он был сейчас в состоянии делать, это лежать в оцепенении на холодных матах. Он не мог даже собраться с силами, чтобы выплакаться. Со времён юности ему приходилось убивать всех, с кем он сближался. Его отец делал это целенаправленно, используя его в качестве прототипа, используя страх для манипулирования им, чтобы уничтожить всех, о ком он по-настоящему заботился. Это заставило его чувствовать… …он не чувствовал. Его научили не чувствовать. — Генерал, милый? Хакс поднял глаза и увидел Хатора. На краткий миг встретившись с ним взглядом, он опустил глаза и снова сосредоточился на матах и крохотных тенях на полу. Он не поднял глаз и тогда, когда рыцарь приблизился и опустился на колени рядом с ним: — Вы пропустили обед. Все остальные отправились перекусить, как только вернулись. Они не ели несколько часов, поэтому понятно: первое, что им хотелось сделать, — это поесть. Это было для них также чем-то вроде ритуала, пиршество после победы, даже если оно таковым не ощущалось. Хакс отправился прилечь, сказав, что слишком устал для трапезы и поест позже. Рыцарь склонился чуть ближе: — Если хотите, я могу попросить кого-то принести вам что-нибудь. Я свободно говорю на хэйанском. Хакс покачал головой, насколько был в состоянии это сделать в своём положении на полу. Его голос прозвучал сухо и устало: — Я не голоден… — Ладно… — тихо сказал Хатор. Он выждал мгновение, затем спросил: — Вы хотите поговорить с Кайло? Он беспокоится о вас. Хакс закрыл глаза и снова стал царапать пол. — Я должен поговорить с ним, не так ли. — Мы все беспокоимся. Мы чувствуем, что с вами происходит, — пояснил Хатор. — Сила, текущая через вас, теперь намного яснее и крепче, даже если вы не слышите этого. Мы могли бы и не заглядывать в мысли, но Сила вокруг вас может дать нам представление о том, что вы чувствуете. — Я об этом позабочусь, — сказал Хакс, — я собираюсь снова пройти коррекцию. Хатор испустил долгий вздох и подвинулся, чтобы устроиться поудобнее: — Вы ведь знаете, что мы все в курсе, что вы планируете это сделать? — Вы все связаны… Я предполагал, что вы все узнаете, — пробормотал Хакс. — Мы можем об этом поговорить? Я знаю, вы предпочитаете проговаривать всё, — сказал Хатор. В том, что рыцари будут противодействовать ему таким образом, был смысл. Гаюс не мог говорить обычным способом, а Хатор, по-видимому, обладал наибольшей эмоциональной восприимчивостью среди всех рыцарей. Он был один, поэтому всё не выглядело так, будто на него давят. Они просто поговорят вдвоём. — Мне это нужно, — тихо сказал Хакс. — Если бы у меня были месяцы, чтобы посвятить их лечению, я бы не стал этого делать, но моим людям необходимо, чтобы я мог работать и ясно мыслить. У меня недостаточно времени, чтобы попробовать что-нибудь ещё. — Это ваш выбор, но можем ли мы помочь вам его обдумать? Я знаю, вы хотите принять наилучшее решение, — продолжил Хатор. Хакс вздохнул. Значит, Хатор или кто-то, подсказывающий Хатору мысли, хотел сыграть роль адвоката дьявола. Это бессмысленно. Другого пути нет. Нет времени на терапию или подбор лекарств для лечения травмы, причинённой его разуму. Ему нужно поправиться в считанные дни. Ничто не могло отменить этот факт. — Что вы станете делать, если коррекция снова будет разрушена? Если вы увидите что-то, что возвращает воспоминания, — спросил Хатор, стараясь говорить ровным, нейтральным тоном. – У вас есть план на случай, если это произойдёт? Хакс помедлил. Об этом он не задумывался. Всё, о чём он мог думать, это избавление от чувств или от того, что сейчас казалось оставленной ими пустотой. Если бы его каким-то образом подтолкнули вспомнить своё прошлое и вернуть все эти сильные эмоции, как бы он с этим справился? — Просто снова прошёл бы коррекцию, полагаю, — тихо сказал он. — Хорошо ли это для вас? — спросил Хатор. — Сколько раз вы можете