Кадавры на мою седую голову!

Княжна Полина не спеша перезнакомилась со всеми офицерами и лишь после этого обратилась к батальонному командиру: — Ах, Денис Васильевич! Очень рада видеть вас воочию. Я горячая поклонница вашего таланта, как воинского, так и поэтического. — Благодарю, мадемуазель, — с мурлыкающими интонациями поблагодарил Давыдов. — Но что вы там говорили про дисциплинированных? Эти негодяи… — Ах, Боже мой! Ну почему сразу негодяи? Я приехала к вам по очень важному делу. И представьте, моя карета застряла в колее в полуверсте отсюда. Мне пришлось идти пешком, чтобы просить помощи. И тут я вижу этих милых молодых людей, которые вполне вежливо обсуждают между собой достоинства и недостатки сабельных клинков, тульских и… и… — Кабардинских, — подсказал рыжий. — Да-да, кабардинских. Ну а я, будучи заинтригована, вмешалась в их беседу и попросила их продемонстрировать мне, в чем же разница. И тогда, не смея отказать даме, сии офицеры показали мне свои клинки в деле. Ну неужели вы будете их за это наказывать? Тогда и меня наказывайте. — А ранение? — не сдавался Давыдов. — Ну что, что — ранение? — нетерпеливо закатила глаза барышня. — Ранение пустяковое. Правда, поручик? — Правда, — выдавил из себя слегка протрезвевший и устыдившийся Ржанский. — Я попросила моих новых знакомых показать свои умения во всей красе, и сабли в их руках замелькали, как крылья бабочек в полете. И только отвлекшись на ваш строгий окрик, поручик получил свое ранение. Подтвердите, господа. Ржанский, Воронцов, князь Ленидзе и ротмистр Петухов синхронно, как лошади, закивали головами. — Прохвосты, — констатировал Давыдов, уже не злясь. — Считайте, что вам повезло. Княжна, а как же вы столь удачно миновали часового? — Очень просто, — пожала плечами княжна. — Я знала пароль. — Откуда? — изумился Давыдов. — Ах, давайте же наконец где-нибудь присядем и обо всем побеседуем. Кстати, привет вам от Петра Иваныча, — со значением добавила княжна Радзиевская. — Так, Ржанский, в лазарет к Венечке, живо! — распорядился Давыдов. — И смотри у меня! — Подполковник погрозил задире кулаком. Тот понятливо скрылся с глаз долой. — Посторонний ушел. Теперь мы можем говорить свободно, — сказал батальонный. — Все присутствующие в курсе наших дел. — Прекрасно. Тогда имею честь сообщить, что я являюсь еще одним членом летучего отряда, так как в течение года была ассистентом адъюнкта Императорской академии наук Карасюка. — Вот так номер, — проговорил, не сдержавшись, князь Теодор. — Европейские моды, — объяснил Давыдов. — Нынче дамы очень успешно подвизаются в науке. — Так что я в курсе всех его исследований. Еще покойный папенька, доктор наук, ввел меня в академическое общество, в коем и нахожусь я до сих пор с огромным удовольствием. Правда, почему-то полгода назад мсье Владимир решил, что трудиться ему будет удобнее не в лаборатории академии наук, а у себя дома, ну да это его дело. Я работала с ним до самого Рождества, после чего он отослал всех помощников и удалился в свое поместье. Ну а сюда меня сопроводил казачий урядник Михайлов. Сейчас он стережет мою карету и ожидает вашей помощи. — А как все же вы добирались сюда из Петербурга? Одна? Не страшно было? — Давыдов так успешно играл дамского угодника, что князь Теодор, еле сдерживая смех, подпихнул Дионисия в бок и состроил гримасу. — У меня была служанка, но из Смоленска я отправила ее домой. Бедная девушка так пуглива! Когда она увидела казака с пикой, несущегося во весь опор по улице, с ней случилась истерика. А когда на соседней площади расстреливали мародера, она упала в обморок. — А вы? — притворно ужаснулся Давыдов. Княжна посмотрела на него в упор и невинно хлопнула ресницами: — Этот негодяй, воспользовавшись неспокойной ситуацией в городе, забрался в дом к бедной вдове и пытался… неважно. Вот поэтому к вам прислали именно меня, а не старшего ассистента Гуськова. Уж он у нас точно чувствителен, как барышня. — Так, ребята, вперед, — махнул рукой Станислав, вспомнив о деле. Теодор и Дионисий послушно встали и направились за Полиной. Конечно, можно было послать солдат, но кто же откажется покрасоваться перед барышней! Подождав, пока молодежь отойдет подальше, Давыдов завистливо проговорил: — Какой, однако, свежий персик! — и чмокнул кончики пальцев. — Везет тебе, Петухов. Ты смотри, не тушуйся. Девица-то бойкая. — Перестань, — отмахнулся Станислав. — Вечно вы меня высмеиваете с этими девицами, то ты, то Веня. Запоздало мелькнула мысль о том, что Давыдов Станислава до вчерашнего дня не видел, следовательно, высмеивать никак не мог. А другого, Петухова-Синеокова? Мог? Откуда это известно Петухову из будущего? Полная путаница. — Не сердись, Стас Федотыч, — хлопнул его по плечу Давыдов. — Давай устраивай свою барышню и своего урядника. Думаю, завтра-послезавтра