Кадавры на мою седую голову!

Лошадям дали отдохнуть через два часа. Съехали с проселочной дороги по узкой просеке в лесок и расположились на первой попавшейся поляне. — Отдыхаем полчаса, — скомандовал Станислав. — Осталось около двенадцати верст. За час, надеюсь, доберемся до места. Мужчины присели передохнуть прямо на расстеленные на земле солдатские плащи, Полину заботливо усадили на поваленное деревце. — Кстати, хотел спросить, — поинтересовался Станислав, указывая на подобие тюрбана на голове у Теодора,— что это, князь? — Это — кабалахи! — с гордым видом объяснил Теодор.— Его можно носить и зимой, и летом, и как шарф, и как башлык, а еще можно вот так повязывать. — Князь гордо тряхнул головой. — Хочешь, Поленька, я и тебя научу? — Отставить болтовню. Силы берегите, — напомнил Станислав. — Да, командир, — в один голос ответили Полина с Теодором. Внезапно Дионисий резко повернул голову и посмотрел вглубь леса. — Что? — тут же спросил Станислав. — Ветер переменился, — сказал Дионисий. — Дым. Люди в лесу. Конные. Станислав уже и сам почуял — или показалось? — даже не запах, отзвук запаха. Дионисий и правда был бесценным приобретением. Команда замерла на месте, готовая вскочить в любой момент. — Дым такой… сырой, — продолжал подпоручик. — Залили костер. Вероятно, ночевали в лесу, теперь выдвигаются. Станислав и сам теперь услышал описываемый запах. — Остается вопрос — куда? — поинтересовался он, напряженно вслушиваясь в предрассветную тишину. — Я думаю, что сюда, — сказал Теодор, понизив голос до шепота. — Не верю в совпадения. — Я тоже, — так же тихо ответил Станислав. — Значит, так. Тед — за старшего. Полли, доктор, Михалыч, лошадей в повод, выводите на просеку, оттуда на дорогу. Отходите на безопасное расстояние, потом в отрыв. Тед, развилка! Мы догоним. — Я понял, командир.— Теодор и прочие названные члены отряда подхватились с земли, не забыв при этом свои плащи, и очень осторожно начали выбираться на дорогу. — Дэн, — Станислав махнул рукой Дионисию. — Мы с тобой… — Тут мимо с затяжным тоскливым писком пронеслась ночная птица. — Черт! Филин, что ли? — Это сыч. Слушаюсь, командир. — Дионисий встал и сделал несколько осторожных шагов по направлению к предполагаемым людям. — Стой! Я тебе еще ничего… Дионисий предостерегающе вскинул руку. Теперь уже и Станислав услышал топот коней, сначала шуршащий по траве, потом мягкий по просеке. Они шли осторожно, но не скрывались. Дионисий напряженно вслушивался. Потом сделал еще несколько шагов навстречу опасности. «Стой, дурак!»— хотел закричать Станислав. Тот, будто почувствовав, остановился. Со стороны дороги послышался удаляющийся конский топот. Дионисий сам себе кивнул и сделал еще шаг. Под его ногой отчетливо хрустнула ветка. Две или три ветки сразу. Тут же послышались голоса, где-то совсем близко. Неясно было, на что они среагировали, на человека рядом или на лошадей вдалеке, но в том, что это враги, сомнений не оставалось. — Альт, кива ля? Онксите! — закричали совсем рядом. Станислав успел отпрыгнуть в густой подлесок на краю поляны. Дионисий остался стоять посреди поляны как столб. Где-то на краю мысли бывшего космодесантника продолжал работать электронный транслятор. Он-то и перевел: «Стой, кто идет? Тревога!» Хоть окружающие поляну деревья и были довольно густыми, но неяркий свет солнца, еще не поднявшегося из-за горизонта, начал развеивать предрассветные сумерки. Сквозь листву можно было на глаз определить состав вражеского отряда — человек десять всадников — а также его принадлежность. Зеленая форма с красной отделкой и черные с красными султанами кивера говорили сами за себя — французские конные егеря. Одновременно билась в мозгу и третья мысль — вернее, первая. Что творит Воронцов? Как это называется? Самоуправство? Отвлекающий маневр? Атака на собственную смерть? Станислав замер под своим кустом, стараясь неслышно вынуть из-за пояса оба заряженных пистолета. — Легар, иль э иси ён! Ребята, он здесь один! — наконец громко сообщил кто-то из егерей, и на поляну высыпали с десяток здоровых чернявых молодчиков, растрепанных, носатых и чем-то, на взгляд Станислава, похожих друг на друга. — Не двигайся, руки вверх! — прикрикнул на Дионисия, по-видимому, старший — с длинным носом, встопорщенными усами, в лохматой шапке с красным султаном и одетый получше других. Тот повиновался. — Кто такой? Что тут делаешь? Где остальные? Отвечай, если хочешь жить! — наставил на Дионисия свою саблю офицер, нависая над ним с высоты своего черного коня. — Я заблудился в лесу, — довольно спокойно отвечал ему по-французски Дионисий (а Станислав слушал их и все понимал!),— я не военный человек. Меня зовут Ди… Дементий Хвостов. Мы с братьями всего лишь направлялись в Рыжихи. Там живет наша старая больная тетя, помещица Аглая Хвостова, и мы хотели вывезти ее в Смоленск. — Что за сказки! — вскричал офицер. — Еще никому не удавалось обмануть капитана Бельфлёра! Ты — русский шпион, идешь к Рудне? Мы слышали, как группа всадников удалилась в этом направлении. Станислав помнил, как Давыдов упоминал Рудню, небольшой город, в котором сейчас расположился кавалерийский корпус Мюрата, как возможное направление русского наступления. Неужели французам это известно? Надо доложить по возвращении. Бельфлёр тем временем убрал свою саблю в ножны, но продолжал сверлить задержанного подозрительным взглядом. — Посмотрите, я без