пройти коррекцию, прежде чем она нанесёт вам непоправимый ущерб? Хакс вспомнил статистику, которую ему доводилось читать. Было ограничение на то, сколько раз можно было подвергнуть объект коррекции, прежде чем наступали необратимые повреждения головного мозга. Он прижался щекой к прохладной циновке и пробормотал: — Семь… Идеальный седьмой — так это называли. После восьмого раза считаешься непригодным. — Значит, ещё шесть раз вы можете пройти через это. Если сделаете это снова, останется пять. Вы уверены, что хотите сделать это со своим разумом? — спросил Хатор. Хакс снова закрыл глаза, словно веки могли защитить его от правды. Многократная коррекция вызывала риск повреждения головного мозга. Он не хотел причинять себе такой непоправимый и разрушительный вред, но это был единственный вариант. У него не было времени на другое решение. Он несколько раздражённо возразил: — У всех процедур есть побочные эффекты. Если бы я принимал лекарства, это было бы так же опасно. Он слышал, как Хатор пытается скрыть разочарование в своём голосе: — Это правда, препараты могут иметь плохие побочные эффекты. Но могут ли эти побочные эффекты погубить вашу карьеру? — У меня нет времени экспериментировать с лекарствами, — возразил Хакс, — я не хочу их принимать. Я хочу избавиться от всех этих чувств. Мне больно от них. Я не хочу больше это ощущать. Хатор выждал некоторое время. Через несколько секунд Хакс почувствовал кончики пальцев, нерешительно скользящие по его волосам. — Мы не хотим, чтобы вам было больно. Мы лишь хотим убедиться, что вы сами не продлеваете собственные муки. Мы беспокоимся, что коррекция сделает вас уязвимым. Хакс не двигался. Ему казалось, у него не хватит сил подняться с пола, не говоря уже о том, чтобы положить ладонь на руку Хатора, чтобы выразить признательность за доброту, которой рыцарь пытался его окружить. Хатор продолжил: — И скоро вам потребуется что-нибудь съесть. Вам понадобится вода… и если позволите… от вас начинает немного попахивать. Вы до сих пор не сняли грязную одежду. Так не годится. Вновь открыв глаза, Хакс посмотрел на Хатора. Разумеется, рыцарь, следящий за своим внешним видом, переоделся. Хакс не понимал, как он не заметил такой очевидной детали. Это было совершенно не похоже на его прежние доспехи. На нём было какое-то хэйанское одеяние, белое, почти как медицинский халат, но застёгивающийся спереди, он скрывал фигуру рыцаря от шеи почти до самых лодыжек. Хатор отвёл руку, чтобы запустить её в карман халата. Он достал оттуда какой-то предмет и поднял так, чтобы Хакс разглядел его в золотом свете: — Мы нашли их, когда переодевались. Я не мог вынести ощущения пропитанной потом одежды, поэтому заставил всех это сделать. У нас у всех есть по одному — символ нашей победы в Храме. Хакс смотрел на него безучастно. Он видел изображения, и даже зная, что это такое и что оно означает, не был взволнован. Он знал, что ему следует чувствовать. Удовлетворение по поводу того, что у рыцарей есть эти награды, радость за их победу, некий триумф, но ничего не было. Он пытался притвориться, что ощущает что-то, хотя это было бессмысленно. Хатор должен был заметить, что он лжёт, когда он произнёс: — Я рад… — Мы не смогли бы сделать это без вас. Я говорю вполне серьёзно, — сказал Хатор, — вы поддерживали всех нас. Хакс не знал почему, но, несмотря на то, что он почувствовал лёгкое волнение, когда его похвалили, ему также захотелось плакать. Ему не казалось, что он заслуживает похвалы, или дружбы, или чего-то подобного. Нет, он был уверен, что не заслужил этого. Как он вообще мог когда-нибудь снова почувствовать, что заслужил что-нибудь хорошее? Он не заслуживает быть счастливым или любимым. Он был ужасным человеком, который делал ужасные вещи, и если презрение — всё, что он будет получать до конца своих дней, это будет совершенно