Кадавры на мою седую голову!

Михалыч проводил Станислава с Дионисием на второй этаж. Они шли осторожно, прислушиваясь к каждому скрипу и шороху заброшенного дома. На последней ступеньке лестницы урядник предостерегающе поднял палец. Да, что-то похожее на вздох раздалось со стороны флигеля. Затем пауза и слабый, как будто умирающий голос сказал: «Помогите же!» И как Михалыч его расслышал с первого этажа? Самая последняя комната этажа, судя по остаткам мебели, была когда-то спальней. Теперь она, так же, как и весь дом, разоренная и замусоренная, лишь намекала о своей сути. Кровать, оборванный балдахин, куча разноцветного тряпья… Которое внезапно пошевелилось и издало долгий болезненный стон. — Кто здесь? — мгновенно наставил заряженный пистолет на неведомое существо Станислав. — Я свой, — вздохнуло тряпье, — подойдите… Ротмистр приблизился и кивком велел Дионисию, неотступно следовавшему рядом, отдернуть остатки одеяла. На кровати лежал длинный тощий человек, связанный по рукам и ногам, седой и до крайности замученный. На подошедших взглянули воспаленные запавшие глаза. Взгляд был не то чтобы безумным, но явно не совсем здоровым. — Я знаю, вы русские. Я слышал, как ваш человек, осматривая дом, сказал… — с трудом выговорил несчастный. Михалыч смущенно уставился в пол. Ну, сказал. Как дом-то загадили, супостаты! Вот он и возмутился. — Неважно, что сказал, — продолжал незнакомец. — Я понял, что вы свои, что мне нечего бояться. Я все равно умираю. Сначала у меня не было сил даже позвать. Но потом я все-таки докричался. Я должен вам сказать… — Михалыч, кликни доктора, — попросил Станислав. — Мы слушаем вас внимательно. Человек с трудом сфокусировал взгляд и посмотрел прямо Станиславу в лицо. — Вы офицер, — сказал он. — Я вижу, вы это не скроете под штатским сюртуком. — Взгляд его упал на стоящего сзади Дионисия, потом снова на Станислава. Человек несколько раз сморгнул, попытался приподнять голову от подушки, но безуспешно. — Кварт… — еле слышно прошелестел он одними губами, закрыл глаза и больше их не открывал. — Что? — не понял Станислав. Дионисий покачал головой и осторожно сказал: — Совсем плох. Мне показалось, он литовец. Легкая примесь местного говора. И еще у них там пиво наливают квартами. Может, он пить хочет? Прибежали Вениамин с Михалычем. — Как там? — спросил командир. — Михалыч, вниз, на пост! — Поленька заканчивает, — сообщил доктор. — Что тут у нас? — Да вот, похоже, пленный. Бросили его тут. Может быть, надеются, что сам помрет, а может быть, и вернутся. Поторопиться бы нам. Вениамин осмотрел неизвестного довольно быстро. Лицо в ссадинах, хриплое дыхание, синеватые губы. Частый и слабый пульс. — Все ясно, — сказал он, — сильно избит, но старались не калечить. Похоже на обезвоживание. Пить не давали, мерзавцы. — То-то у него взгляд такой странный. И говорил он как-то… — Станислав неопределенно взмахнул рукой. — Да, это бывает. У кого есть фляжка? Дионисий протянул Вениамину свою баклажку с водой. Доктор сначала брызнул пленнику на лицо, похлопал по щекам, и лишь когда тот открыл глаза, дал напиться. — Хватит, — остановил он пациента на третьем глотке. — Будем поить часто и понемногу. Что, командир, берем его с собой? — Берем, — решил Станислав. — Не бросать же! Как вас зовут и кто вы? Что вы хотели нам передать? Пленник не успел ничего сказать. В спальню вбежал Михалыч, еще более взъерошенный, чем всегда. — Едт! — заговорил он, указывая в сторону парка. — Кннйотрд. Члвкдвндцть. — Это за мной! — в ужасе закричал, вернее попытался, но сорвался на хрип незнакомец. — Нет, лучше убейте меня сами, я ведь не смогу с вами уйти. Передайте только в штаб Второй армии… Это очень важно! В Москве! Все, что надо, находится в Москве! — Погодите, — прервал его Станислав. — Веня, срочно забирай Полли и Теда, грузите все на лошадей, потом вы с княжной оставайтесь и ждите нас. Тед пусть возвращается и готовит хранилище к подрыву. Дэн, перенеси пленного к реке и тоже возвращайся. Мы с Михалычем ко входу. Дэн перебросил