6. Невидимые нити
15 ноября 2016 г. в 18:56
Когда сельские петухи огласили восход солнца своим пронзительным, режущим слух криком, когда первые его лучи выбрались из-за пригорка и сначала робко поползли, а затем уже смелее побежали по земле, освещая улицы и дворы в Вершках, пробираясь даже в самые темные уголки, в щели между закрытыми ставнями сонных изб, в сараи, коровники и курятники, с кузницы на краю села уже доносились удары тяжелого молота. Это Верен, сын кузнеца, поднялся ни свет ни заря и принялся за работу, в которой уже почти превзошел своего мастера-отца. Тяжелый ручной труд был ему в радость. Отец был доволен сыном как учеником и помощником и через несколько лет собирался полностью передать Верену управление своей кузницей, хотя и сейчас уже сын изготовлял большую часть заказов.
В Вершках их кузница была единственной и обеспечивала село всем необходимым в хозяйстве – от вил, мотыг, кос и других инструментов до всевозможной кухонной утвари и предметов домашнего обихода. К ним обращались все от мала до велика, женщины и мужчины. Выковать удила или подковы для лошади, укрепить оглобли для повозки, сделать крючки или блесна для рыболовов, иногда приходилось заниматься и оружием, в основном для охоты, конечно. Даже за кольцами для молодоженов шли к кузнецам – ювелиров в селе не было, а заказывать в Берестке было неоправданно дорого. Так или иначе, работы было невпроворот. От рассвета до заката не покладая рук трудились отец и сын, почти не переставая горел горн, дули меха, звучали удары молота по наковальне. Отец даже думал расширить дело и облегчить себе работу, для начала взяв в ученики соседского двенадцатилетнего мальчишку, но пока от него было мало толку, он скорее был на подхвате, выполняя различные мелкие поручения и доставляя некоторые заказы, чем обучался кузнечному мастерству.
По делам в Бересток зачастую ездил не сам отец, а Верен, выступая как его представитель и решая всякие торговые вопросы. Так, в последний раз он туда поехал, чтобы заказать железо, а заодно медь и серебро. В Вершках своих рудокопов не было, вся добыча велась вблизи Берестка, потому что там было сосредоточено большое количество богатых на железную руду болот. Там же размещались плавильные мастерские, где он договаривался о поставке в Вершки нужного материала. Ближайшую обещали сделать через несколько дней, поэтому Верен не стал оставаться там и ждать, а поехал назад на попутной повозке, которая должна была высадить его на развилке, немного не доезжая до Пропасти – озеро находилось в стороне от дороги. Он думал успеть в Вершки засветло. Но на полпути у телеги отвалилось колесо, и мужики, согласившиеся его подвезти, решили сделать остановку не только на его починку, но и на отдых – им торопиться было некуда в отличие от Верена. Он с ними попрощался и дальше пошел пешком. Проходя мимо Пропасти, когда уже темнело, он и сам решил сделать привал и развести костер. Да там и уснул.
Проспав дольше обычного, Верен вернулся домой только к полудню, когда взволнованный отец уже места себе не находил. Сын не стал вдаваться в подробности прошедшей ночи, сказав лишь, что задержался в Берестке и, уставший после долгого дня, решил переночевать по пути. Подаренный рыжеволосой красавицей нож тоже показывать не стал – вещь необычная, не стоит привлекать внимание. Он и сам еще не совсем разобрался с тем, что пережил, поэтому лишние вопросы были ни к чему.
В эту ночь ему не спалось. Мысли то и дело возвращались к прекрасной синеокой незнакомке, и, проворочавшись без сна добрую половину ночи, Верен встал и занялся делами – сначала наколол дров, а после отправился на кузницу. Нужно было проветрить голову, а такая нагрузка как нельзя лучше этому способствовала.
Пот струился по нему ручьями, мышцы играли под влажной кожей обнаженного торса, переливающейся на солнце. Голова понемногу прояснялась. Он был недурен собой, высок, крепок, хорошо сложен. Девушки постоянно на него засматривались, кокетничали и строили глазки, но ему пока ни одна из них не приглянулась. И Марфа, дочка мельника, была хороша – полногруда, длиннокоса, весела, работяща – и, определенно, увлечена Вереном. И Велимира, внучка знахаря, – особа утонченная для деревенских, бледная, худенькая, скромная, немного себе на уме, но, без сомнения, красивая – тоже не скрывала своего интереса к нему. И Варвара, дочь соседа Емельяна, – несколько легкомысленная, но очень милая, наивная и добросердечная – была уже девушкой на выданье. Отец наверняка предпочел бы Марфу себе в невестки. Он давно ждал, когда же Верен, наконец, остепенится, он последний из четырех его детей оставался холост. Старший сын Дар был уже давно женат и имел своих детей, дочь Любава была замужем и ждала первенца. Младшая Милена собиралась замуж в будущем месяце, когда народ немного отдохнет от гуляний, связанных с празднованием Купалы. Один Верен еще не нашел свою спутницу жизни.
Верен понял, что снова думает о своей спасительнице, невольно сравнивая всех барышень с ней в ее же пользу, хотя даже имени ее не знает. Она, словно невидимыми нитями, привязала его к себе, и теперь чем дальше он находился, чем больше времени проходило, тем сильнее они натягивались, не давая забыть о своем существовании, доставляя беспокойство, путая мысли, мешая сосредоточиться. Кузнец покачал головой, отложил в сторону небольшое зубило и молоток, вытащил клещами раскаленное клеймо из горна – отец очень гордился своей кузницей и всегда отмечал личным знаком любую изготовленную вещь, кроме разве что мелочи вроде игл, – и приложил к лотку для лопаты. Ну вот – две лопаты, два топора, три ножа, наперсток и ведро – и один из заказов готов. Можно звать Жданко, чтобы тот сбегал к заказчику. И сделать передышку.
