Кадавры на мою седую голову!

Как следовало из Венькиного рассказа, два дня назад обе отступающие русские армии наконец воссоединились. Теперь Ахтырский гусарский полк, входящий в состав Второй армии под командованием его сиятельства князя Петра Ивановича Багратиона, был расквартирован на окраине Смоленска в опустевшей помещичьей усадьбе. Хозяин усадьбы, имя которого кануло в Лету, оказался сущей канальей и бежал, бросив город на произвол судьбы, в компании с губернатором и большей частью городских чиновников. Станиславу Федотовичу Петухову-Синеокову как командиру эскадрона отвели довольно просторную комнату в правом крыле помещичьего дома и даже добавили маленькую комнатушку для денщика. Теперь, стоя посреди собственной комнаты, ротмистр Петухов усиленно вспоминал, как зовут этого самого денщика. Наконец вспомнил и громко позвал: — Захарка! Поди сюда! — Я здесь, вашбродь! — Из боковой дверки выскочил упитанный малый, вытянулся перед Станиславом и изобразил поедание начальства глазами. Петухов неприязненно осмотрел его с головы до ног и сочно выматерился. Где он подцепил такого денщика, оставалось только догадываться. Толстые поросячьи щеки, мерзкие коричневые конопушки, сливающиеся в сплошные пятна, маленькие светло-голубые глазки… Кого-то Станиславу это чучело напоминало. Но вот кого? Явно кого-то неприятного. И взгляд у денщика был какой-то нехороший. Подобострастный и заискивающий. Вслух же эскадронный командир процедил сквозь зубы: — А чего это ты такой… рыжий? Я, знаешь ли, рыжих терпеть не могу! — Знаю, вашбродь. Да что делать? Такой уродился. Меня все так и кличут — Рыжий Захер. — Ладно, — вздохнул Станислав, — одеваться надо. Через полчаса военный совет. — Не извольте беспокоиться, — зачастил Захарка, — вот вам водички умыться, вот доломан ваш новый, я все в порядок привел. Вот чакчиры, а ботики ваши я позже так начищу, что солнышко отражаться будет.— Он протянул руку, явно собираясь помочь Станиславу одеться, но тот шарахнулся от денщика на другой конец комнаты. — С ума сошел? Я что, по-твоему, сам не оденусь? Ты того… Давай сюда вещи и иди отдыхай. Ты мне пока не нужен. — Как прикажете, — согнулся в полупоклоне Захарка и скрылся за той же дверкой. Станислав умылся, причесался, сменил штаны с приставшими сухими травинками на новые, надел короткий коричневый мундир. Доломан, вспомнилось ему. Точно. Он уже видел сегодня такие. Только у солдат воротник и галуны были просто желтые, а у офицеров — золотистые. Форма была непривычной, но красивой. И собственное отражение в зеркале Станиславу скорее понравилось. Так и захотелось подкрутить несуществующий ус и подхватить в вихре мазурки какую-нибудь пригожую девицу. Тут отставной космодесантник сам себя одернул. Размечтался, герой. Влип ты, Стасик, по полной. И как теперь отсюда выбираться в нормальную жизнь — непонятно. Пора было идти в штаб. Станислав на несколько секунд завис, потом понял, что не помнит дорогу. — Да что ж такое, б…! И правда, что ли, я в уме повредился? Захарка!!! — Тут я, — вынырнул из дверцы денщик. — Ты это… Дорожку мне напомни. Что-то я сегодня соображаю плохо. Захарка понимающе закивал и начал объяснять, но от Стаса не укрылось, что подобострастный огонек в голубых глазках сменился на злорадный. Все, понял Стас. Сейчас на весь полк раструбит, что господин ротмистр в уме повредился, денщика собственного забыл, в расположении части потерялся и вообще не в себе. «Ну и черт с ним, это даже к лучшему», — думал Станислав, вышагивая к штабу. Но какой все же неприятный малый, так и ожидаешь от него гадостей. Эти потные ручки и бегающие глазки так назойливо стояли перед внутренним взором! Вот ведь рыжая скотина… Офицеры полка уже собрались в просторном зале помещичьей усадьбы. Слава богу, Вениамин тоже был там. Стас сразу же направился к нему на диванчик в уголке. Доктор очень тихо, незаметно стал показывать и шепотом называть другу присутствующих. В дальнем углу скромно приземлился давешний князь Ленидзе. Глаза у него азартно блестели, он чуть ли не руки потирал в