справедливо. Он снова ощутил пальцы у себя в волосах, и Хатор произнёс: — Пойдёмте, вам следует хотя бы помыться. Мы все делим одну комнату, и я уверен, что вы не желаете источать зловоние. — Я не хочу идти, — сказал Хакс, полностью осознавая, насколько по-детски это прозвучало. — Да, но вам необходимо это сделать. Я могу вас отнести, если вы устали, — предложил Хатор. Сама идея, что нужно сдвинуться с места, была ужасна, но он не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как он плывёт по воздуху по коридорам или висит на плече худощавого мужчины. Он испустил долгий вздох, затем приподнялся и в конце концов сумел устроиться в полусидячем положении. Он посмотрел на Хатора и почувствовал себя жалким и совершенно несчастным. Должно быть, он выглядел так же отвратительно, как и чувствовал себя. — Пойдёмте, — сказал Хатор, протягивая руку, — я даже помою ваши волосы, если хотите. Ваша голова ещё хранит следы от шлема. Хакс взял его руку, ощущая себя беспомощным ребёнком, и Хатор помог ему подняться. Он сбросил сапоги, прежде чем покинуть шаттл, но на нём всё ещё была часть его тактического снаряжения, или что там от него осталось. Всё его оружие было брошено или уничтожено в Храме, осталась лишь лёгкая броня жилета и защитная одежда. На миг он задумался, не обрёк ли он на гибель любого другого форс-нуля, который когда-нибудь попытается войти и добиться успеха в Живом Храме. Благодаря ему у духов появилась вся необходимая информация о том, как противостоять современным технологиям и оружию. Хотя, пережив испытания Живого Храма, он считал, что по-хорошему большинству форс-нулей следовало бы держаться от него подальше. Он сделал несколько неуверенных шагов, и его мышцы завопили от усталости из-за напряжения, которому подверглись. На третьем шаге он взял себя в руки и понял, что ему не составит труда идти. Однако он обдумывал каждый шаг, побуждая себя двигаться вперёд. Он чувствовал себя настолько жалким, что тело реагировало на его чувства и пыталось отключиться. Хатор отодвинул дверь в коридор, и Хакс вышел, его босые ноги касались гладких деревянных полов и заставляли их слегка поскрипывать. Он был удивлен, услышав ещё один скрип где-то слева от выхода. Повернув голову, он обнаружил, что его поджидают пятеро вполне боеспособных рыцарей. У Хакса не было ни сил, ни желания что-либо говорить. Он просто оглядел их всех. Гаюс присел на пол, так что более высокие рыцари склонились над ним и слушали, что происходит за дверью. Первое, что поразило Хакса, — абсурдность всего этого действа. Рыцари были ментально связаны, совершенно не было нужды никому подслушивать под дверью комнаты, пока один из них находился внутри. — Эй, — поприветствовал его Элео, поднимая руку, будто рыцари не делали ничего необычного. — Что вы делаете? — осведомился Хакс, хоть и знал ответ. — Ожидаем появления нашего ясного генерала, чтобы могли мы… принять его в наши усталые руки? — предположил Мако. Хакс взглянул на Хатора: — Он ведь знает, что я не понимаю ни единого слова, которое вылетает из его уст, правда? — В каком-то смысле, — ответил Хатор. — Это Сигурд начал. Он хотел быть рядом, — сказал Элео. Сигурд отвёл взгляд и почесал переносицу. — Разве не следует кому-то из вас находиться рядом с Кайло? — спросил Хакс. — Наш добрый магистр следует по пути к исцелению. Он сыт и взлелеян и не нуждается в дальнейшем уходе, — сказал Мако. — Его власть над Силой заставляет все мирские заботы трепетать в его присутствии! — провозгласил Э'Чон. Хакс рассудил, что это имеет смысл. Кайло вовсе не был беспомощным, даже прикованный к постели. С Силой он мог легко достать себе всё, что нужно, и позвать кого-нибудь на помощь, если ему требовалось то, чего Силой сделать было нельзя. Пока его рыцари находились где-то неподалёку, ему, вероятно, не нужен был никто