оружия. Братья потеряли меня и бросили. Ни в какую Рудню мне не нужно. — Дионисий застенчиво шмыгнул носом и опустил одну руку якобы для того, чтобы этот самый нос утереть. — Стоять! — бдительно остановил его Бельфлёр. — Руки! Мирное население мы не трогаем. Но ты, сдается мне, не зря тут оказался, шпион. Дионисий вздохнул и пожал плечами. Станислав видел только его спину, но так и представлял себе в этот момент наивные голубые глаза и виноватую улыбку подпоручика. Если он хотел задержать отряд или направить его по ложному следу, то это ему удалось. Вот только что теперь делать командиру, у которого оказался такой не в меру ретивый подчиненный? Между тем французы рассредоточились по поляне. Один из них прислушался, сделал несколько шагов к просеке и с удивлением отступил. На поляну неспешным шагом вышел буланый жеребец Дионисия донской породы. Что конь, что хозяин, подумалось Станиславу. И куда лезет? Останутся живы — оба огребут по полной. — Смотрите! — крикнул француз. — Каков красавец! Если ты, парень, не русский солдат и не шпион, то откуда у тебя такой великолепный донской жеребец? Конь, увидев хозяина в окружении незнакомых людей, тревожно заржал. — Сабир, — сказал Воронцов. — Все хорошо. Не бойся. — Отвечай! — прикрикнул француз. — Я его купил, — сообщил Дионисий, опять пожимая плечами. — Вернее, отец купил. А что? — На дончаках ездят исключительно русские казаки! — убежденно заявил француз. Дионисий усмехнулся, опустил руки и вежливо сказал: — А еще русские хлебают лаптем щи, и в избах у них живут медведи в красных рубахах. — Но-но! — прикрикнул егерь. — Помолчи, молокосос. Пойдешь с нами, в штабе разберутся, что ты за птица. А кому достанется этот красавец, капитан? — Самому смелому, — ухмыльнулся Бельфлёр. Тут же несколько французов спешились, окружили Сабира и попытались поймать его за повод. Конь даваться в руки чужакам не собирался. Он злобно скалил зубы, вставал на дыбы, бил задними копытами, ржал и вертелся на месте, как черт. — Просто зверь какой-то, а не конь! — воскликнул егерь, которого Сабир изловчился-таки укусить за руку. — Может, пристрелить его, а, капитан? — Я лучше тебя пристрелю, Жермон. Если у тебя руки растут не оттуда, я тут ни при чем. А ну, ты, шпион! Иди-ка, усмири своего зверя! Раз он не дается в руки нам, сам приведешь его куда мы скажем. — Может, вы нас отпустите? — наивно спросил Дионисий. — Мы для вас не представляем никакого интереса. — Еще чего! Давай, давай, живо! Жермон, уговори его. Француз снял с плеча мушкетон и замахнулся на Дионисия прикладом. Тот сделал вид, что испугался, прикрыл голову руками и тут же провел правой рукой по волосам, спереди назад. Это был условный знак «Внимание!». Станислав сосредоточился, готовясь в любой момент вскочить, выстрелить, убежать, смотря чего потребует обстановка. Один из пистолетов уже был у него в руках. Дионисий, ссутулив плечи, побрел к Сабиру, нарочито медленно и неловко забрался в седло, развернув коня так, чтобы не оказаться на одной линии со Станиславом. И тут же молниеносным движением вытащил из седельной сумки свой пистолет. Оба выстрела раздались одновременно. Станислав целился в капитана, Дионисий в другого всадника, немолодого и молчаливого, который показался ему наиболее опытным. Пожилой без звука рухнул вниз и повис, запутавшись в стременах. Бельфлёр странно качнулся и наклонился лицом вперед, уцепившись за гриву коня. Лошади, испугавшись выстрелов, заплясали на месте. Французы, оставшись без командира, на несколько мгновений растерялись, одним понадобилось добежать до своих коней, другим — крепче взяться за поводья и успокоить напуганных животных. Один из французов оправился от неожиданности первым и заорал: «Стреляй! Окружай!» Дионисий выхватил второй пистолет и выстрелил в крикуна. Затем в ход пошла притороченная к седлу и мгновенно выхваченная из ножен сабля. Станислав моментально, как распрямленная пружина, поднял себя с земли и бросился туда, где ждал его привязанный конь. Когда он вернулся на поляну уже верхом, его глазам предстала невероятная картина. Подпоручик Воронцов верхом на Сабире, обнажив саблю и сверкая глазами, как разъяренный тигр, рубился один против шестерых французов. Его клинок сверкал как молния, описывая совершенно невероятные траектории, конь плясал под ним, как дьявол, и пока им удавалось не дать себя окружить со всех сторон. У Станислава оставался один пистолетный выстрел. Он метко снял с седла еще одного егеря, вытащил саблю и вломился в самую гущу схватки. Через несколько минут, когда среди французов осталось только пятеро раненых и примерно столько же убитых, Станислав скомандовал: «Уходим!» Через некоторое время они поняли, что преследования не будет, и позволили себе сбавить бешеный темп скачки, иначе лошади не выдержали бы и десяти минут. Вскоре Станислав и Дионисий достигли той самой развилки, где среди цветущих лугов проселочная дорога ветвилась надвое, а посредине стоял верстовой столб с указателями налево на Сташковское и направо на Рыжихи. Командир с удовлетворением заметил, что Теодор правильно выполнил его приказ. Следы лошадиных копыт вели именно туда, куда надо. Оба всадника повторили тот же маневр, и вскоре топот копыт стих вдали. Рассветное солнце наконец показалось из-за края земли примерно на четверть, но вокруг уже было почти светло. *** Когда Теодор услышал приказ командира «Развилка!», он