и приказ на вас прибудет. Петр Иваныч говорил, одно время думали наши агенты, что на след Карасюка напали, да видно, совсем надежда утрачена. Поэтому тянуть больше нельзя. — Ладно, пойду олухов своих догоню, — сказал Стас и двинулся за вслед за ушедшими. *** Тем временем князь Теодор с Дионисием и княжной Полиной достигли наконец застрявшей кареты. Там их с нетерпением поджидал урядник Михайлов — невысокий бородатый мужичок в шароварах, чекмене и казачьей шапке. Князь Теодор, осмотрев карету, тут же заявил, что вытолкнет ее одной левой. Задача, однако, оказалась гораздо труднее. Ни левой, ни левой вместе с правой сделать ничего не удалось. Подключился Михалыч. Буркнув что-то невнятное, он махнул рукой. Дионисий шагнул поближе, но князь Теодор заявил: «Стой, где стоишь. Мы тут и без кашлюнов разберемся». Вдвоем у князя с Михалычем тоже ничего не получилось. Тут подоспел и Станислав. Он только хотел впрячься в общее дело, как Дионисий остановил его скромным: «Не надо, господин ротмистр, мы сами». Полина стояла невдалеке, всплескивала ручками и в нужных местах охала и ахала. Станислав решительно отстранил бледного подпоручика и поднажал. Карета не двигалась с места. — Ну позвольте же мне! — вскричал Воронцов. Станислав скептически оглядел его с ног до головы, но уступил. И тут дело пошло. На третьем «раз-два, взяли!» карета была высвобождена. Поскольку атлетические способности Воронцова были под большим вопросом, ротмистр подумал, что просто количество приложенных усилий наконец перешло в качество. Княжна Полина запрыгала на месте и по очереди расцеловала Михалыча, князя Теодора и Дионисия. Перед Станиславом она остановилась и, рассыпаясь в благодарностях, отошла в сторонку. В расположение полка вся компания приехала в карете, смеясь и оживленно беседуя. Михалыч правил лошадьми, а его собственная донской породы лошадка резво бежала сбоку. — Кстати, — вспомнил князь Теодор, обращаясь к Дионисию, — а откуда ты про смородиновую настойку узнал? И про неприличные картинки? — Настойку по запаху. А картинки — заметил, когда в доме осматривался и мимо комнаты этого фрукта проходил. Я вообще приметливый. — Был бы ты в походе такой приметливый, цены бы тебе не было, — проворчал Станислав. — Вот в походе и узнаете, — ничуть не смущаясь, ответил Воронцов. — Ладно. А вот скажи, сколько у княжны Полины пуговиц на платье? Не подглядывай! — Шесть! — не задумываясь объявил Дионисий, зажмурившись. — Цвета чайной розы, обшитые тафтой, шириной с полвершка будут. — Точно! — подтвердила княжна Полина. — А сколько у подполковника Давыдова человек за обедом сидело? — Офицеров — четырнадцать с хозяином вместе, — бойко ответил Воронцов. — Правильно! — удивился Станислав — Молодец, Дионисий! — хлопнул товарища по плечу князь Теодор. — Молодец, — нехотя признал командир отряда. Рыжий и вправду оказался наблюдательным. — И все равно надо тебя наказать за нарушение дисциплины в военное время. Три внеочередных дежурства. Кхм. Потом, после войны отбудешь. — Слушаюсь, господин ротмистр, — легко согласился Воронцов. Вечер прошел в хлопотах о размещении новоприбывших. Михалыча устроили в свободной комнатке поближе к конюшне. Княжну постарались окружить всевозможным комфортом, на что она отмахивалась и просила не утруждаться. — Я и стрелять умею, — объявила она, гордо выпрямившись. — И верхами скачу не хуже гусара. Правда! Меня папенька покойный научил! А вот маменька, — княжна Полина вздохнула, — маменька все твердит — занимайся, доченька, наукой. Там и жениха себе найдешь, и пропитание добудешь. — А что, княжна, вы небогаты? — бестактно осведомился Станислав. — Нет! Да я и не стремлюсь к светской жизни. Нам с маменькой хватает — и ладно. Кстати, у меня есть несколько плиток французского шоколада. С кем поделиться? *** Перед ужином Станислав понял, что до сих пор толком не знает своей комнаты и своих вещей. Поэтому он, не откладывая в долгий ящик, устроил ревизию. Осмотрел походный сундук, узлы, укладки, устал и кликнул Захарку. Денщик явился незамедлительно, все такой же рыжий и противный. — Скажи, Захарка, а где бы тут можно кофе раздобыть? И можно ли вообще? — Так есть у нас кофий, господин ротмистр, — облизываясь, сообщил Захарка. Наверняка что-то жевал, толстяк. — Да? А откуда? — Не помните? — жалостливо спросил денщик. В его голосе отчетливо слышалась скрытая издевка. — Не помню! — грозно ответил ротмистр, и Захарка, испугавшись, подобострастно зачастил: — Так при отступлении через Быхов набрели мы на лавку колониальных товаров купца Ябедина. Сам хозяин тогда всем отступающим войскам свой товар раздавал, чтобы французу не достался. Ну вот и я подсуетился. Неужто недовольны, ваше благородие? — Да нет, доволен, — отозвался Станислав. — И что у нас тут есть? — Вот, три