Autumn «Klaromadness»

      Было по-странному тихо, не было слышно привычного щебета птиц или шелест опадающих листьев, которые смогли бы заглушить её внутренний крик. Не осталось ничего, лишь тишина, нарушаемая изредка его тихими, практически бесшумными, отработанными за тысячу лет движениями.       Кэролайн хранила молчание всю ночь и всё утро, пристально наблюдая за его действиями и заходясь в беззвучном крике, выражающим всю её боль и раскаяние, тяжким грузом опустившееся на её хрупкие плечи. Она кричала, но никто её не слышал. Она срывала голос, но оставалась беззвучной. Она кричала, молила, чтобы хоть кто-то услышал, чтобы ОН услышал и помог ей справиться с этим разъедающим чувством вины. Но Клаус молчал, без устали орудуя лопатой и засыпая очередное тело убитой ведьмы свежей землёй, хранящей в себе ещё запах жизни, призванной пропитаться трупным ядом и впитать в себя дух смерти. Холодной и пронизывающей. В которой она была виновата.       Он прятал следы убийства двенадцати ведьм, небрежно скидывая очередное тело в глубокую могилу и тут же рассержено сыпля на неё очередную горсть земли, стараясь не обращать внимание на молодую вампиршу, завершившую сегодня треугольник экспрессии одним неосторожным движением. Глупым, импульсивным и необдуманным.       Его ярость чувствовалась на расстоянии, ухудшая её и без того ужасное состояние, заставляя вопить от боли и желания заглушить голос совести, всё ещё не замолкающей и свозящей её умело с ума. Кэролайн ощущала на себе его укоризненные взгляды, которые он периодически бросал на неё, вынуждая внутренне сжиматься и в очередной раз вспоминать, насколько глупо она поступила.       — Вот и всё, — со злостью воткнув лопату в землю, Клаус повернулся к ней наконец лицом, окидывая уничтожающим взглядом исподлобья, — Двенадцать могил для двенадцати ведьм, — отряхивая с ладоней остатки земли, он разозлено в упор смотрел на блондинку, даже не стараясь скрыть свой гнев и раздражение. — Только это было, — подняв с поваленного дерева свою куртку, он небрежно расправил её, надевая на себя, — И теперь у Сайласа есть всё, что нужно, чтобы открыть врата ада на земле, — слова его вновь попали в цель, больно уколов и вынудив слёзы выступить на её глазах.       Голос в голове всё усиливался, услужливо подбрасывая подсознанию болезненные для её сердца воспоминания. Она видела лицо каждой из них; видела их безжизненный взгляд, с ужасом понимая, что именно она стала причиной этого. Она их убила. Она окропила свои руки в крови, от которой теперь ей не избавиться. Кэролайн чудилось, что ладони её залиты кровью, а сердце в груди, наверняка, почернело, словно подтверждая, какой она на самом деле монстр.       — Ты бы оставил Бонни умирать, — тихо, но удивительно твёрдо, произнесла Кэролайн, растерянно посмотрев на первородного и всё ещё стараясь справиться, унять эту вину, причиняющую боль похуже вербены и беспощадных солнечных лучей.       — Я знаю, что ты не сильна в арифметике, но один всё-таки меньше, чем двенадцать, — сжав пальцы в кулаки, Клаус приблизился к ней, желая встряхнуть её как следует, чтобы она наконец поняла, что натворила сегодня по своей собственной глупости.       Кэролайн должна наконец понять, что её необдуманное действие повлечёт за собой череду жутких явлений и кто знает, чем это обернётся для всех них. Быть может, это вообще их последний день в этом мире. Сайлас непредсказуем, он обладает силой способной их всех погубить лишь взмахом своей ладони. И теперь он свободен делать всё, что пожелает. Благодаря ей, той единственной, кому Клаус готов был простить подобное деяние в итоге. Быть может, позже, когда сумеет загнать древнее зло обратно в могилу, подтвердив своё господство среди худших из худших.       Кэролайн испуганно вздрогнула, уловив волну ярости, исходящую от него, и подскочила на ноги, помня, что лучшая защита — это нападение, ощущая, как голос в её голове постепенно затихает, будто отступая перед могуществом первородного гибрида, признавая в нём лидера и, понуро опустив голову, капитулируя.       — Да, но этот один моя лучшая подруга, — она не знает, как получается так стойко и удивительно спокойно держаться, при этом умудряясь ещё спорить и не выдать своё истинное состояние, разрушающее изнутри.       Так хотелось разрыдаться, прямо как в детстве. Отчаянно и навзрыд, просто лить слёзы и ощущать поддержку, тёплые объятия и нежные, безумно ласковые, слова.       — Говори себе что угодно, чтобы лучше спать по ночам, — вместо этого ядовито ответил он, приправив свой безжалостный тон голоса не менее безжалостной ухмылкой, затрагивающий струны её ослабленной души.       — Я убила двенадцать человек, — растерянный и едва различимый шёпот сорвался с её губ, а внутренний голос завопил, крича ей о том, что она самый настоящий монстр, недостойный искупления.       Крик оказался оглушающим, разрывающим изнутри и вынуждающим вжать блондинистую голову в понурые плечи, готовясь вот-вот сорваться. Ещё чуть-чуть, лишь самую малость...       — Эй, — Клаус сделал шаг к ней навстречу, слегка приобнимая её за предплечья и отвлекая от накатывающей истерики, вновь заглушая на миг этот чёртов голос, — Эй, — он наконец смог заставить её посмотреть ему в глаза, видя, как она отчаянно нуждается в утешении; отчаянно нуждается хоть в ком-нибудь, — Похоже тебе нужна поддержка, — и её лёгкий кивок стал лишь подтверждением столь проницательных слов от него, — Почему бы тебе не найти кого-то менее ужасного, с кем можно поговорить? — его губы изогнулись в издевательской ухмылке, намеренно причиняя ей боль и вынуждая надломлено втянуть в себя воздух, обжёгший лёгкие.       Кэролайн не поверила своим ушам, во все глаза смотря на него, стараясь справиться с накатывающими эмоциями, словно лавина накрывающими её, поражающими своей мощью и разнообразием. Её губы сжались в тонкую линию, и она вдруг, резко взметнув ладонь вверх, с силой влепила звонкую пощёчину Клаусу, вынудив его голову резко дёрнуться в сторону от сильного удара. Гибрид инстинктивно отступил на шаг, чисто механически прикасаясь ладонью к месту удара, всё ещё удивлённо смотря на неё, будто отказываясь верить в произошедшее.       Утробно прорычав, словно дикий зверь, готовящийся разорвать глотку очередной жертве, он на вампирской скорости рванул вперёд, грубо впечатывая хрупкое тело в ствол дерева и смыкая ладонь на шее, слыша, как её сердце бешено забилось в груди от страха.       — Отпусти! — испуганно всхлипнула вампирша, окончательно ломаясь под гнётом его ярости и внутренней борьбы, вдруг жалобно опустив глаза, будто маленький ребёнок, и пустила слёзы.       Они катились по её щекам, словно подтверждая её боль, её человечность, за которую она так отчаянно цеплялась, и которая всегда будет нашёптывать ей какое он чудовище. Вот она… проблема. Её проклятая человечность, не дающая ему то, чего он так отчаянно жаждет заполучить.       Клаус вдруг расплылся в широкой и довольной улыбке, наиграно нежно стирая кристальные капли с женского лица и привлекая к себе внимание чистых небесно-голубых глаз, на дне которых плескались крупицы надежды, которую он собирался уничтожить, вырвать с корнем из неё, открыв ей другую сторону дара бессмертия.       Приблизившись к ней максимально близко, он ощутил своими губами напряжённое горячее дыхание, замечая, что эта близость её стесняет, волнует и в то же время пугает.       — Отключи их, — проникновенно произнёс Майклсон, в упор смотря в её глаза, вовсе не применяя внушение, а желая, чтобы это решение она приняла сама.       — Что? — растерянно произнесла Кэролайн, не веря в правдивость услышанного, на миг подумав, что всё это лишь обман, иллюзия, созданная её пошатнувшейся психикой.       — Поддайся соблазну не ощущать эту боль, сомнения и чувство вины, терзающее душу. Отдайся тьме и познай все её грани. Слейся со мраком, который подарит тебе свободу. Свободу от оков, что сдерживают тебя, не давая стать самой собой. Выпусти внутреннего зверя на волю, позволь ему насытиться и ощутить все прелести вампирской сущности.       Кэролайн беспомощно простонала, прикрывая глаза и стараясь заглушить внутренний голос, кричащий в унисон с Клаусом. Этот крик, призывающий её отключить чувства всё нарастал, отдаваясь эхом в голове и усиливаясь с каждым сказанным им словом. Отключи. Просто отключи.       И она сдалась, пошла на поводу у сладостного искушения. Всего секунда и что-то в ней щёлкнуло. Всего секунда и настала тишина, такая прекрасная и удивительная, такая пьянящая своей бескрайностью и вседозволенностью.       Медленно открыв глаза, она сделала вдох, ощущая вкус свободы на языке и позволяя каждой клеточке своего тела прочувствовать свою неудержимую сущность. Сущность, что она так часто отрицала и подавляла в себе. Теперь это оказалось уже не нужно.       — Кэролайн? — осторожно позвал её Клаус, заглядывая в глаза и не видя больше в них мягкость и сострадание, сквозящее прежде в её взгляде.       Там застыли порок и тьма, что манили своим могуществом, вынуждая его удовлетворённо кивнуть и отойти, позволяя ей ощутить вкус этой жизни, удовольствие от абсолютной свободы. Её губы вдруг растянулись в широкой, совершенно безумной, улыбке, которой позавидовал бы даже Кол. Вот она. Идеальная. Идеальное дополнение к его собственной тьме.       — А Елена была права. Так намного лучше, — усмехнулась Кэролайн, отталкиваясь от ствола дерева и приближаясь к нему, жадно смотря на его губы, не дающие ей покоя уже несколько месяцев.       Вот только раньше ей приходилось сдерживать своё навязчивое желание узнать, какие же они на вкус. Теперь это было делать вовсе не нужно. Ничего больше её не останавливало. Ни голос совести, ни Тайлер, ни друзья. Абсолютно никаких ограничений теперь не существовало. И от этого становилось так хорошо...       — Обещание про жаркий гибридный секс ещё в силе? — изогнув бровь, невинно поинтересовалась Кэролайн, совершенно без какого-либо стеснения устраивая свои ладони на его плечах и нетерпеливо приникая к его губам в требовательном поцелуе, который однозначно перерастёт в нечто большее; гораздо большее.