сразу же вспомнил, как во время занятий со своим отрядом ротмистр Петухов без устали втолковывал им все возможные варианты развития событий и в каждом случае все ответные действия. Доскакав до развилки, кавалькада свернула именно на Рыжихи, проскакала пару верст, затем свернула налево на луг и проследовала до ответвления на Сташковское. Этот крюк в три версты занял немного времени и мог бы быть для возможных преследователей досадной задержкой, а для летучего отряда — форой. Приостановившись и еще раз сверившись со штабной картой, Теодор указал дорогу — в объезд села, прямо к господскому дому Карасюка. Издали село казалось вымершим. Местные жители частью разъехались по родственникам подальше от линии фронта, частью тихо отсиживались, не высовываясь из домов, хотя солнце уже взошло и для сельских тружеников настал рабочий день. Сено стояло нескошенным, озимые — неубранными, никто не гнал скотину на выпас, женщины не возились в огородах и не ухаживали за садами. Тишина и запустение, не свойственные трудолюбивой русской деревне. Здесь по-настоящему чувствовалась война. Дорога к дому вела через парк. Теодор остановил отряд, заметив слева от дороги, в глубине парка, небольшую постройку, напоминающую сторожку привратника. Там всадники сошли с коней, привязали их у крыльца и осторожно направились к дому под прикрытием парковых деревьев. Помещичий дом оказался серым и невзрачным зданием, довольно большим, двухэтажным, с высоким цоколем и флигелями, присоединенными к центральной части под тупым углом. Посредине фасада красовался невысокий фронтон с ложными колоннами. Вероятно, хозяин, выстроивший здание лет сто назад, представлял себя владельцем замка, так как дом с фронтальной стороны отделялся от прочей местности неглубоким оврагом, а сзади его закрывали сад, невысокая каменная стена грубой кладки и спуск к реке. В общем, претензии дома называться замком были понятны. Семейство Карасюков всегда отличалось здоровыми амбициями. А вот исполнение оказалось грубоватым. Дом смотрелся тяжеловесным и мрачным. Через овраг к дому вел широкий каменный мост на арочных опорах. Но переезжать его летучий отряд не спешил. Зеленая лужайка перед домом явно указывала на недавнее пребывание здесь неприятеля: была вытоптана и замусорена. Следы от костров, кучи конского навоза, клочья сена, обломки мебели, рамы от картин, осколки посуды… Несколько оконных стекол в доме оказались выбиты, парадная дверь выломана. Возможно, разграбление усадьбы начали и собственные крестьяне Карасюка, а французы вполне успешно его продолжили. Теодор, оставшийся за старшего, решил для начала произвести разведку. Единственным, кто мог осуществить задуманное, был Михалыч. Но первым делом урядник нацепил лошадям на морды торбы с овсом и только после этого предложил свою кандидатуру на разведывательные действия. Лошадь для гусара — боевой товарищ. Для казака — член семьи. Получив добро, Михалыч удалился вдоль оврага в сторону правого флигеля, ловко перебрался через овраг и короткими перебежками рванул к дому. Остальные остались дожидаться и его, и отсутствующих товарищей. Причем старались не думать о том, что могут и не дождаться. Полина время от времени подходила к своей лошади и поглаживала ладонью седельную сумку, что-то неслышно шепча. Лицо у нее было сосредоточенное и решительное, но при этом заломленные брови и закушенная губа явно выдавали сильное волнение. Вениамин подошел к ней и погладил по плечу: — Они нас догонят, Поленька, не сомневайтесь. Полина кивнула и отвернулась. Теодора потери в отряде тоже выбили из колеи, но возложенная командиром ответственность не давала чувствам прорваться наружу. *** Когда вы сидите в седле мчащегося галопом коня, беседовать со скачущим рядом товарищем крайне неудобно. Поэтому Станислав велел Дионисию остановиться. Тот послушно осадил скакуна. Станислав подъехал к нему вплотную, окинул сердитым взглядом и спросил: — Как прикажете понимать ваше поведение, подпоручик Воронцов? Что это был за фортель? Ты без приказа обнаружил себя. Ты неоправданно рисковал. Даже если бы я приказал тебе это сделать, надо было сначала согласовать наши действия. — Простите, Станислав Федотович, — нахмурился Дионисий, — но вы ясно велели Теодору уводить отряд, а нас с вами оставили прикрывать их отход. Мне ваш приказ был вполне понятен. — Зачем ты наступил на ветку? Зачем кинулся один на шестерых? Твоя задача — выполнить задание и вернуться, а не красиво умереть полным дураком. — Я услышал, что они сели на коней и ускакали. Надо было как можно дольше оттянуть погоню. Помните, вы сами учили нас… — Дэн, тебе просто повезло. У них были пистолеты, и они могли расстрелять тебя, как дичь в чистом поле. Единственное, что ты сделал правильно,— сыграл в дурачка. Тебя сочли неопасным и не стали тратить на тебя пули. Если ты еще раз высунешься со своим самоуправством, в отряде не задержишься! — негромко, но очень убедительно отрезал Станислав. — Неудивительно, что ты огребал розгами в своем корпусе, неудобный кадет! Дионисий сказал: «Слушаюсь, командир». Но его упрямо сжатые губы и брошенный исподлобья взгляд вовсе не убеждали в послушании. — Да, насчет шестерых, командир. Вы сами неоднократно такое делали. Денис Васильевич рассказывал. А Михалыч со своей пикой и на восьмерых ходил. «Я? Против шестерых? Когда это?» — хотел поинтересоваться Станислав, но вовремя остановился. Вместо