фунта чаю, четыре фунта кофию. Да две сахарные головы. Одна целая, на четверть пуда потянет. Другая начатая. Фунтов пять в ней осталось. — Я что, за месяц два килограмма сахара съел? — изумился Станислав, не очень любивший сладкое. — Да нет, не вы, — спрятал глазки в землю денщик. — То гости у вас, то… — Ладно. Вот эту, начатую, оставляй. Захочешь — бери, я сладкое не люблю. А эту, целую… — Станислав задумчиво взвесил в руках четырехкилограммовый сахарный конус, завернутый в синюю плотную бумагу. — Вот что. А позови-ка ты сюда подпоручика Воронцова. Через несколько минут перед Станиславом стоял навытяжку вышеупомянутый подпоручик. — Можешь стоять вольно. Или вообще присаживайся, — разрешил ротмистр. — Спасибо, — несколько настороженно отозвался Воронцов, но остался в прежнем положении. Станислав сел, и только после этого приземлился на краешек табурета Дионисий. — Как себя чувствуешь? — осведомился командир отряда. — Спасибо, хорошо, — скромно произнес подпоручик. — Тут у меня… это… Доктор говорит, тебе для здоровья полезно… А я вот сладкое совсем не ем. Не выбрасывать же! Короче, забирай себе.— Станислав протянул ему сахарную голову. — Бери, не стесняйся. — Спасибо, — в третий раз сказал Дионисий, но опять не двинулся с места. Вид у него был слегка ошарашенный. — Я сказал — забирай! — повысил голос Стас. — Раз доктор сказал! Между прочим, когда у бойцов марш-бросок на двадцать километров, очень полезно сладкого съесть. Даже киборгам и то доппаек сахаром выдают… — Станислав осекся, понимая, что сболтнул лишнего. Хотя именно в таких ситуациях и поможет репутация алкоголика с нервным расстройством. — Спасибо, — сказал в четвертый раз Дионисий, улыбнулся и осторожно забрал из рук Станислава сахар. — Я пойду? — Иди. Как там княжна? Освоилась? — Вполне. Мы тут в честь знакомства хотим ужин у костра устроить. Вы придете? — А вы приглашаете? — усмехнулся Станислав. — Да, конечно, — поспешно заверил подпоручик. — Очень просим оказать нам… — Он покраснел и смешался. — Приду, конечно. Как вас, олухов, без присмотра оставить? *** Скромный ужин состоял из гречневой каши, запеченных на костре овощей, того самого колониального чая и Полининого шоколада. Все взяли по кусочку, а Дионисий Воронцов, как заметил Стас, еще и недоверчиво оглядел шоколад со всех сторон, будто видел впервые. Потом осторожно попробовал, одобрительно сам себе кивнул и расправился с оставшимся угощением в одно мгновение. Летучий отряд сидел вокруг весело пляшущего огня, разговаривал и смеялся. Когда к костру подошла темная фигура и вздохнула, Станислав сразу узнал: — Чего вам, Ржанский? Опять ссориться пришли? — Никак нет, — вздохнул Ржанский. — Я извиняться пришел. Был неправ. Можно я с вами посижу? — У поручика был такой покаянный вид, что Полина первая не выдержала: — Разрешим, Станислав Федотович? — Разрешаю. Но недолго. Завтра рано утром подъем и продолжаем готовиться. — Так точно, — откозырнул Ржанский. И тут же начал какую-то занимательную историю. Не зря он был известен в полку не только как задира, но и как неудержимый болтун. Его истории были в меру приличными и смешными. Но через полчаса непрерывного хохота княжна Полина попросила рассказать что-нибудь страшное. — Но-очь, темнота и хо-олод, — протянула она зловеще. — Самое время для страшных историй. — О! Знаю такую, — ту же подхватил Ржанский. — Слышали ли вы, что не очень далеко отсюда, под Гродном, есть мрачный заброшенный замок? Когда-то в нем жил бывший ксендз, а потом чернокнижник и алхимик Гибульский. После того как за буйство и распутство его лишили сана, он удалился к себе в замок, где заключил сделку с дьяволом. Враг рода человеческого научил Гибульского выращивать в колбах живых гомункулусов. А еще бывший ксендз разрывал на кладбищах свежие могилы и похищал оттуда трупы. Он забирал себе только молодых, здоровых, внезапно умерших или убитых мужчин и женщин и заставлял их оживать. Так в его замке появилась целая армия рукотворных людей. Все они были страшными и лишенными человеческих чувств жестокими чудовищами. Настоящие упыри. Големы. Кадавры! Где-то недалеко заухал филин. Все вздрогнули. Княжна Полина даже взвизгнула и плотнее прижалась к сидевшему рядом Станиславу. Тот похлопал ее по плечу и напомнил: — Не бойтесь, княжна. Это всего лишь сказка. — Не скажите, господин ротмистр, — возразил Ржанский. — Эти ожившие трупы верно служили своему властелину. Они отлавливали по окрестностям молодых пригожих девиц и запирали их в ужасном подземелье замка. Потом страшный ксендз выкачивал из несчастных жертв всю кровь и использовал ее для своих адских опытов. Но, как вы знаете, совсем недавно, двенадцатого июня, в границы нашей империи вторглась великая армия Наполеона. Французы разорили замок Гибульского, а потом ворвались к нему в