рядом. На самом деле, с учётом его связи, он даже не нуждался в развлечениях или партнёре для разговора. Гаюс поднялся на ноги и отряхнул свою белую одежду. Немного подавшись вперёд, он взял Хакса за руку: «Можно я пойду с вами? Я не буду говорить, если ты этого не хочешь, я только хочу убедиться, что с тобой все в порядке…» Хакс воспротивился стремлению отшатнуться при касании. Он помнил физический контакт с другими людьми и то, что ему приходилось делать с ними потом из-за чрезмерного сближения. Его приучили отвергать прикосновения, чтобы избежать их и той привязанности, к которой они вели. Он всегда представлял себя где-то в асексуальном диапазоне, поэтому пытался убедить себя, что отказ от прикосновений не был такой уж большой потерей. Он никогда не стремился к ним, поэтому его не должно было беспокоить то, что никто никогда не захочет снова прикасаться к нему… но это его беспокоило. Даже если он не стремился к сексу, он желал прикосновений. Но если он позволит себе привязаться к тому, кто даёт желанные прикосновения… У него, однако, не было времени особенно задуматься над этим так, чтобы ситуация не выглядела странно: он молча стоит посреди коридора, словно его мозг умер. Он слегка кивнул, Гаюс убрал руку и сделал утвердительный жест. Хакс признал в нём стандартный сигнал Первого ордена, который использовался, когда коммуникационные линии выходили из строя, но визуальный контакт сохранялся. Хакс сделал несколько шагов вслед за Хатором и развернулся обратно, услышав скрип более громкий, чем раньше. Повернувшись, он увидел, как рыцари замерли на ходу. Вздохнув, он поинтересовался: — Вы все хотите пойти? — Мы позволим вам использовать раздевалки прежде нас, если вы хотите сохранить уединённость, — предложил Сигурд. — Хотя я понятия не имею, почему вы этого хотите… — Ты не обязан соглашаться… Мы беспокоимся о тебе, Рыжик. Беспокоимся настолько, что просто чувствовать твоё настроение для нас недостаточно, — сказал Элео. Хакс ощущал, что он слишком оцепенел, чтобы сопротивляться. Если другие рыцари хотят находиться в горячем источнике вместе с ним, пусть так и будет. Там нет ничего, чего они раньше не видели, а он так устал. Ему больше не хотелось спорить. Ему хотелось только, чтобы всё закончилось, и не останавливаться. Он вздохнул и сделал знак рукой, показывая, что они могут следовать за ним: — Я бы хотел переодеться сам, если можно.***
Хакс стал снимать снаряжение в маленькой зоне, предназначенной для переодевания, между самим дворцом и горячим источником. Он снял жилет и сразу почувствовал, что плечам стало легче, как только они освободились от значительного веса. Затем последовала исподняя рубашка. Хатор был прав, он весь вспотел, и даже обнаружил один или два маленьких фурункула, возникших из-за того, что поры забились грязью. Он тихо вздохнул: прыщей у него не бывало с тех пор, как он был подростком. Когда же он начал снимать штаны, ему показалось, в кармане что-то лежит. Карманы были опустошены, когда последний дух выбросил всё оружие, которое смог обнаружить. У него вообще ничего не должно было оказаться при себе, но когда брюки упали на пол, он услышал, как что-то ударилось о землю у его ног. Хакс слегка вздрогнул и подумал, что там что-то застряло или внутри всё-таки остался какой-то маленький ножик. Он поморщился при воспоминании о том, что сделал своим ножом в сапоге, и сказал себе, что, используй он нож из кармана, было бы не лучше. Он поднял брюки, собираясь сложить их и вычистить карманы, и остановился, прощупывая ткань, чтобы выяснить, где этот предмет. Хакс наконец обнаружил это в переднем кармане. Добравшись до него, он почувствовал прохладу металла. Предмет был плоским и круглым, как монета. Хакс вынул её и задержал на ней долгий внимательный взгляд. Это был знак победы от Храма. Первый, полученный форс-нулём.