предвкушении интересного разговора. — А вот и князь Васильчиков, полковой командир, — сказал Веня, кивая на хмурого седого господина, при виде которого все встали. — Илларион Васильевич. К тебе, Станя, вроде благоволит, но советую не злоупотреблять. Строг. Временами — прямо зверь! Первая часть заседания прошла без неожиданностей. Командир сообщил, что генеральный штаб готовит наступательную операцию. Обсудили взаимное расположение своих и неприятельских войск, обязанности и действия каждого эскадрона. Стас постепенно начал чувствовать себя «в своей тарелке», сам себе по-тихому удивляясь. — А теперь, господа, — объявил князь, закончив с основными вопросами, — остаются только командир первого батальона и те, кого назову особо. Охранение к дверям выставить. Попрошу садиться поближе. А вы, Станислав Федотович — давайте прямо ко мне, сюда. Речь пойдет именно о вас. Это было неожиданно. Станислав встал и слегка неуверенно направился к указанному князем месту. — Давыдов, и вы, доктор, тоже сзади не отсиживайтесь, сейчас будем разбираться по-свойски, без чинов. — А я? — подал голос из своего угла Теодор Вахтангович. — И вы, князь Теодор, куда ж без вас. Итак, сообщаю вам официально, господа, что идея создания малой диверсантной департации ротмистра Петухова-Синеокова нашла горячее одобрение при главном штабе. Давыдов аж вскочил и полез к Станиславу обниматься. — Молодец, Стас Федотыч, убедил князя! Эх, я и сам долго в этом драпании участвовать не намерен. Как там моя докладная о ведении партизанских действий? — Остынь, Давыдов. Ты небось весь свой батальон за собой увести захочешь. Да еще и роту казачков попросишь. —Я такой, — азартно подтвердил Давыдов. — Чего, простите? — переспросил князь Теодор все с тем же акцентом, как объяснил шепотом Веня, «кавказским». — Я, это, по-русски не очень понимаю, когда быстро говорят. Какая департация? — Мобильная диверсионная группа, — перевел Стас с одного языка на тот же самый. «Кстати, — мелькнуло в голове космодесантника, — на каком языке я говорю? Меня все понимают, я всех понимаю… Чудеса, да и только!» — Между прочим, — Васильчиков вынул из кармана золотой брегет, посмотрел на циферблат и коротко кивнул собственным мыслям,— с минуты на минуту прибудет нарочный из штаба. Пока что могу сообщить дело лишь в общих чертах. После ночной беседы с вами, Станислав Федотович… По комнате пролетел легкий смех. Стас слегка покраснел. — Полно, господа. Ваш летучий отряд, ротмистр, можно сказать — дело решенное. Особое задание из штаба получите прямо от нарочного. Детали мне самому неизвестны, поэтому… — Анкор секре, — недовольным тоном пробормотал Давыдов. — Сетт патрон де табль… — Денис Васильевич,— строго перебил его Васильчиков,— извольте оставить это скверное обыкновение изъясняться по-французски. Не забывайте, с кем мы воюем. Неужели великого и могучего великорусского наречия вам мало, чтобы… — Великое и могучее — это к Петухову, — смущенно сказал Давыдов. — Он у нас большой мастер. Сегодня такое выдал… Да и вообще… Князь Теодор заржал. Веня, виновато глядя на друга, тоже не удержался от смеха. «Хорошенькая у меня репутация, — понял Стас. — Пьяница и матерщинник». — А по поводу французского— абитюд, прошу пардону, — пожал плечами Давыдов. — Бьен, рётире, — заметил Вениамин. «Опять тайны! Это штабное начальство… Привычка!» — «Что ж, отвыкай!» — автоматически перевел в уме Станислав и ужаснулся. Он и по-французски понимает! Может, и мазурку танцует? Что же он, и вправду ротмистр времен Наполеона? А вся его жизнь — Новый Бобруйск, космодесант, пенсия — приснилась ему? Запутался, понял Стас. Окончательно и бесповоротно. Печальные размышления были прерваны появлением нового действующего лица. — Курьер из штаба армии к князю Васильчикову, — раздался сипловатый голос из-за дверей, и вслед за этим в комнату строевым шагом вошел нарочный. — Его сиятельства командующего Второй западной армией князя Петра Ивановича Багратиона штаб-адъютант с пакетом для князя Васильчикова! Подпоручик Воронцов. — Новоприбывший, молодой человек в