этого он сердито бросил: — Вперед. Надо догонять наших. И первым послал коня в галоп. При этом ему приятно грели душу уважение подчиненных и собственный героизм. *** При форсировании оврага Михалыч был как всегда быстр, ловок и сосредоточен на конечной цели. Ни один пролетевший мимо комар, ни одна мелькнувшая в окне дома тень не ускользнули бы от зоркого казачьего глаза. Поэтому блеск почти новенькой лошадиной подковы на дне оврага сразу привлек его внимание. А поскольку у хозяйственного урядника всегда через плечо висела домотканая холщовая походная сумка, именно туда и перекочевала находка. И счастье сулит, и прибыток несет. Добравшись с правого фланга до садовой ограды, Михалыч нашел небольшую калитку с выломанным замком и успел удивиться, почему разграбившие усадьбу личности так и не залезли в сад. Но подняв голову и заметив на ветках кривобокие, побитые паршой яблоки, все понял. Что ж, тем лучше. Пройдясь под прикрытием садовых деревьев, урядник обнаружил с тыловой стороны дома изящное крылечко с лесенкой и витыми перилами. Наверное, хозяева усадьбы любили после обеда жарким летним днем посидеть в тени яблонь. Именно через это крыльцо Михалыч и проник в дом. А когда, осмотрев оба этажа, убедился в полной тишине и запустении внутри, смело вышел из парадного подъезда и двинулся к ожидающим его товарищам. К великому всеобщему облегчению, на этот раз все были в сборе. Полина висела на шее у командира, спрятав лицо на его отеческой груди, а Теодор смущенно похлопывал Дионисия по плечу, и весь вид его говорил о том, как же хорошо не быть командиром. Станислав сразу же пресек эмоциональные проявления отряда. — Радоваться будем потом, Полли, — строго сказал он, но все же отстранил от себя девушку со всей возможной мягкостью,— а сейчас действуем быстро и четко. Станислав внимательно огляделся вокруг. Мысль о возможных преследователях не давала покоя. Надо было все успеть и все предусмотреть. К вечеру можно быть и дома. Если… Если не будет никаких «если». — Слушать приказ. Михалыч, Дэн, сводите лошадей к реке, напоите и привяжите там же, за стеной. Уходить будем с тыла, на карте через реку обозначен брод. Вернемся на проселок с другой стороны. Когда разберетесь с лошадьми, Дэн идет к нам в лабораторию, Михалыч занимает наблюдательный пост на первом этаже и следит за подходами к дому. Дэн, помнишь план дома? Дионисий, сочтя слова лишними, утвердительно кивнул. — Хорошо. Остальные за мной. Вениамин Игнатьевич и Станислав захватили с собой снаряжение — три больших кожаных саквояжа, Полина взяла мягкий узел, а через плечо повесила себе на бок небольшую сумочку, вышитую бисером. Теодор, как самый сильный, обнимающим жестом прижимал к обоим бокам по небольшому бочонку. Внутри господский дом встретил незваных гостей такой же неприглядной, как снаружи, картиной хаоса и разорения. Запах стоял соответствующий — грязи и затхлости. Разве что кони тут не ночевали. Все более-менее ценное было вынесено, содрано и выломано. Примерный план дома у Станислава был с собой, но он даже не стал туда заглядывать, прекрасно сориентировавшись и так. — Лаборатория там, — указал он на правый коридор. — За мной. Они двинулись направо по широкому коридору, мимо парадного зала и библиотеки. Тем временем Михалыч отвязал от коней торбы, они с Дионисием взяли в повод каждый по две лошади, перевели их через мост, обогнули дом с левой стороны, где спуск к реке был более пологим, и провели вдоль берега почти на всю длину дома. Поравнявшись с правым углом садового забора, там, где на карте и был обозначен брод, они дали лошадям напиться, отвели их за угол и привязали к веткам яблонь, свешивающимся через невысокий каменный забор. Теперь, даже если к берегу спустятся вражеские солдаты и поведут своих коней к воде, то лошадей чужаков не заметят. Или заметят не сразу. По крайней мере, из окон дома этот угол садовой ограды совсем не просматривался. Проходя вместе с Дионисием по замусоренной лужайке к мосту, Михалыч обнаружил еще один интересный предмет. Рядом с деревянной плашкой вершка в четыре высотой валялся небольшой топор. Плашка хранила несомненные следы казни какой-то живности — наверное, хозяйского гуся или петуха. Топор уряднику явно приглянулся. Он поднял инструмент, взвесил в руке, махнул пару раз вправо-влево и, одобрительно кивнув, достал из бездонного кармана кусок ветоши. Поплевал на него, протер лезвие, положил топор у ступенек и буркнул: «Збртьптм». Им еще надо было отвести к реке вторую половину лошадиного отряда, после чего присоединиться к товарищам в доме. *** У входа в лабораторию Вениамин остановил друзей и потребовал немедленно принять меры предосторожности. — Мы не знаем, в каком состоянии сейчас лаборатория, и не знаем, кто хозяйничал в ней последнее время, поэтому надо быть готовыми ко всему. Из узла с вещами для каждого были извлечены фартук, пара перчаток и повязка на лицо, которую надо было смочить в растворе уксуса. Теодор тут же скривился и заявил, что если кто-то похозяйничал в лаборатории и разорил ее, как остальной дом, то наверняка вся зараза давно разлетелась по всем этажам и наряжаться в дурно пахнущие тряпки уже бесполезно. «Тед, иди в…!» — так и вертелось на языке у Станислава, но он пересилил себя и вежливо сказал: — Послушайте, любезный князь, не торопитесь с выводами. Вообще не торопитесь. Выполняйте приказ, и будет вам счастье. Теодор