лаборатории во время опытов. Некий неприятельский капитан застрелил чернокнижника, и тут все его упыри и кадавры набросились на французских солдат. Кого загрызли живьем, у кого выпили всю кровь, а потом разбрелись по всей округе на двести верст вокруг. Так что, господа, не исключено, что беглые кадавры Гибульского бродят где-то здесь. Княжна Полина, выходя вечером за околицу усадьбы, берите с собой провожатого. Например, меня. А то ваша сладкая девичья кровь может привлечь чуткий нюх кадавра. — Брр, Дмитрий! — поежилась Полина. — Ваша история действительно страшная. А что, у кадавров такой чуткий нюх? — О да! Чуткий нюх, зоркий глаз, нечеловеческая сила. Они во всем превосходят обычного человека. В лесу находят дорогу не хуже диких зверей. Могут дышать в воде, быстро бегают и далеко прыгают. Ведут себя странно. Разговаривают со зверями и птицами, даже с цветами и травами. И всегда очень голодные! Берегитесь кадавров! Ходят слухи, — понизил голос поручик, — что в лесу стали находить обескровленные трупы вражеских солдат. Я думаю, что это кадавры отлавливают своих жертв. Станислав скептически хмыкнул: — И пусть отлавливают. Главное, чтобы наших не трогали. — Это же кадавры, господин ротмистр, — вздохнул Ржанский. — Им что враг, что свой — просто еда. — Ну ладно, хватит на сегодня, — решил Станислав. — Всем отбой. До свидания, поручик Ржанский. Поручик с сожалением вздохнул, попрощался и ушел. — А вы чего сидите? А ну по местам! В смысле, по койкам! — прикрикнул Станислав. Дионисий и князь Теодор пошли провожать до дверей княжну Полину. Михалыч пробурчал что-то похожее на «дбрнч» и удалился во тьму, что-то тихо бормоча себе под нос. У костра остался только Станислав с доктором. — Он здесь! Только что был здесь! — раздался пронзительный голос из темноты. — О господи! — подскочил на месте Вениамин. — Грушенька! Опять ты! — Берегитесь! — зловеще повторил голос. — Береги-и-итесь! — Звуки медленно растворились вдали. *** Вениамин некоторое время молчал, потом как-то неуверенно спросил: — Станя… Ты не смейся только. А что она хотела сказать? Что здесь вместе с нами сидел живой мертвец? — Ага. Упырь или кадавр. Вениамин Игнатьевич, не смеши меня. Давно ли ты подвержен суевериям? — Ну… По здравом размышлении, конечно, все это сказки для пугливых барышень, но что-то мне так неспокойно стало. — И кто это мне говорит? Ученик естествоиспытателя… как его там? — Погоди. А вот если бы тебе твердо сказали: один из них — кадавр. Ты бы на кого поставил? — То есть не я и не ты. Это аксиома. Да? — Ста-аня! — укоризненно покачал головой доктор. — Мы же с тобой с детства… Или не с тобой… Но Петухов-Синеоков бы мне поверил! — Может, это Ржанский? — Да? А зачем ему себя выдавать? Сам рассказал свою тайну? — То есть подозреваемых четверо, — подытожил Станислав. — Тогда князь Теодор. — Почему? — Ловкость, быстрота. Джигитовка! Фехтование с завязанными глазами! — Станислав! Он — грузинский князь. И с детства только и делал, что саблей махал и верхом скакал. — А с лошадью своей он как договорился? Чтобы она таскала на себе эти метр девяносто? — Что, прости? — То есть, это… без малого три аршина. — А что здесь такого? Это же кабардинец! Такой конь и двоих с поля боя вынесет. — Тогда это Воронцов. — А этот чем тебе не угодил? — Острый нюх, зоркий глаз. И жрет как не в себя. — Ну, мой дорогой. Ты еще не видел, сколько княжна Полина за вечер шоколада употребила. А потом, заметь, еще и с аппетитом поужинала. — И сколько? — Ну… я бы слипся. Весь. И разговаривает она не только с людьми и лошадьми. — То есть? — Подхожу я к ее двери, хочу поговорить о наших секретных делах и слышу: «Мася, Мася, кыть-кыть-кыть». Вот с кем это она? — Может, с домовым? — неуверенно предположил Станислав. — Ага! — торжествующе поднял палец доктор. — Ведет себя странно! Смела не по годам! — Ну, знаешь! Это не определяющий фактор! Уж кто странно себя ведет, так это Михалыч. За весь вечер нам с тобой и десяти слов не сказал. Зато пока вещи разгружал, с каждым узлом и чемоданом поговорил. — А давай его позовем! — Давай! — поддержал Станислав. — Михалыч! Подойди к нам, будь любезен! Из открытой двери соседнего флигеля высунулась всклокоченная борода. Лица в наступившей темноте не было видно. — Ась? — сказала борода. — Михалыч, ты, говорят, мастер на все руки? — Двот, — скромно развел руками Михалыч, подойдя к костру. При свете огня в одной руке его обнаружилась небольшая кувалда фунтов этак на двенадцать. Удерживал ее казачий урядник в отведенной руке с поразительной легкостью. — А это тебе зачем? — опасливо отодвинулся подальше Станислав. — Кнзь Тдр клч птрял, — четко и ясно объяснил Михалыч. — Ндзмксбть. — А! — догадался доктор. — Да! Князь Теодор давеча жаловался, что ключ свой от походного сундучка посеял. Остается