форме пехотного обер-офицера, вытащил из-за пазухи объемистый пакет и подал полковому командиру. — Благодарю, подпоручик. Присаживайтесь. Насколько я помню, именно вас князь Петр Иванович рекомендовал включить в летучий отряд Петухова наряду с князем Теодором. — Так точно, — отрапортовал курьер и скромно присел на диванчик позади всех. Станислав развернулся вместе со стулом и неприязненно окинул взглядом подпоручика Воронцова. Опять рыжий! Да что они, издеваются, что ли? Правда, поросячьей морды Захера нет и в помине. Курьер отличался крайней худобой, но в то же время стройностью и подтянутостью. Длинные рыжие волосы были собраны сзади в хвост, по моде времен Павла Петровича. Голубые глаза ответили Станиславу прямым и ясным взглядом, без вызова, наоборот, со спокойным доброжелательным любопытством. Немного насторожили Стаса обветренные губы и лихорадочный румянец на щеках. Больной, что ли? И точно, не успев сесть, курьер тут же закашлялся, чуть ли не согнувшись пополам. — Князь Петр Иваныч пишет, что вы сейчас слегка простужены, подпоручик, — подтвердил опасения Станислава Васильчиков. — Но, отличаясь отменным здоровьем и будучи вверены заботам Вениамина Игнатьевича, быстро придете в нормальное состояние и вольетесь в летучий отряд со всем старанием. Благо на подготовку дела у нас еще есть несколько дней. — Виноват, господин генерал-майор, действительно слегка простудился, — негромким сиплым голосом доложил подпоручик Воронцов. — Два дня назад участвовал в разведывательном рейде во французские тылы. Пришлось просидеть в засаде целую ночь. Под проливным дождем. Но я готов… — парень даже привстал и приложил руку груди, — вы не думайте, я завтра же… — Он снова закашлялся. — Довольно, голубчик, не волнуйтесь, — смягчая резкий командный голос, ответил ему князь. — Вот тут в письме Петр Иваныч дает вам самые лестные характеристики, говорит, что не раз проверил вас в бою и что для данного дела вы незаменимы. — А может быть, надо сначала меня спросить? — протестующе начал Станислав. — Стас Федотыч, — укоризненно заговорил Давыдов. — Петр Иваныч плохого не посоветует. — Да ты не смущайся, Воронцов, — подал голос князь Теодор, по-видимому тоже проникнувшись симпатией к героическому пехотинцу. — Станислав Федотович только с виду грозен, а так — душа-человек. Правда, Денис Васильевич? Тебя зовут-то как? — Дионисий, — ответил подпоручик и улыбнулся. — О! Тезка мой! — заулыбался в ответ Давыдов. Похоже, понравился протеже Багратиона всем, кроме Станислава. — Пойдемте, юноша, — встал со своего места Вениамин. — Травы с медом, баня, и на ночь на теплой печке вас устрою. И через сутки будете как огурчик. — И водки ему, — добавил Давыдов. — Водки с красным перцем! — Да-да, конечно, — отмахнулся доктор. — Сейчас, вручу нашего юного друга моей инвалидной команде, а сам тотчас вернусь. *** Дело, о котором поведало собравшимся письмо князя Багратиона, было весьма необычное. Немногим более чем в тридцати верстах от Смоленска находилось довольно большое село Сташковское. Владельцем села был некий помещик Карасюк. Но был он не просто помещик, а весьма нужный государству человек. По заказу военного ведомства он выполнял одно секретнейшее исследование, а именно выводил в своей домашней лаборатории культуры зловреднейших болезнетворных бацилл. Когда разведка удостоверилась в готовности французского императора развязать с Российской империей войну, в светлые головы сильных мира сего пришла мысль о не совсем обычном способе борьбы с неприятелем. А именно — о распространении специально обученными диверсантами во вражеском войске неких микроорганизмов, способных поражать неприятеля подобно пулям и картечи. И вот теперь, в пылу спешного отступления, лаборатория Карасюка оказалась в опасной близости к линии фронта. Там и сейчас шныряли передовые отряды французских разведчиков и фуражиров. А уж если Бонапарт вздумает в скором времени выступать на Смоленск, то и вовсе сверхсекретное оружие окажется во вражеском тылу. Отряду ротмистра Петухова надлежало тайно проникнуть в