Братья

      Максвелл закусывает перо и комкает очередную бумажку. Он совершенно не представляет, как начать письмо матери. “Уважаемая матушка, я в порядке и встретил Эвелана. Так вот, он - Вестник”? Или: “Матушка, Вестник - Эвелан, и он вовсе не умер в Круге, как ты уже понимаешь”?       За спиной слышится многозначительное покашливание, и Максвелл кивает подошедшему Тетрасу. Гном - свойский парень, с ним и за жизнь поболтать можно, только у Максвелла голова другим забита. Помнится, он и сам зачитывался варриковыми книжками в той, прошлой жизни. Да и бумагу с перьями Тревельян позаимствовал именно у него.       - Что, Рыженький, проблемы с беллетристикой? Помочь? - Максвелл устало машет рукой и решает говорить начистоту. Ему жизненно необходимо поделиться всем этим безумием, а Варрик выглядит для этого наилучшей кандидатурой:       - Вот представь, Варрик, что у тебя есть брат. - Начинает он. Слова подбирать все так же трудно. Тетрас посмеивается:       - Интригующее начало. Представил.       - Представь, что ты не видишь его пятнадцать лет, а потом тебе говорят, что он погиб.       Варрик молча качает головой.       - Так вот, после этого начинает происходить какой-то кавардак, и ты вдруг узнаешь, что в центре всей заварушки - твой погибший-не погибший братец. И про все это нужно рассказать матушке так, чтоб ее не хватил удар.       - Задачка. - Соглашается гном. - А что для твоей матушки важнее: что ее сынок жив-здоров, или что у него на руке здоровенная светящаяся штуковина, способная закрывать разрывы, а половина Тедаса готова на него молиться?       Максвелл давится воздухом, вызывая у Варрика смех:       - Брось, вы со Светлячком так друг на друга таращитесь, что сложно не догадаться, о ком ты говоришь. - Про себя Тревельян соглашается. И впрямь будто в гляделки играют. Поговорить бы с ним, но мужества не хватает, а сам Эвелан не больно-то стремится общаться с братом. При встрече - убегает, или заводит разговор с первым же подвернувшимся под руку.       - Задачка... - повторяет Максвелл. Тетрас смотрит на него сочувственно:       - Думаю, стоит все же начать с “Мы оба пока не сыграли в ящик, но всякое может случиться” - Наконец советует он. - Как-нибудь помягче, но суть ты уловил.       Макс рассеянно кивает, обмакивает перо в чернила, и выводит: “Дорогая матушка!       Спешу сообщить тебе, что Эвелан, вопреки нашим опасениям, не погиб во время восстания в Круге. Однако, не спеши радоваться: возможно, ты слышала о Вестнике Андрасте и об образовании Инквизиции. Вынужден тебе сообщить, что Вестник - и есть наш Эвелан. Произошло множество событий, о которых сложно рассказать в письме, посему, матушка, могу только уверить тебя, что оба твоих сына живы и находятся в добром здравии. Сам я останусь на неопределенное время в Инквизиции, и более подробные сведения сообщу тебе позже.       Твой сын Максвелл”       Письмо выходит излишне официозным, как и все его письма к матери, но Максвелл не желает думать над этим ни минуты больше. Он и так потратил на эту писанину проклятых три дня.       Мужчина бросает бумагу в стопку других солдатских писем, и идет искать Эвелана. Не поговорить так послушать - Вестник или нет, но Эвелан его брат, его близнец, и об этой встрече Максвелл грезил долгие годы. Не о такой встрече, конечно, и не когда на горизонте маячит крах всего мира, но это уже что-то. Хотя на самом деле, Тревельян предпочел бы сразиться с десятком демонов, чем заговорить с братом. Придумать, что сказать Эвелану, гораздо сложнее, чем придумать, что написать матери.       А Максвелл и в этом не больно-то преуспел.