только замок навесной сбить да потом новый приделать. — А-а, ну давай. Не смеем задерживать, — махнул рукой Станислав. Михалыч пробормотал неуставное «угу», развернулся и пошел обратно во флигель, в комнату князя Теодора. Через несколько секунд раздался один короткий звонкий лязг. Удовлетворенное «мгм» оповестило об успешном завершении дела. — Кадавр! — убежденно сказал Станислав. Доктор не успел ничего возразить. Рядом кто-то смущенно кашлянул. Друзья оглянулись. Перед ними навытяжку стоял высокий плечистый малый в форме унтер-офицера, темноволосый и крепкий, но с такими грустными синими глазами, что поневоле хотелось расспросить его, в чем причина такой печали. — Господин ротмистр, разрешите обратиться! — сказал унтер-офицер. — Обращайся, — разрешил Станислав. — И не тянись ты так. Я смотрю, ты бывалый солдат и стесняться нечего. В самом деле, боец, вероятно, побывал во многих сражениях. Правое ухо у него было повреждено, на левой руке не хватало двух пальцев, а на лбу красовался шрам, как будто от задевшей вскользь пули. — Так точно, — доложил парень. — В прошлом году принимал участие в турецкой кампании под командованием князя Кутузова. — Молодец! — одобрил и доктор. — А ты не из нашего батальона вроде? — Так точно, — согласно кивнул синеглазый. — Второго батальона вахмистр Ланской. До осени прошлого года состоял поручиком Ольвиопольского гусарского полка. За дуэль разжалован и переведен унтер-офицером в Ахтырский. — А дуэль, конечно, была из-за женщины? — поинтересовался доктор. — Нет, господин доктор. Из-за кота. — Что? — в один голос воскликнули друзья. — Из-за кота? — Да представьте, прижился у нас в эскадроне котейка, серенький такой, ласковый, плутишка. Мишкой звали. Бывало, возьмешь его на руки, он сидит, мурлычет, и сердце, на него глядя, радуется.— Грустное лицо бывшего поручика озарилось улыбкой. — Любил я его. Однажды котик наш заболел, а я его с ложечки поил, лекарства давал… — Он тяжело вздохнул. — Привязался я к нему очень. Да вот не полюбился наш Мишка майору Камноедову, будь он неладен. Самодур был этот Камноедов Фома Фомич. И сволочь, каких мало. Однажды Мишка подвернулся ему под ноги в недобрый час. Так взял его, зараза, за задние лапы и головой об стену… — Вот гад! — воскликнул Вениамин. — Убить мало мерзавца! — Так я и убил, — вздохнул еще раз Ланской. — Тут же на дуэль вызвал и… Пополам разрубил, скотину. — Правильно, — одобрил Станислав. — Я так и знал, что вы поймете. Я ведь в отряд к вам попроситься хочу. Вы меня, как своих ребят, испытайте, увидите — я не хуже их воевать умею. — А что, тебе плохо служится? — Я служить готов всегда и везде. Только вот генерал-майор Нелюбин, начальник штаба, совсем замордовал. Держит при штабе и воевать не дает, и жить не дает. — Что, рукоприкладствует? — спросил сочувственно доктор. — Нет, еще хуже. Определил меня к своей дочке порученцем. А барышня попалась капризная и вздорная. Целыми днями по кофейням да модным магазинам мотается. А мне за ней узлы с коробками таскать да болтовню с подругами-трещотками слушать. Вот и сегодня — только что из Смоленска вернулись. Все магазины обошла, из которых хозяева еще от француза не сбежали, и за бесценок парижских туалетов скупила огромное количество. Говорит, война когда-нибудь кончится, а наряды останутся. Вот тогда все знакомые княжны и графини от зависти позеленеют. Надоела хуже горькой редьки. А теперь папенька хочет ее при первой же опасности в Москву отправить. Под моей охраной. А мне бы в бой! Или проявлю себя, чтобы звание вернули, или… — Синеглазый вздохнул в третий раз. — Ну, ты об этом и думать не смей! — строго сказал Станислав. — Служи, как умеешь, а умирать тебе еще рано. В отряд взять пока не могу. Вот вернемся с первого задания — тогда поговорю о тебе с нашим батальонным. — Спасибо, господин ротмистр, — просиял Ланской. — Так я пойду? — Иди. Я тебе обещал. *** Тем временем молодые подопечные ротмистра Петухова и не думали расходиться по своим апартаментам. Княжна тут же пригласила их к себе, чтобы продолжить столь приятное знакомство. — А сейчас я вас познакомлю с Масей, — объявила она, принесла из дальнего угла комнаты небольшую переносную клетку в виде кукольного домика, открыла дверцу и извлекла пушистого зверька. — Хорек? — сразу же опознал Дионисий. — Дикое животное, ведет ночной образ жизни. Княжна, зачем он вам? — Ах, глупости, — пожала плечиком княжна Полина. — Он очень милый и вообще лапочка. Послушный, ласковый. Я купила его у одного старого цыгана полуторамесячным щенком и приручила. Погладьте, не бойтесь. Дионисий опасливо протянул руку, но зверек сидел на руках у княжны смирно и враждебности не проявлял. Тогда подпоручик осторожно взял Масю в руки и погладил. — А он не кусается? — спросил князь Теодор, которому тоже хотелось