тощего незнакомца через плечо и двинулся к коридору. — Гибульский, — сказал тот Станиславу, прежде чем оба скрылись из виду. — Меня зовут Александр Гибульский. Станислав кивнул, давая понять, что запомнил, и тут же переключился на более серьезные проблемы. — Если они пришли за ним, — бросил он на ходу Михалычу, — то могут и не знать о хранилище. Тем не менее, бросить его, открытым или закрытым, неважно, мы не можем. Они с Михалычем были уже внизу. Станислав вытащил пистолет, осторожно выглянул в окно и постарался примерно оценить скорость приближения конного отряда к дому. — Не успеем, — констатировал он. — Не успеем уйти по-тихому, пока Тед не будет готов. Вот досада. Делать нечего. Будем обороняться. Михалыч, займи удобную позицию. Без приказа не стреляй. Михалыч буркнул: «Слшсь», воинственно задрал бороду и мастерски слился с ближайшей колонной. Тем временем Вениамин быстро добежал до лаборатории, наощупь спустился по лестнице и вбежал в хранилище. — Я заканчиваю, Вениамин Игнатьевич, — сообщила Полина, голос у нее взволнованно подрагивал. — А что случилось? Что с тем человеком? — Поленька, только не волнуйся, — постарался успокоить княжну доктор. — Теодор, готовь бочонки и шнур. Кажется, за нашим пленником пришли. Берите, что успели, и идемте к реке. Полина увязала последнюю колбу и выпрямилась. Испуга на лице не было. Своим друзьям она верила безоглядно. Теодор схватил все три саквояжа и понес наверх. Доктор с одной свечой в руках и княжна бежали следом. Дионисий уже успел вернуться и ждал товарищей у заднего крыльца. — Ну что? — спросил Станислав пробегающую мимо него троицу. — Всё успели, — сообщил Вениамин. — Что здесь? — Не торопятся, — Станислав отвернулся обратно к окну. — Они явно не ждут гостей. Это нам на руку. — Командир, у меня идея! — вдруг объявил Теодор. — Если они пришли за пленным, пусть его получат! *** Доктор торопливо увязывал саквояжи и укреплял их, перекинув через седло вьючной лошади. Невдалеке, на расстеленном солдатском плаще, лежал пленник французов. Полина сидела рядом, положив его голову к себе на колени, и поила его из фляжки. — Вода кончилась, — сообщила она, глянув на стоящего рядом Дионисия. — Набери еще! — Не перестарайся, Поленька. Давай ему воды понемножку, — напомнил доктор. Пациент княжны между глотками закрывал глаза и начинал шевелить губами. Похоже было на то, что он медленно и вдумчиво молится про себя. — Ну, я вижу, у вас все в порядке, — сказал Дионисий, возвращаясь от реки с флягой, полной воды. — Я побежал. Вы оставайтесь здесь. Полина подняла на него умоляющие глаза, но тот лишь отрицательно качнул головой. — Скажите ей, доктор! Если что-то пойдет не так… вы должны будете доставить свои материалы по назначению. Вениамин промолчал. Полина хотела прикрепить фляжку к поясу, случайно задела рукой свою бисерную сумочку, потом потрогала ее уже намеренно и вдруг побледнела, как смертельно напуганная. — Что? — хором воскликнули Дионисий и Вениамин. — Опять сбежала! — плаксиво надула губы Полина. — Мася, Масенька! — позвала она, оглядываясь. — Тише, княжна! — поморщился доктор. — Ты притащила сюда свою хоречку? — изумился Дионисий. — Да! — с вызовом заявила Полина. — Она очень скучает в одиночестве! — Ладно, мне пора. Не огорчайся. Всегда прибегала — и теперь прибежит. — Иди. Там командир с Теодором придумывают какую-то ловушку. Вдруг твоя помощь понадобится. — Я тоже придумал бы, если бы у меня были… — Дионисий присмотрелся к Полине. Его взгляд упал на скромный вырез платья княжны. Платье было простенькое, темное, причем для удобства и быстроты движений под платьем были надеты гусарские чакчиры. Но сейчас подпоручика интересовало вовсе не это. — А ну, дай-ка! — Он требовательно протянул руку. *** Капитан Бельфлёр пребывал в отвратительном, мерзопакостнейшем настроении. Вот уже неделю его отряд торчал в этой занюханной деревушке, в этом пустом разоренном доме. Передовой отряд знаменитой героической конницы Мюрата, легко бравшей в плен европейские города. Теперь им