еще немного поворчал, но сгрузил у входа бочонки и подчинился. Станислав же первым открыл широкие двустворчатые двери лаборатории и вошел внутрь. Лаборатория оказалась просторным, в четыре двустворчатых окна, помещением. Когда-то, несомненно, она производила впечатление на посетителей. Особенно поражали красивые окна и портьеры, которые французы почему-то пощадили. У Полины даже вырвалось восхищенное: «Кабинет Фауста!» Девушка, конечно, преувеличивала. Лаборатория выгодно отличалась от кабинета средневекового алхимика: была хорошо освещена и радовала свежим и прохладным, в отличие от остальных комнат, воздухом. — Система вентиляционных отдушин хорошо работает! — догадался Вениамин. А вот множество шкафов со стеклянными дверцами и огромный стол в центре действительно впечатляли. Несмотря на то, что на этом столе, похоже, недавно танцевала гусарская лошадь. И теперь колбы, реторты, перегонные кубы, разбросанные повсюду стеклянные ложечки, мерные цилиндрики, бюксы и прочее лабораторное имущество задорно блестели вокруг в огромном изобилии и в разных видах. Чаще разбитые вдребезги, треснутые, очень редко целые. Осколки весело хрустели под подошвами. Как исключение, подтверждающее правило, посредине стола в совершенно невредимом состоянии красовались толстостенный фарфоровый тигель и пластинчатый микроскоп. — Вах! — проговорил Теодор, задрав голову и тыча куда-то пальцем. Оказалось, что воображение князя поразили картины в золоченых рамах, висящие на стенах — одна в промежутке между окнами, другая — напротив. Первая изображала некое подобие Змея Горыныча из народных сказок. Змей лежал на земле, сложив крылья и кусая себя за хвост. — Уроборос, — пояснил Вениамин,— символ циклической природы жизни и всего сущего. — А-а, — протянул князь, как будто и вправду понял. — А что за смелый джигит пляшет у него на спине? В самом деле, на картине между крыльями у Змея Горыныча удобно устроился некий субъект в черной мантии и черной профессорской шапочке. Торжествующим жестом субъект простирал правую руку в туманную даль, явно намекая на то, что жизнь и все ее тайны будут покорены его разумом так же, как сей невиданный зверь. Вторая картина изображала рослого представительного господина в складчатой хламиде и высоком головном уборе с оторочкой. Фоном служил экзотический горный пейзаж. В руке загадочный персонаж держал замысловатый раздвоенный жезл. Судя по выражению лица, сей господин был облечен немалыми властью и могуществом. У его ног согнулись в земном поклоне два седобородых мудреца. — А это Гермес Трисмегист, — сказал Вениамин, — древний философ, обожествляемый как символ мудрости. Полина, присмотревшись повнимательней, громко хихикнула, а потом и вовсе залилась смехом. У ученого, стоящего верхом на змее, и у философа с жезлом было одно и то же лицо. Полное, красноватое и простоватое, с носом картошкой, сердито насупленными бровями и брюзгливо оттопыренной нижней губой. — Карасюк! — выговорила наконец девушка сквозь смех. — Ну, мсье Владимир! Знала я, что он скромностью не страдает, но чтоб так… Разобравшись в сути сего казуса, мужчины тоже заулыбались. Мания величия адъюнкта Карасюка была налицо. Это оценил не только летучий отряд ротмистра Петухова, но и квартировавшие недавно в усадьбе французы. Под Уроборосом прямо по стене углем было старательно выведено: «Le Dinde». * — Откуда они знают, что это Карасюк? — сразу же насторожился Станислав. — Он что, все-таки появлялся здесь? — Станислав Федотович, не преувеличивай опасность, — отмахнулся Вениамин. — Посмотри на его напыщенную физиономию, и все станет ясно. — Не нравится мне это, — пробурчал в ответ Станислав. — Ну, где ваши препараты? Давайте не будем терять время. — Препаратов здесь нет и быть не может, — сказала Полина, еще раз внимательно оглядев помещение. — Обычно мы храним материалы в особых помещениях с низкими температурами. Честно говоря, я надеялась, что здесь есть спуск в подвальную комнату. — Должен быть спуск, — заверил Теодор, присмотревшись к следам на полу. Иноземные постояльцы не утруждали себя уходом за обувью, поэтому если не с первого, то со второго взгляда все увидели дорожку грязных следов, проложенную через всю лабораторию. Дорожка ненавязчиво упиралась в торцовую стену. — Спуск? И куда? — растерялся Вениамин. — Спокойно, — сказал Станислав. — Если учесть мозговых тараканов нашего ученого… — Что, прости? — не понял доктор. — В смысле, странности, претензии на величие и таинственность… Здесь просто обязана быть потайная лестница. Винтовая. — С коваными узорчатыми перильцами, — подхватила Полина. Она подошла к стене и внимательно осмотрела её. Станислав, на лету схватив намек, шагнул туда же. — Ага, точно. У них были не только грязные сапоги, но и немытые руки. Вот здесь. Тед, помоги! Теодор со Станиславом в четыре руки налегли на выступающую стенную панель. Она слегка подалась в сторону, будто поехала по рельсам, затем противно заскрипела и застряла. — А ну-ка, командир, посторонитесь, — Теодор выпрямился, потер ладони друг о друга и подпер могучим плечом злосчастную панель. — Раз, два, взяли! — дружно продекламировали Вениамин Игнатьевич с Полиной. — Вай! Смеетесь, да? — отмахнулся Теодор, совершил еще один героический рывок, и панель поддалась, поскрипела еще немного и отъехала до упора, открыв довольно широкий проем в стене и — о да! — винтовую лестницу, круто уходящую вниз. — Ну вы и богатырь, князь! — восхитился Вениамин Игнатьевич, многозначительно подмигивая Станиславу. — Прямо ка… как античный Геркулес! Станислав только неодобрительно покачал головой, мол, не до шуток сейчас! — Там темно! — Полина первой смело встала на первую ступеньку, но тут же развернулась обратно. — Нужны свечи. — Я пойду разыщу какой-нибудь канделябр, — предложил Теодор и, получив согласие командира, отправился на поиски. — Черт! — выругался Станислав. — У кого-нибудь есть спички? Как же я забыл? — Что, прости? — опять не понял друга Вениамин Игнатьевич. — Что ты забыл? — Ну чтобы огонь зажечь, — досадливо объяснил ротмистр. — Зажигалку бы. Лазерную… — добавил он упавшим голосом.