погладить хорька, но боязно было. — Нет, что вы, князь. Вообще-то это она, самочка. Мася. И она совсем не кусается. Я с младенчества отвадила ее от подобных шалостей. — Как это? — заинтересовался Дионисий. — Очень просто. Когда Мася была совсем крошечной, я постепенно приучила ее к своим рукам. Потом она стала есть из рук. Иногда шалила и меня покусывала. Тогда я сразу на нее сильно шипела или брызгала водичкой. Хорьки не любят воду, и она сразу понимала, что ее наказали. — А зачем вы шипели? — расспрашивал любознательный Воронцов. — Так мать-хóречка шипит на своих деток, когда недовольна. Мася вольготно расположилась на руках рыжего и даже закрыла глазки от удовольствия. — Вы просто настоящий кладезь знаний, — улыбнулся Теодор, тоже протягивая руку к Масе. — Я всего лишь очень люблю природу, — скромно возразила княжна. — Моя светлая мечта — устроить в наших столицах публичные зоологические сады, открытые для посещений, как, например, императорский зверинец Шёнбрунн. Даже хочу написать об этом доклад в академию наук. Молодая компания явно прониклась взаимной симпатией друг к другу. Среди войны, невзгод и трудностей у них появилась возможность хоть немного отвлечься и поболтать о мирной жизни. — А я вот больше люблю растительный мир, — сообщил князь Теодор. — Могу вам кое-что показать. Только обещайте, что не будете смеяться. Княжна Полина и Дионисий клятвенно заверили, что скорее их разразит гром и небо упадет на землю. Теодор немного помедлил, потом снял с шеи золотой медальон на цепочке, подержал его в руках, нежно провел по нему пальцем, и его выразительные карие глаза подернулись слезой. — Это портрет вашей невесты, князь? — предположила княжна Полина. — Нет. Но это действительно моя любимица. Князь Теодор раскрыл медальон и показал друзьям миниатюрный рисунок. На нем изображалось изящное раскидистое деревце с длинными темно-зелеными листьями и круглыми оранжевыми плодами. — Что это? — удивился Дионисий. — Это моя Сулико, — сообщил князь Теодор. — Ее посадил дедушка Виссарион в год моего рождения. Теперь она вот такая красавица. Четыре аршина высотой. А какой урожай дает! Вообще-то у нас есть целый мандариновый сад, но ее, первую, я до сих пор люблю как верного друга. И очень по ней скучаю. А какую мой дедушка делает пряную мандариновую настойку! Вах! Нектар богов! А уж мандариновая водка — это я вам скажу! Полина и Дионисий засмеялись, но князь Теодор не обиделся. — А вы что любите, Дионисий? Чем увлекаетесь? — поинтересовалась девушка. — Увы, в моем бедном и суровом детстве не было ни места, ни времени для развлечений, — грустно вздохнул Воронцов. — Но в кадетском корпусе у нас была хорошая библиотека. Я очень любил книги о путешествиях и географических открытиях. Я и теперь неплохо разбираюсь в картах и ориентируюсь на местности. Но как бы я хотел сам составлять новые маршруты и описывать новые, еще не открытые земли! — Лицо Дионисия осветилось мечтательной улыбкой. — Как Лаперуз или Беринг. Я думаю, из меня получился бы неплохой картограф. — Я в этом не сомневаюсь! — поддержала подпоручика княжна Полина. — Спасибо, княжна, — благодарно кивнул Дионисий. — Ах, оставьте, наконец, эти церемонии! — возмущенно воскликнула собеседница. — Вы с князем Теодором обращаетесь друг к другу на «ты» и по именам. А я что, не друг вам? Давайте уж на равных. Теодор, Дионисий, будем на «ты». А меня зовите, как маменька зовет — просто Поленька. Ну? Давайте хором: «Поленька». Оба молодых человека весело повторили «Поленька», и князь Теодор тут же предложил за это выпить. С загадочной улыбкой он извлек откуда-то небольшую карманную фляжку и многозначительно потряс ею. Судя по тону бульканья, фляжка была полна более чем наполовину. — Мандариновая настойка! — торжественно сообщил Теодор. — Между прочим, от кашля полезно! Кажется, обычай велит отпить по глотку и поцеловаться. Так, Дионисий, мы с тобой целоваться не будем, извини, мы уже и так на «ты». Воронцов скромно сообщил, что на поцелуях нисколько не настаивает. Теодор отпил первым. Княжна перекрестилась и храбро отхлебнула вслед за ним из фляжки, почти не поморщившись. Взаимный поцелуй в щечку был по-братски целомудренным. Настала очередь Дионисия. Он отпил свой глоток и снова передал фляжку девушке. Та повторила свой отчаянный поступок, после чего оба потянулись друг к другу с намерениями, не оставлявшими никаких сомнений. В этот пикантный момент в дверях возникла грозная тень командира и громовым голосом возопила: — Та-ак! Это еще что такое? Отставить х… безобразие и непотребство! Виновники непотребства вздрогнули и застыли на месте. Мася, напуганная громким голосом ротмистра Петухова, юркнула с колен рыжего куда-то под диван. — И как вас прикажете понимать? — сурово вопросил командир, привлеченный сюда смехом