усадьбу, найти лабораторию, забрать с собой наиболее ценные образцы, а остальные уничтожить. Поскольку сам Карасюк, ко всеобщей досаде, пропал без вести, то есть с самого начала войны не подавал о себе никаких известий, то в состав отряда должен был быть включен доктор Бобков, как специалист с весьма обширными медицинскими познаниями. Через день обещали прислать и некоего отыскавшегося в Санкт-Петербурге ассистента Карасюка, неплохо знакомого с его работами. Князь Багратион был довольно хорошо осведомлен обо всех обстоятельствах дела, поэтому, когда нетрезвый ротмистр Петухов в пылу патриотического подъема офицерской вечеринки предложил возглавить летучий отряд, тут же ухватился за эту мысль. Итак, отряд должен быть немногочисленным и отлично подготовленным. Боевую часть составляли сам Станислав Федотович, князь Теодор Ленидзе и подпоручик Воронцов, а, так сказать, научную — доктор Бобков и неизвестный ассистент. Вернувшийся из лазарета Веня с готовностью подтвердил свое желание участвовать в деле. — Эх, Михалыча бы к вам в отряд, — вздохнул Давыдов. — Ей-богу, лишним не будет. Урядника Михайлова из платовских казачков! Тут они недалеко расквартированы! Вы его должны помнить, Илларион Васильевич! — Помню, — подтвердил Васильчиков. — В самом деле, незаменимый человек. И ружье починить, и коня подковать, и рану перевязать — все может! А уж самое в нем ценное — надежен и немногословен. — Так я пошлю человека к Платову? — спросил Давыдов. — Давай засылай. Но на этом все. Лишние люди тоже не нужны. — Я смотрю, вы все за меня уже решили? — с легкой обидой осведомился Станислав, но тут же осекся. Он-то сам не знал ни ахтырцев, ни платовцев. — А что? Чем недоволен, ротмистр? Предлагай! — Всем я доволен, — пробурчал в ответ ротмистр. — Ох, лучше б я корабль купил! Присутствующие недоуменно переглянулись, но, видимо, списали странное поведение на недавнее нездоровье боевого товарища. — Вот и хорошо, — заключил Васильчиков. — Выступать вам через два-три дня. Разведка доносит, что ранее начала августа Бонапарт из Витебска не двинется, и линия фронта останется неизменной. Готовьтесь. На сем считаю военный совет законченным. Все свободны. *** Вечером того же дня на западной окраине усадьбы у заброшенного сарая, старательно прячась в лунную тень, стояла одинокая фигура в темном плаще и с закрытым черным платком лицом. Стояла фигура недолго. Со стороны леса к ней неслышно подобралась другая, так же старательно замаскированная. Обе фигуры пошептались, первая направилась к господскому дому, а вторая углубилась в лес. Через некоторое время по Витебской дороге шагом двинулся человек, ведя в поводу коня. Копыта лошади были обмотаны тряпками. Только отдалившись на безопасное расстояние, человек освободил коня от тряпок, вскочил в седло и пустился вскачь. Часовые ничего не услышали. *** На следующее утро подпоручик Воронцов был свеж и бодр. И почти не кашлял. Пора было начинать тренировки. Личный состав летучего отряда рвался в бой, и командир также не собирался, заварив всю кашу со спецотрядом, отсиживаться в тылу. Станислав тут же нашел подходящую поляну, выставил князя Теодора против Дионисия и устроил подопечным небольшой спарринг по системе рукопашного боя. Парни с удовольствием валяли друг друга по траве, причем полученные тумаки вызывали у них только приступы хохота. Похоже, кое-какая подготовка у них была. Наверное, на кулачные бои с детства ходили. — Серьезней, пожалуйста, — взывал Станислав. — А теперь изменим технику атаки… Та-ак, неплохо. Ладно, полчаса перерыв. Потом… Что у нас потом? — оглянулся Станислав на хихикающего за спиной Вениамина. — Потом у нас фехтование, — с легкой ехидцей в голосе напомнил друг детства. Станислав задумался, а когда дошло до дела, снова поставил подчиненных друг против друга, сам внимательно за ними наблюдая. Парни лихо махали саблями, опять-таки примерно с одинаковым успехом. Князь Теодор так раздухарился, что велел завязать ему глаза и продержался несколько атак против подпоручика Воронцова с черным платком на лице. Когда