— Или, на худой конец, фонарик с литиевым аккумулятором… — Ну я, конечно, слышал про зажигательные палочки какого-то европейского доктора, не то немца, не то француза, — вспомнил Веня. — Но это все баловство. Представь себе, бертолетова соль мешается со смолой, сахаром и асбестом, сия смесь наносится на конец деревянной лучинки, высушивается, а потом окунается в концентрированную серную кислоту… — О нет! — возразил Станислав. — Кислота — это чересчур. Как же Захарка мой свечи-то по вечерам зажигал? — добавил он вполголоса. *** В лабораторию Теодор вернулся уже вдвоем с Дионисием. В правой руке князь держал позолоченный подсвечник с тремя длинными витыми свечами. — Приказ выполнен, командир, — доложил подпоручик. — Лошади ждут. Михалыч на посту. — О! Михалыч! — многозначительно поднял вверх палец доктор. — Вот кто нам поможет. А не позвать ли нам Михалыча, господин ротмистр? Да, наденьте защитный костюм, подпоручик, и скажите, чтобы урядник тоже надел. Станислав лишь удрученно кивнул, подтверждая приказ. Других идей ему в голову пока не приходило. Надо же, так проколоться перед подчиненными и поставить под угрозу срыва операцию! Станиславу было стыдно и обидно. Был же, был же разговор о подрыве! Как он мог упустить, что прежде чем подорвать, нужно зажечь! Это тебе, Петухов, не пульт-дистанционник с цифровыми детонаторами! Впрочем, только Вениамин Игнатьевич, как особо посвященный, заметил это и почувствовал ответный укол совести. Мог бы и подсказать несведущему человеку, читалось на лице у смущенного доктора. Тем временем Дионисий уже привел в лабораторию Михалыча, причем по дороге успел объяснить суть проблемы. Михалыч, бодро выставив вперед бороду, ободряюще хмыкнул и сказал: «Щас!» После чего полез в свою незаменимую сумку. Извлек он оттуда небольшую коробку из жесткой свиной кожи. — Огнивенка, — тихо сказал доктор на ухо Станиславу. — Она у казака всегда с собой! Из коробочки были извлечены согнутая в полукольцо полоска металла, на вид шероховатая и тронутая ржавчиной, небольшой камень и кусок жженой ветоши. Урядник разложил все это хозяйство на лабораторном столе, ловко ударил несколько раз камнем по металлу, добывая искру, искра упала на тряпку, тряпка затеплилась огоньком, и через минуту подсвечник уже разливал вокруг себя теплый живой свет. Урядник аккуратно пригасил тряпку подобранным со стола тиглем, сложил свое имущество обратно в коробку, а коробку убрал в сумку. — Спасибо, Михалыч, — поблагодарил Станислав. — Возвращайся на свой пост. Михалыч козырнул и скромно удалился, не подозревая о том, какую важную роль сыграл в выполнении задания. Спуск был довольно долгим, по ощущениям спускавшихся, он уходил на два уровня вниз, то есть ниже видимого снаружи цокольного этажа. Теодор шел первым, высоко поднимая подсвечник и освещая путь всем остальным. Станислав был замыкающим. Лестница привела отряд к еще одной двери. Дверь была тяжелой, кованой. И открытой. Рядом валялись кузнечные щипцы, железный лом и кувалда. Амбарный замок устоял, но дверной косяк был раскурочен вдребезги, а замковая петля висела, как серьга в ухе. — Представляю, сколько времени и сил у них ушло, — сказал Станислав, осмотрев следы упорной борьбы разрушителей с замком. — И что, не значит ли это, что мы с вами опоздали? — Сейчас узнаем, — ответил Вениамин и приоткрыл заветную дверь, но его ловко и ненавязчиво отстранил Дионисий, просочившись в образовавшуюся щель. — Дэн! Куда ты опять лезешь?!— рявкнул Станислав. — Все в порядке, командир, — раздался голос Дионисия, чувствовалось, что он при этом улыбается. — Мы не опоздали. У них была другая цель! Отряд переместился вслед за Воронцовым и оказался в довольно просторном помещении с глинобитным полом и кирпичными стенами. В помещении было холодно и сухо. Вдоль стен выстроились дубовые стойки такой характерной конструкции, что никаких сомнений не оставалось. — Винный погреб! — хлопнул себя свободной рукой по лбу светоч команды Теодор. Другой он по-прежнему удерживал подсвечник. — Во-от куда стремились иноземные захватчики! — князь добавил несколько слов на грузинском языке, судя по интонации — ругательных. Здесь постояльцы тоже, как видно, похозяйничали от души. Десятка два пустых бутылок украшали грязный затоптанный пол — вино дегустировали прямо в погребе, не выходя на свет божий. Остальное вынесли. Стойки были пусты. Отсмеявшись, команда Станислава призадумалась. — Это все отлично, — сказал ротмистр, — но что же, получается, мы не там искали? Вениамин, Полли, что вы об этом думаете? — Он поставил свои два саквояжа у двери. Вениамин пристроил рядом и свою ношу. — Нет смысла выносить хранилище на большое расстояние