и голосами троицы. — Воронцов! Вы что, мать вашу, вытворяете? Скромник! Вот уж от вас, милейший, никак не ожидал! А вы, княжна! Как вам не стыдно? — Почему сразу Воронцов? — вступился за приятеля Теодор. — Я тоже с княжной целовался! — Что-о? — взревел Станислав. — Да вы… Да вы просто кадавры какие-то! И что, я должен вот с этими олухами спасать Отечество в суровую годину? Гнать вас надо — домой, к мамкам на печку! Да я сейчас только глазом моргну — десяток-другой добровольцев набегут. Что за легкомыслие! Нам один или два дня остались на подготовку, а они на что время тратят! — Простите, командир, — пробурчал покрасневший Теодор. — Мы больше не будем. Не надо нас прогонять, пожалуйста! — Пожа-алуйста! — жалобно повторила Полина, глядя на ротмистра такими глазами, что гнев куда-то сразу улетучился. Дионисий помалкивал, предпочитая не нарываться и быть как можно незаметнее. — А ну по своим комнатам, живо! — скомандовал Станислав уже тоном ниже. — И попробуйте завтра сказать, что вы не выспались! — Уходим! — сказал Теодор, подхватил под руку Дионисия, и они скоренько скрылись во тьме за порогом. — Спокойной ночи, княжна, — сердито проговорил Станислав и вышел. — Ей-богу, лучше б я корабль купил, — сообщил он вполголоса ночной темноте и свежему воздуху. *** Ротмистр сдержал свое слово. Рано утром вся команда была собрана для дальнейшей подготовки мероприятия. Начали со стрельбы по мишеням, и Полина действительно показала неплохой результат. Она несколько уступила Теодору, но намного обошла доктора, который только посмеивался и говорил, что он сугубо мирный человек. По окончании упражнений Полина подошла к Теодору с Дионисием и шепотом спросила, не замечали ли они где-нибудь поблизости Масю. — Она сбежала? — спросил Теодор. — А ты говорила, что ручная. — Тс-с… Станислав Федотович услышит. Не надо ему рассказывать про Масечку. — Не будем, — пообещал Дионисий. — Если где увидим — скажем. Но вдруг она действительно убежит в лес? — Нет! — решительно возразила Полина. — Кушать захочет — прибежит. Она и раньше любила погулять, но к кормежке всегда возвращается. — О да! — согласился Теодор. — Я ее так понимаю! — Отставить разговорчики! Продолжаем! — раздался успевший стать любимым и родным командный голос. Настала очередь конных упражнений, и Полина показала, что в седле себя также чувствует вполне уверенно. Верховая езда уже не вызывала у Станислава дискомфорта. Он в полной мере почувствовал себя гусаром и гонял подчиненных два часа, заставляя упражняться и с саблей, и с пикой, и с пистолетом. На эту часть Полина и доктор сначала смотрели уже как зрители, а затем и вовсе удалились к Михалычу, чтобы совместно обсудить какие-то свои научные аспекты. Тем временем рядом со всадниками появился еще один зритель. Дмитрий Ржанский не спеша прогарцевал мимо туда и сюда, а потом пристроился под деревом и молча наблюдал, как его вчерашние сотрапезники стараются на благо Отечества. Взгляд был завистливым, что заставляло поручика старательно маскировать его под критический. Внезапно его конь, до того послушно заменяющий хозяину зрительское кресло, шарахнулся в сторону, с тревожным ржанием встал на дыбы, после чего быстрым галопом понесся в поле. Ржанский явно не ожидал ничего подобного. Лошадь испугалась чего-то и понесла. Но как опытный кавалерист, поручик тут же постарался насколько возможно поудобнее утвердиться в седле, освободил ноги из стремян и слегка отпустил поводья, чтобы лошадь, почувствовав свободу, успокоилась. Как в несколько мгновений рядом оказался Дионисий — почти никто не успел понять. Пехотный подпоручик так ловко подхватил поводья и так сильно и уверенно повел лошадь Ржанского по кругу, постепенно сбавляя темп скачки, что оставалось только удивляться. Наконец, когда опасность миновала и оба седока сошли с коней, Ржанский с чувством поблагодарил своего спасителя: — Ну ты силен, Дионисий! Даром что фендрик пехотный! Благодарю, я твой должник. Как тебе удалось? Тут подскакали Станислав с Теодором, соскочили с коней и наперебой заговорили: — Оба целы? Слава богу! — Вах! Дионисий! Гер-рой! Молодец! — Ну что вы, — скромно возразил подпоручик, — мне повезло. Лошадь просто потащила, а не понесла. Вы бы тоже успели, господин ротмистр, если бы не отрабатывали сабельный удар с князем. Станислав с сомнением пожал плечами, но спорить не стал. — Слушай, Воронцов. Должен же я тебя отблагодарить! — продолжал Ржанский, когда командир отошел в сторону. — Хочешь, я тебе свой кубачинский кинжал подарю? — Нет. Не надо, — односложно отвечал Дионисий, всем видом показывая, что ему хочется поскорее уйти. — Постой! А давай… А хочешь мои французские картинки? Те самые? Ради тебя — от сердца оторву! Тем более говорят, что ты у нас… чист душою, аки отрок безвинный. Тебе понравятся! Теодор