сам Станислав по настойчивой просьбе молодежи показать мастерство встал в позицию и попробовал взмахнуть своей сестрорецкой саблей образца 1809 года, то сразу ее чуть не выронил. Веня за спиной снова усмехнулся. Князь Теодор тут же стал что-то нашептывать на ухо Воронцову. Тот сочувственно кивал. — Опять мою контузию с амнезией обсуждаете, олухи? — рассердился Станислав. — Ничего. Вот я сейчас… А ну, иди сюда! — подозвал он князя Теодора. Тот послушно встал напротив и отсалютовал клинком. На этот раз первый выпад Станислав отбил. Второй тоже отбил. На третьем перешел в контратаку. Было такое ощущение, что его тело после долгой и продолжительной болезни худо-бедно вспоминает былые навыки. Как с французским языком. «Есть надежда, — подумал Станислав, — что тот, кто решил поиграть моей разнесчастной судьбой и запихнул меня сюда, позаботился о том, чтобы скрыть следы своей проделки». В общем, после часовой тренировки разница в уровне фехтовальщиков уже не была такой вопиющей. Стрельба из пистолетов музейного вида чуть не повергла командира группы в уныние, но и тут он через некоторое время приспособился. Точность ротмистр Петухов показал весьма приличную, при том что пистолеты были гладкоствольными и били не более чем на пятьдесят метров или, как тут было принято говорить, на двадцать четыре сажени. А вот чтобы зарядить старинный пистолет, надо было потратить неимоверное количество нервов и сдержанного в глубине души мата. Засыпать часть пороха на полку, часть в дуло, забить заряд шомполом, причем не слишком сильно, чтобы порох мог сработать, и не слишком слабо, чтобы та же пуля, слегка дернувшись от микровзрыва, не застряла в стволе. Но и эту хитрую науку Станислав одолел на удивление легко. — Эх, мне бы бластер сейчас или ПЗРК! — мечтательно вздохнул он, а на недоуменные взгляды молодых напарников только отмахнулся: — Ладно! Чего уши развесили? Олухи на мою голову! Когда настала очередь верховой езды, пришла пора крепко призадуматься. Станислав, конечно, лошадей любил, но точно так же, как красивые пейзажи и вид звездного неба — издалека. О том, что летучему отряду придется «летать» именно верхом, он как-то на время позабыл. А вот князь Теодор тем временем вскочил на подведенного солдатом коня и показал суперкласс. Это была Джигитовка с большой буквы. Станислав стоял, приоткрыв рот, и смотрел, как лихой всадник поднимает с земли платок, рубит пополам импровизированное чучело, вскакивает обеими ногами на седло, снова садится, вертится и крутится вокруг своей оси, не падая с лошади, хотя по всем законам физики ему уже полагалось валяться где-то под конскими копытами. А под занавес хватает на полном скаку легкого подпоручика Воронцова, перекидывает через седло и делает круг почета по обширному помещичьему полю. Затем князь помог Дионисию слезть с лошади, с довольным видом соскочил сам, и они начали увлеченно обсуждать в деталях показательное выступление. — Но ты больше не хватай меня, как похищенную девицу, — смеясь, попросил Воронцов. — Вах! Грузинский князь должен и это уметь! — возразил Теодор. — Вдруг пригодится! Вот, помню, познакомили меня с княжной Махнадзе… — И приятели удалились, что-то весело обсуждая. Причем говорил больше князь, громко, эмоционально, хохоча и размахивая руками. Дионисий в основном молчал, отвечал коротко и тихо, но парочка олухов, как уже прозвал их про себя Станислав, похоже, сработалась. — Берегись! — Резкий пронзительный голос прозвучал совсем рядом за спиной. Стас резко крутанулся на месте, а рука сама собой потянулась к несуществующей кобуре бластера. Тот, кто сумел так бесшумно подобраться и почти напугать бывшего космодесантника, оказался женщиной. Маленькой женщиной в черном платке и черной одежде, в лаптях и с цепью, намотанной на шею. Неопределенного возраста, со странными светлыми глазами и нездоровым бегающим взглядом. — Фу ты, — выдохнул Станислав,— напугала. Хорошо, что я безоружен. — Это Грушенька, — сообщил Вениамин, подходя поближе. — Юродивая местная. Она безобидная, но может вот так подкрасться