от лаборатории. Оно где-то здесь, — задумчиво произнесла Полина, оглядываясь вокруг. — Кстати, — Вениамин последовал ее примеру,— вам не кажется лишней эта деталь? — он указал на противоположную входу стену, завешенную гобеленом. — Нет, не кажется, — сказал князь, разглядывая вытканную на гобелене вакхическую сцену. Вакханки на ней были очень легко одетыми. А козлоногие сатиры — очень пьяными, и их корявые руки так целеустремленно тянулись к коротеньким юбочкам вакханок! — Фи, Теодор! — хихикнула Полина. — У тебя лицо стало прямо как у этого. — Она указала пальчиком на самого длиннорогого и длиннохвостого сатира. — Почему же, очень даже кажется,— возразил Станислав, подошел к гобелену и резким движением отдернул. — Дверь! — одновременно вырвалось у Полины и Теодора. — Ага! Вот мы и у цели! — торжествующе воскликнул Вениамин, поправил очки и смущенно добавил: — Осталось лишь открыть. Станислав внимательно осмотрел кованую дверь и с удивлением обнаружил, что дверная ручка в наличии имеется, а замка никакого нет, и замочная скважина также отсутствует. — Замок с секретом! — вспомнила Полина. — Что-то такое мсье Карасюк рассказывал. Хвастался, что нанимал одного известного мастера из Курляндской губернии. К сожалению, Владимир Владимирович очень мало говорил о самом секрете. Зато долго и подробно вещал о том, как с этим мастером торговался и, в конце концов, добился значительной скидки, якобы за то, что секрет получился слишком простым. — Посмотрите, здесь что-то написано, — сказал Дионисий, который до тех пор скромно стоял у входной двери и отмалчивался. — Где? — повернулись к нему сразу четыре головы. — Вот. — Рыжий подошел ко второй двери и показал на две крошечные цифры, нанесенные графитным карандашом на кирпич в районе дверной ручки. — Сорок пять, — прочитал доктор, стоящий ближе всех. — Молодец! И как только ты заметил! Осталось понять… — Да, что это значит? — нетерпеливо перебил Станислав. Хвалить подпоручика он не собирался, наоборот хотел при первом же случае устроить ему очередное китайское предупреждение. — Хотя… Постойте-ка… Перед мысленным взором Станислава возник старенький кодовый замок на подъездной двери его родного, теперь уже такого далекого и кажущегося нереальным дома на Новом Бобруйске. Железный блок с панелью из десяти кнопочек. Но здесь нет ничего похожего. Абсолютно однородная поверхность двери. Категорически кирпичная стена. Станислав взволнованно прошелся по винному погребу туда-сюда, встал на то место, где только что стоял Дионисий, и пригляделся. С противоположного конца погреба стало заметно, что небольшой прямоугольник кирпичной стены смотрится более светлым, чем окружающие его кирпичи. И кладка другая! Чем черт не шутит! Если представить, что этот прямоугольник размером три на три кирпича есть прообраз кодового замка, значит… Станислав подошел обратно к запертой двери и осторожно, двумя пальцами нажал на левый кирпич в среднем ряду, туда, где в кодовом замке была бы цифра 4. Никакого эффекта. Тогда он попробовал нажать сильнее и ближе к левому краю. Тоже ничего. А если с правого края? К его удивлению, кирпич поддался и продвинулся внутрь стены примерно на половину своей толщины. Затем то же самое Станислав проделал с соседним кирпичом — средним в среднем ряду. Ага, продвигается! Послышался легкий щелчок. Теперь потянуть на себя дверную ручку… получилось! — О, командир! Как у вас это вышло? — восхитилась Полина. — И как вы только догадались? В самом деле, мсье Карасюк ужасно забывчив. Нет, названия своих любимых анималькулей он помнит, как «Отче наш». А вот куда поставил чернильницу с пером, в какой карман спрятал кошелек и в котором часу надо было зайти к начальнику кафедры — вечно забывает. — Станислав, я должен пойти первым. Я с одного взгляда определю, все ли в порядке, — решительно сказал Вениамин. — Значит, доктору можно? — слегка обиженно прошептал Дионисий, стоящий рядом с командиром. — В данном случае — да, — отрезал Станислав. — Иди, Веня. Но очень осторожно. Вениамин кивнул, взял у Теодора из рук подсвечник, медленно, по вершку, открыл дверь на небольшую, боком протиснуться, щель. Сделал шаг через порог. Вытянул вперед руку со светом. В следующий миг раздался душераздирающий вопль, Вениамин пулей вылетел из хранилища и задом захлопнул за собой дверь. Как он умудрился не выронить подсвечник, было непонятно. Две из трех свечей потухли. — Что? Почему? Отчего? — заголосила наперебой вся команда. Вениамин стоял с видом человека, увидевшего привидение. Свечи тряслись в такт стукающим зубам. — Т-там… Т-там… Т-труп! Стоит! — выговорил наконец бледный доктор. — Спокойно! — командным голосом произнес Станислав. — Труп — это хорошо. Трупа можно не бояться. Подробнее. Как это он стоит? Трупы стоять не умеют. — С-стоит, — уже спокойнее и рассудительнее ответил Вениамин. — На своих ногах. Мертвый. В смысле, он уже очень давно мертв. Скелет. — Скелет? — после небольшой паузы нерешительно переспросила Полина. — А-а, скелет? Ну да, и про скелет господин адъюнкт тоже рассказывал. Это учебное пособие. Заказал в городском госпитале, там ему выделили пару бродяжьих трупов, собрали косточки на шарнирах — и готово. Один он в Петербург привез, другой домой забрал. Не представляю, зачем он ему здесь. — Посетителей пугать! — недовольно пробурчал Вениамин. — Не думала, что он поставит скелет в хранилище. С его вечными