фыркнул и хотел было отшить назойливого Ржанского. Но Воронцов посмотрел поручику прямо в лицо своими ясными голубыми глазами и с легкой насмешкой в голосе ответил: — Хороший ты парень, Митя. Не стоит. Тебе нужнее. Пойдем, Теодор, командир ждет. — И все равно вы меня к себе в отряд возьмете! — крикнул вслед Ржанский. — А не возьмете — к Денису Васильевичу уйду, партизанить буду! К Станиславу тем временем подошел вестовой и вызвал его к батальонному. Ротмистр сделал подчиненным знак продолжать занятия и поспешил за солдатом. — Это была Мася, — сказал Дионисий, глядя вслед командиру. — Где? — огляделся вокруг Теодор. — Это Мася напугала коня. Я заметил. — Как же ты умудрился? Я вот ничего не заметил. — Ты с командиром на саблях рубился, а я по сторонам глазел. Вдруг вижу: что-то коричневое с ветки плюх прямо на круп коня. Тот, конечно, взвился — и вперед… — Вах! Глазастый какой! — Просто повезло. — И везучий, прямо сверх всякой меры. Давай ничего не скажем ни командиру, ни Поленьке. Стас Федотыч обозлится, княжна огорчится… А Мася сама придет, когда есть захочет. — Согласен! Ладно, пошли, продолжим наши экзерсисы, — предложил Дионисий. — Ай, — махнул рукой князь. — Никто же не смотрит! Давай поманкируем немного. Я уже устал, как вьючный ишак. — Теодо-ор! — укоризненно посмотрел на него приятель. — Ленитесь, ваше сиятельство? — Отбой,— раздался сзади голос Станислава Федотовича. — Общий сбор через десять минут у меня. Как поняли? Олухи синхронно дзенькнули шпорами и вытянулись по стойке смирно. — И посерьезней, пожалуйста! Кадавры на мою голову! *** — Итак, выступаем сегодня перед рассветом. Разведка докладывает, что Витебский тракт пока что свободен, но двигаться будем скрытно. — Станислав разложил на столе штабную карту. — Сюда, на юго-восток от Рудни, ведет проселочная дорога. Расстояние преодолеем в два перегона, с одной остановкой для отдыха лошадям. Форма одежды — штатская и как можно более неприметная. У кого нет подходящих вещей — посетить каптенармуса. — Как? Пожертвовать гусарским доломаном? Для чего? — возмущенно воскликнул Теодор. — Князь, вы не в атаку на неприятельский строй идете с шашкой наперевес, — поморщился Станислав. — Ваши союзники — скрытность и стремительность. Уж поверьте мне, через какое-то время армии всех стран обрядятся в камуфляж. А ваш пестрый мундир хорош только для полководца, взирающего на вас с безопасного холма. — Э-э! — досадливо вздернул ладонь темпераментный князь, но сел на место и замолчал. — Двух вьючных лошадей поведут урядник Михайлов и подпоручик Воронцов. Что же касается вас, княжна Полина… — Станислав досадливо замолчал. Бывший космодесантник не переставал удивляться, с какой быстротой может человек приспособиться к самым невероятным изменениям в жизни. Всего за несколько дней в Ахтырском полку он стал настоящим кавалерийским ротмистром и выполнял особое задание командования. Освоил все виды старинного оружия. Заново перезнакомился со всеми офицерами батальона. Научился сдерживать свой язык и не произносить вслух выражения типа «Не смеши мой гаджет» или «Инфранет к твоим услугам». Но что его раздражало больше всего — это многословные церемониальные конструкции. «Послушайте, любезный князь, не торопитесь с выводами» он с удовольствием заменил бы на «Теодор, иди в…». А «Господин подпоручик, послушайте» на «Третий, прием!». А если в бой? Неужели придется просить: «Милейший господин урядник, прикройте меня с правого фланга»? Немного поразмыслив, Станислав принял решение. — На время операции для оптимизации процесса командования в боевой обстановке каждому члену отряда будет присвоен позывной. Князь Теодор, вы, например, будете… Тео… Нет, просто Тед. Коротко и ясно. Князь согласно кивнул, не желая выказать себя капризным аристократом. — Вы, подпоручик. Дионисий. А Денисом вас никто не называл? Как батальонного? — Называл. Наш старший надзиратель в кадетском корпусе. Обычно это было перед тем, как поставить меня в угол на горох или отделать розгами. — Кхм… — поперхнулся Станислав. — А что, подпоручик, вы были непослушным кадетом? — Нет, — пожал плечами Воронцов. — Скорее неудобным. — Ладно. Денис отпадает. Тогда Дэн. — На англицкий манер, — одобрила Полина. — А меня тогда зовите просто Полли. Так меня звал покойный папенька. — Хорошо, — продолжил Станислав. — Доктор и Михалыч… Так и останутся доктор и Михалыч. Доктор и Михалыч также не возражали. — Ко мне обращаться будете… Никаких «Станислав Федотович», никаких «господин ротмистр». Просто и ясно — старшина… то есть командир. Вопросы есть? Вопросов не было. — А теперь всем отдыхать. Вы, трое, отдыхать — не значит развлекаться! Уяснили? Олухи, как самые смиренные овечки, выразили готовность слушаться со всем старанием. — То-то же! — подытожил Станислав. — Кадавры!