и напугать. Чего тебе надобно, Грушенька? — Берегись! — повторила Грушенька, по-прежнему глядя на Станислава и потрясая выставленным вперед пальцем. — Мертвец за твоей спиной! Живой мертвец! Станислав пожал плечами и оглянулся. За его спиной никого не было. — Сейчас война, Грушенька, — сказал успокаивающим тоном Вениамин. — Рядом с каждым из нас мертвец стоит. Погибают наши товарищи, ничего не поделаешь… Дай ей монетку, Станя, и пусть уходит. Тот похлопал себя по карманам, выудил из одного пару медных кругляшей и отдал женщине. Она деньги взяла, но не ушла, а еще раз показала куда-то вдаль и снова заговорила: — Берегись! Он здесь, рядом. Я точно знаю, я вижу. Собака не завоет, кошка не зашипит, только я его чую. — Иди, Грушенька, — подтолкнул ее Вениамин. — Иди, мы сами разберемся. Женщина нехотя развернулась и ушла, изредка оглядываясь и что-то бормоча. Офицерский ресторан, как про себя определил Станислав, располагался в апартаментах батальонного командира. Именно там собирались офицеры первого батальона и в складчину устраивали себе пансион. Денис Васильевич был радушным хозяином и старался как мог побаловать подчиненных. Солдаты-артельщики и денщики готовили не то чтобы изысканно, но в походно-полевых условиях никто и не думал капризничать. Станислав сидел рядом с Веней и с удивлением наблюдал, как Дионисий Воронцов наворачивает третью тарелку щей. — И куда в него столько лезет! — удивленно бормотал он. — Худющий же, как щепка! — Пусть мальчик ест, Станя. Ему выздоравливать надо. Сам-то чего через раз глотаешь? Что за думы тяжкие одолели? — Не нравится мне этот Воронцов. Странный. И вообще, рыжих терпеть не могу. — Так! — почти рассердился Вениамин. — Ты поел? Тогда вставай, и пойдем-ка прогуляемся. Я тебе расскажу кое-что. Друзья вышли из помещичьего дома и направились к яблоневому саду на окраине усадьбы. — Ты вот ополчился на несчастного Дионисия, — начал Веня, — а сам про него совсем ничего не знаешь. Раньше ты не был таким сухарем. — Раньше я был отставным космодесантником, — недовольно пробурчал Станислав. — Смотрел по вечерам головидение и включал кофеварку кнопкой пульта. А теперь… Обречен на этот дурдом. Кстати, как думаешь, а что с тем Петуховым, ну, который настоящий Синеоков? Как бы он там в будущем дров не наломал! — Ну, во-первых, — рассудительно начал Вениамин, — мы не знаем точно, что он именно там. Во-вторых, ты же не наломал пока! А он, я думаю, не глупее тебя! — Ну ладно. А почему твой ненаглядный Дионисий такой несчастный? — Да потому что досталось парню в жизни больше, чем некоторым. Он подкидыш из приюта. Поступил в кадетский корпус, где проявил недюжинную смекалку и умение. Все свои чины выслужил сам. Сначала два года в Могилевском пехотном полку. Поскольку проявил себя как один из самых способных офицеров полка, после определен был с особым заданием к некоему Максимилиану Уайтеру, английскому дипломату, а на самом деле шпиону. Числился Дионисий у Уайтера телохранителем и порученцем, а на самом деле успешно отслеживал всю его незаконную деятельность и докладывал в штаб Второй армии. Тогда-то князь Багратион и приметил сообразительного подпоручика. Потом, когда началось наше отступление, под Гродном, Уайтер все шнырял по линии фронта, выведывая положение наших и французских войск. И представь себе, в один прекрасный день попали они под огонь французской артиллерии. Наш Дионисий только из кареты вышел, в кустики отлучиться собрался, а тут — бомба. Кучера, лакея, самого хозяина — в клочья, а на рыжем — ни царапины. Ну, он недолго думая все уцелевшие бумаги покойного собрал да в штаб армии и пробрался. Там его Петр Иваныч за службу поблагодарил и в штаб определил. И на всякие опасные дела посылал, как достойного доверия. А ты… Ну и что, что рыжий? Был бы солдат верный да человек хороший! — А откуда ты все это узнал? — Да мне Петр Иваныч еще давеча, во время своего визита кое-что рассказал, пока ты ром глушил. А сам я вчера с парнем побеседовал душевно, пока лечил. У меня должность такая, Станя. Врач — от слова «врать», то есть говорить… И еще. Видел я его в бане вчера. Весь в шрамах, как… как щенок побитый, ей-богу. Представь себе: с детства один, заступиться некому. И понимаешь, не озлобился, вырос в справного воина, служит, отечеству пользу приносит. А вечер приходит — и поговорить-то по душам не с кем. Не с англичанином же! Вот так всю жизнь без родных, без мамки, без дядьки, а друзья — вот они есть, а служба позвала — и нет их рядом. — Ну, всё-всё. Прямо разжалобил. Ладно, присмотрюсь к твоему Воронцову. Может, и правда человек стоящий. — Ты мне скажи, Станя, вот что. Ты собираешься к лошадкам идти? — Чего-то побаиваюсь я, Веня. — Ну саблей же махать не побоялся! — То сабля. Тот же лазерный резак, только ограниченного радиуса действия. А то ло-ошадь! Большой и страшный зверь! — Да ладно. Кликни Захарку, пусть он тебе твоего Скандалиста приведет. А мы пойдем туда, где намедни князь Теодор свои чудеса показывал. — Чего? Какого скандалиста? Тебе что, скучно, Веня? Скандала захотелось? — Скандалист, — терпеливо повторил Веня, — твой мерин испанской породы. Добрый такой, послушный, выезженный. Твоя сменная лошадь. Да, не забудь, ты его Листиком зовешь. И морковки ему дай перед тем, как садиться. — Как я могу забыть то, чего не знаю? — желчно проговорил Станислав, но деваться было некуда. — Захарка!!! — Тут я, чего надобно? — как ниоткуда материализовался рыжий противный денщик. — Листика веди. И морковки захвати, — небрежно бросил Станислав, как будто всю жизнь командовал денщиками. Друзья несколько минут помолчали и подождали, после чего Веня сообщил: — Привел. Станислав оглянулся. Сморгнул и посмотрел еще раз. Скрипнул зубами. И сварливым голосом процедил: — И этот рыжий, твою ж мать! Мерин был симпатичный. Тонконогий, с мощной шеей и широкой грудью, конь глядел на хозяина огромными черными глазами и прядал маленькими ушками в ожидании угощения. Гладкая черная грива была по-казачьи зачесана на левую сторону. — Не рыжий, Станя, а буланый, — разъяснил доктор. — Ничего не поделаешь. Это наша полковая масть. Ладно. Тебе показать или сам сразу? — Покажи, — с легкой дрожью в голосе отозвался Стас. Вениамин показал. Пять раз. Потом посоветовал для начала взять коня на корду и погонять по кругу, как в манеже. Станислав опасливо приблизился к левому плечу мерина и правой рукой с набранными поводьями схватился за переднюю луку седла. Развернул стремя, вставил левую ногу, с третьей попытки перенес правую ногу через спину Листика и плюхнулся в седло. Оно оказалось неожиданно удобным. Станислав поймал ногой правое стремя, разобрал поводья и тронул коленями бока коня. Листик двинулся шагом. Веня страховал. Листик не торопился. Утвердившись в седле, ротмистр Петухов осмелел до рыси, а через десять минут и до галопа. Это он, конечно, зря сделал. Веня не позволял ему слезть с седла около получаса. Непривычный для таких встрясок организм болел весь, до последней клеточки, ноги сходились с трудом, а земля под ногами качалась, как колыбель младенца. Хотелось ругаться самыми страшными словами. Рыжий Захарка сидел под яблоней и тихо хихикал в кулак. Станислав только плюнул в его сторону и уковылял в свою комнату отлеживаться, пообещав сам себе, что вечером потренируется еще раз. Звание гусарского ротмистра, как ни крути, обязывало. Тем временем Дионисий с Теодором, после обеда отпущенные отдыхать, успели послать солдата в соседнюю деревню за жареными семечками и теперь сидели на лавочке под кустом боярышника, наслаждаясь жизнью и плюясь шелухой. Станислав видел их из своего окна и даже подумал, что надо занять бездельников чем-нибудь общественно-бесполезным, но тут же передумал. Пусть пообщаются, им еще друг другу спины в бою прикрывать. С этими мыслями командир летучего отряда вытянулся на походной кровати и собрался слегка вздремнуть. Действительно, получилось так, что кавказский аристократ и безродный подкидыш быстро нашли общий язык. Они с удовольствием болтали обо всем. О войне, о Багратионе и Наполеоне, о саблях, пистолетах и лошадях. И лишь когда речь заходила о