несмешными шуточками самое подходящее место для скелета — в спальне. Чтобы говорить: «Доброе утро, милый друг». — Так, хватит, я иду первым. Веня, дай подсвечник. Станислав зажег потухшие свечи, бесстрашно отворил дверь и вошел. — На первый взгляд все нормально, ничего не разбито и не сломано. Нам повезло, что эти ценители хороших вин сюда не добрались, — сказал Вениамин, войдя вслед за другом и оглядевшись. — Хороших! — презрительно бросил Теодор, дотянувшийся до самой высокой полки, где завалялась пара пыльных бутылок. — Сидр домашний недодержанный! — Теодор встряхнул бутылку и попытался рассмотреть ее на свет, но поскольку свет уехал в хранилище, ничего не увидел. — Вот если бы это было картлийское атенури… Или хотя бы мукузани… — Теодор мечтательно причмокнул губами. — Хотя ничего нет лучше мандариновой настойки! — Тед! Хватит болтать! Займись делом! — раздался из-за двери хранилища недовольный голос Станислава. — Принеси сумки. — Иду, — послушно отозвался Теодор, собрал за ручки в свои могучие ладони все три саквояжа и принес куда требовалось, причем, войдя, вежливо поздоровался со скелетом. Тот стоял на своем постаменте, равнодушно скалился и молчал. Никто из членов команды не чувствовал к учебному пособию никакого пиетета. Даже Полина, едва удостоив скелет взглядом, отвернулась к высоким, почти до потолка, шкафам, уставленным лабораторной посудой — колбами с плотными притертыми пробками. В каждой колбе содержался так называемый «материал». Теодор взял из рук командира подсвечник и поднял его как можно выше, освещая полки. Полина с доктором раскрыли саквояжи. Внутри они были обиты толстой, в несколько слоев подкладкой, а на подкладке красовались множество нашитых на нее мягких гнезд, куда можно было вставить колбу или пробирку, не опасаясь, что при езде она выпадет и разобьется. Причем сверху каждое гнездо было перетянуто веревочкой, чтобы крепче удержать образцы. Эту адову работу за два дня проделали ахтырские артельщики под руководством Михалыча. — Та-ак, что мы имеем? — Полина явно чувствовала себя в своей стихии. Лицо ее стало сосредоточенным, глаза горели азартом. — Шкаф первый. «Яды». Ага… — девушка не спеша читала надписи на ячейках шкафа:— Мышьяк. Сулема. Абрус молитвенный. Экстракт чилибухи. — Ну-у, этого добра везде хватает, — скептически протянул Вениамин, — у любого аптекаря можно купить. — Согласна, коллега, — улыбнулась Полина. — Что там у нас дальше? «Субстанции безразличные». Водоросли. Тельца кровяные мышиные. Помет крысы. Станислав и Дионисий слушали с интересом. Теодор, заскучав, переминался с ноги на ногу. — Зверьки семенные му… мужеские… — Полина зарделась и опустила глаза в землю. Станислав с подпоручиком покраснели не меньше девушки. Доктор хмыкнул, а Теодор простодушно спросил: — Где? — Вон, белое такое… в колбе… — несмело указала пальчиком Полина. — А-а. Ага, — склонив голову к плечу, пригляделся князь. — Кхм… Продолжайте, — напомнил Станислав. — «Субстанции полезные». Ну, тут вообще не наш случай. Дрожжи. Пивные и винные. Голубая плесень. Сычужные среды. — Дальше, Поленька. Это совсем неинтересно, — высказался доктор. — Вот. «Субстанции вредоносные». Нашли! То, что нам нужно. Смотрите, Вениамин Игнатьевич. Блоха чумная высушенная. Пустула оспенная коровья. Массы человеческие холерные. — Фу! — Теодор с отвращением сморщил лицо. — Вот, Поленька, чем ты занимаешься в своей академии! — Персидский огонь, — продолжила Полина, не обращая внимания на ворчание приятеля. — Красиво звучит, — сказал Станислав. — А что это? — Сибирская язва, — объяснил Вениамин. — Гос-споди, какая мерзость! Ладно. Упаковывайте свои массы. Берите по одному образцу. Вон еще два шкафа не осмотрели. Полина начала осторожно вынимать колбы из ячеек и увязывать их в гнезда. Вениамин взял второй саквояж и занялся тем же. Дотянуться до верхних полок им помогал Теодор, передав подсвечник Дионисию. Теперь впечатленный князь не жаловался ни на перчатки, ни на уксусную повязку. — Постойте, — спохватился Станислав. — А вы что, не собираетесь свои образцы подписывать или как-то обозначать? — Зачем? — рассеянно отмахнулась Полина. — Запомним, потом подпишем. — Такое количество? — не поверил командир. — Не перепутаете? Девушка досадливо пожала плечами и перевела взгляд на удивленного ротмистра: — Ну как, как их можно перепутать, Станислав Федотович? Кто может спутать пустулу человеческую с пустулой коровьей? Они такие разные! — Да-да, Станя, ты не беспокойся, — поддержал молодую энтузиастку доктор. — Киборги! То есть кадавры! — потрясенно пробормотал Станислав, но от дальнейшей дискуссии воздержался. Наконец перешли и к дальним шкафам. — «Анималькули»… — напряженно вчиталась Полина в полустертую надпись. — «Анималькули разные», что ли? Сквозь открытые двери до исследователей донеслись шаги. Кто-то шел по винтовой лестнице, причем не скрываясь, громко топая и бормоча себе под нос. — Михалыч, — прислушавшись, с облегчением вздохнул Станислав. — Михалыч, что случилось? — громко спросил он, рассудив, что в случае тревоги урядник вел бы себя по-другому. Вошел Михалыч со свечой в руке и заявил прямо с порога: — Тмкттесть. Звт. Жлбнтк. — Зовет? Жалобно? Где? Михалыч мотнул головой в сторону левого флигеля дома. — Я пойду посмотрю, — сказал Станислав. — Дэн, со мной. Вениамин, за старшего. Продолжайте. — Да, командир, — синхронно отозвались трое оставшихся.