Верен утер лоб ладонью, поворошил кочергой угли в горне, прыснул туда воды и, приняв одно важное для себя решение, вышел на свежий воздух. Его обдало ветром, дувшим с речки Зеленой, у которой стояла кузница. Он глубоко вздохнул и с разбегу прыгнул в воду, чтобы освежиться и смыть с себя пот и копоть, оглушив окрестности шумным всплеском, который снова напомнил ему о событиях той ночи. Интересно, подумал Верен, нечисть еженощно резвится или ему просто повезло оказаться у этого злосчастного озера в преддверии Русальной недели?
Выходя из воды, он услышал звонкий голос Милены, стоявшей недалеко от берега и звавшей его домой – она приготовила завтрак. Он кивнул, и она упорхнула назад, к их большому по сельским меркам дому. Сестра была счастлива в предвкушении предстоящей свадьбы, светилась, летала, словно за спиной были крылья, и только об этом и говорила все время. Обычно Верен с радостью слушал ее щебет, отвечал ей, поддразнивал, шутил, но в этот раз он почти на бегу, обуреваемый своими мыслями и посему сопровождаемый строгим взором родителя, перекусил, ограничившись лишь улыбкой в адрес сестры, и поднялся в свою часть горницы. Там он переоделся в сухую и чистую одежду, прицепил к ремню костяной нож, прикрыв его сверху рубахой, и на выходе из дома сказал отцу, что на сегодня он все закончил, срочных дел нет, а при необходимости несколько заготовок осталось в кузнице. Засим он распрощался, не удосужившись сообщить, куда отправляется и надолго ли, что было ему не свойственно.
Недалеко от реки на залитой солнцем поляне, поросшей густой травой, паслась пегая лошадка – голубоглазая серая животина с разбросанными по всему телу белыми пятнами разной формы и величины – неудачное приобретение отца семейства, который позарился на низкую цену. В хозяйстве от нее проку не было – запрячь в телегу ее было невозможно, слишком уж норовистой оказалась, а в качестве наездника она, как ни странно, не признавала никого, кроме Верена. Отец бы рад был от нее избавиться и купить другую – более покладистую – лошадь или нечто совсем иное, но приносящее пользу в хозяйстве, однако сын не дал ему этого сделать, проявив недюжинное упрямство, чем вызвал недовольство отца. Но долго гневаться на своего главного помощника он не мог, поэтому кобыла осталась и даже получила кличку Причуда, отец же называл ее не иначе как Придурь.
Верен осторожно подошел к кобыле, взял ее под уздцы, слегка потрепал по гриве, нежно прошелся рукой по шее, угостил захваченным по пути яблоком и, вставив левую ногу в стремя, запрыгнул в седло. Когда угощение было съедено, наездник легонько ударил пятками по бокам, и лошадь медленно пошла шагом, затем после более сильного толчка – рысью и постепенно перешла в галоп. Верен не хотел терять время, а путь мог оказаться неблизким. До Пропасти он добрался гораздо быстрее, чем прошлым утром пешком от нее до дома, но у озера Причуда начала замедляться и чем ближе подходила к лесу, тем более недовольно фыркать, настороженно прясть ушами и, наконец, резко встав на дыбы и чуть не опрокинув едва удержавшегося в седле Верена наземь, остановилась как вкопанная у кромки леса. Дальше идти она наотрез отказалась – не помогали ни уговоры, ни ругательства, ни нежные поглаживания рукой, ни резкие удары пятками. Верен слез с нее, развернул в обратную сторону и хлопнул по крупу ладонью с криком: «Домой!». Испуганная кобыла с ржанием рванула с места так, будто за ней гнались волки, наездник еле успел отскочить от неожиданности, чтобы ненароком не попасть под копыто.
Верен проводил ее взглядом и осмотрелся по сторонам. Озеро выглядело безмятежным. Ни на берегу, ни в воде никого не было видно. «Не ходи на это озеро на ночь глядя, а лучше вообще обходи его стороной. И в окрестный лес не суйся. Кто знает, куда заведут тебя его тропы. Это плохое место», – вспомнил Верен слова рыжей лучницы и, ведомый, словно навязчивой идеей, желанием найти ее, направился в лес.
Время приближалось к полудню. Солнце стояло высоко в небе, разливая по земле свои обжигающие лучи. Но в лесу царил полумрак и веяло прохладой. Чутье подсказывало кузнецу, что если где и стоит искать деву, что не выходит из его головы, то именно здесь. Он медленно побрел вглубь незнакомого ему леса, где разлапистые ели, высокие сосны и массивные многолетние дубы перемежались с простыми стройными березками и роскошными раскидистыми ясенями, благодаря которым в лесу появлялись небольшие просветы. Дивное получалось зрелище. Дивный был лес. Свежий, нетронутый, таинственный. Жалко было оставлять костяным ножом зарубки на деревьях, мимо которых проходил Верен, но он оставлял, хоть и не был уверен, что они помогут найти дорогу назад. Не зря же она его предупреждала.
Внезапно около правого уха просвистела стрела и врезалась в ствол сосны впереди Верена. Он мгновенно замер, но, увидев знакомое красное оперение, облегченно вздохнул и улыбнулся уголками губ.