барышнях, Дионисий смущенно краснел и предоставлял высказываться князю Теодору. Тот, конечно, надувался индюком, излагал скромному подпоручику всю известную ему теорию и обещал со временем научить практике. Между тем мимо беседующей парочки прошел какой-то мрачный пьяноватый гусарский поручик. Прошел туда, потом обратно, потом направился прямо к ним и остановился в трех шагах. Вид у него был задиристый, и враждебные намерения так и сочились из каждого квадратного вершка поверхности. Это был известный в полку бретер и забияка Дмитрий Ржанский. — Не пойму я, князь Теодор, что ты этого пехотного фендрика так привечаешь, — неприязненно начал Ржанский. — Иди куда шел, Ржанский, — небрежно бросил князь Теодор, сплевывая подсолнечную шелуху себе под ноги. — Тебя не звали. Дионисий весь подобрался, но не вмешивался, настороженно глядя на обоих. — Вот именно что не звали. Неужто для ротмистра Петухова лучших бойцов в полку не нашлось? Чем ему сей заморыш милее показался? Эй ты, заморыш, а не катился бы ты к себе обратно в штаб — письма носить? Подпоручик Воронцов встал, старательно откашлялся, чтобы ничего не отвлекало, и невозмутимо предложил: — А не шли бы вы, господин поручик, маменькину смородиновую настойку допивать, или на те неприличные французские картинки глядеть, кои вы прячете в своем походном сундучке? Поручик побагровел и с криком: «Ах ты, недокормыш приютский!» — бросился на Дионисия с кулаками. Тот ловко отскочил в сторону и скорректировал движение противника так, что Ржанский пролетел пару аршинов вперед, затормозившись лишь лбом о лавочку. Слегка пошатываясь, упрямый поручик встал и зловеще пообещал: «Убью!» На это князь Теодор еще раз презрительно сплюнул и предложил: — Ты бы, Аника-воин, в бою с французом себя так показал! А то разошелся он! Побереги свой пыл, пригодится еще! Поручик Ржанский был явно пьян. Иначе он ни за что бы не выхватил саблю и не наставил ее прямо на Дионисия. В таких случаях трезвые люди хотя бы отходят за околицу. Подпоручик невозмутимо пожал плечами, вытащил из ножен свой клинок и встал в позицию. Сабли зазвенели, дуэлянты начали свой красивый танец. Разбуженный ротмистр Петухов выглянул в окошко, побледнел, выругался, вскочил и бегом припустился разнимать драчунов. — Стоять! — орал он на всю усадьбу.— Стойте, олухи несчастные! Кто разрешил?! Отставить! Воронцов дисциплинированно отскочил в сторону и опустил саблю. Он даже не запыхался и ничуть не раскраснелся, в отличие от Ржанского, который был уже багров, как свекла, и растрепан. К тому же поручик успел получить от противника небольшую царапину на предплечье. — Вы что, офонарели? — продолжал ругаться ротмистр, подбежав к дуэлянтам. — На гауптвахту захотели? А если батальонный узнает? — Он первый начал, — доложил князь Теодор. — Митька, признайся, шельма, ты чего к подпоручику полез? Заскучал? Так иди наймись к крестьянушкам грядки полоть, покажи молодецкую удаль. Батальонный все-таки узнал. Неизвестно, кто ему доложил, но Станислав почему-то подумал: «Рыжий Захер! Послать его на хер!» Словом, сам лично Давыдов уже несся к месту происшествия, дико сверкая глазами и ругаясь, как пьяный гусар, хотя и был трезв. — Запорю! — кричал он. — В Сибири сгною! Расстреляю! В военное время дуэли затевать?! Виновники стояли, опустив глаза в землю и не зная, что возразить. И тут, вклинившись в небольшую паузу между ругательствами, прозвучала реплика нового действующего лица: — Браво, господа! Браво, браво! Вы были великолепны! А вы, господин подполковник, остыньте и дайте, наконец, все объяснить этим послушным и дисциплинированным молодым офицерам! Все оглянулись и остолбенели. Их взорам предстала прелестная невысокая кареглазая барышня с темными вьющимися волосами, одетая в скромное дорожное платье. — Разрешите представиться. Княжна Полина Радзиевская.— Барышня протянула руку. Подполковник Давыдов первым подскочил запечатлеть на дамской ручке свой поцелуй. — Очень, очень рад. Добро пожаловать, мадемуазель. А… А что вы тут делаете и как, черт возьми, вас сюда занесло?