было поручено изловить и доставить в штаб странного пленника. Его поймали под Могилевом, привезли в Сташковское и как следует допросили. Как понял Бельфлёр, пленник, то ли поляк, то ли литовец, был ученым-изобретателем. Что он там изобрел, Бельфлёра не интересовало. Ему надо было лишь узнать место нахождения важных документов — расчетов и чертежей тощего умника. Тот молчал и держался несколько дней, хотя верные соратники Бельфлёра, Пети Марто и Форжерон, хорошо знали свое дело. Их огромные кулачищи даже самому Бельфлёру внушали некоторое уважение. Тогда капитан решил опробовать на упрямце верное средство — не давать есть и пить. Если есть гордец еще и сам не попросит, то без воды долго не протянет. Так и вышло. На третий день за два глотка воды ученый выболтал, что чертежи лежат в красном бархатном бюваре, бювар — в секретере из карельской березы, секретер — в рабочем кабинете, а кабинет — в доме мсье Гибульского, в его имении под Гродном. Бельфлёр позвал Пети Марто, посредством нескольких тумаков убедился, что Гибульский не врет и настаивает на своем, затем послал двоих гонцов в штаб, под Рудню. А сам крепко задумался. Зачем он здесь сидит? Чего ждет? Информация добыта — не проще ли пустить пленного в расход? Но приказ был четким и ясным. Не убивать. Сохранять в относительном здоровье и вменяемости. Тем временем в доме кончились все припасы, и отряд из тридцати человек остался на бобах. Бельфлёр оставил трех человек караулить дом, а оставшихся разделил пополам, один отряд возглавил сам, второй доверил своему помощнику, лейтенанту Мальвейону. Оба отряда пустились в фуражирные походы по окрестностям. Половина отряда Мальвейона заблудилась в близлежащих лесах и просто чудом наткнулась на остатки отряда Бельфлёра. Сам Мальвейон, похоже, еще не вернулся, поэтому чем ему удалось разжиться, осталось неизвестным. Бельфлёру же ужасно не повезло. В лесу недалеко от деревеньки с непроизносимым названием Смолиговка они наткнулись на русских шпионов. Те оказались ребятами шустрыми, ускользнули у Бельфлёра из-под носа, а их арьергард вообще вывел из строя почти весь отряд. Шестеро были убиты. Еще четверо получили ранения, в основном легкие. Сам Бельфлёр теперь сидел на своем коне с перевязанной головой, покачивался из стороны в сторону и болезненно морщился при каждом подскоке седла. Ему повезло — пуля лишь вскользь задела его по черепу и оглушила, но как это было некстати! Капитан первым сошел с коня, привязал его за перила парадного подъезда и с усталым видом присел на ступеньки. Его бойцы, тоже изрядно помятые в ночной стычке, спешились и поволокли в дом три объемистых мешка. Это было все, что удалось добыть в набегах на окрестные деревни. Мешки, сброшенные на пол, повели себя по-разному. В одном что-то закудахтало, в другом захрюкало, в третьем молча осыпалось горкой что-то мелкое и округлое. — Раненые — в лазарет, — распорядился Бельфлёр. — Эй, коновал! Займись ими. Коновалом в отряде называли егеря Гринье, когда-то помогавшего батальонному лекарю. Теперь в парадном зале дома Карасюков Гринье устроил импровизированный лазарет. Раненые потянулись туда грустной процессией. К счастью, все шли своими ногами, и это уже было большой удачей. Французы входили в дом не спеша, как в родную пристань после долгого отсутствия. Последним притопал медведеобразный и неловкий с виду Форжерон и сердитым голосом спросил: — Кто взял мой топор? Двое в ответ фыркнули, один рассмеялся в голос. Еще один недовольно пробурчал: — Кому нужно твое барахло, увалень? Сам где-то бросил — сам и ищи! — Пойду искать, — вздохнул Форжерон. — Чем будем ужин разделывать? Кто-то неторопливо потягивался, разминаясь после нескольких часов верховой езды. Кто-то, громко топоча и насвистывая, побрел в свои комнаты. — Эй, бездельники, — окликнул их капитан. — А кто видел этих трех бестолочей, которых я оставил стеречь поляка? Где они? — Не видели, капитан, — отозвались подчиненные. — Наверное, на кухне сидят. Там, помнится, оставалась еще бутылка из погреба. — Пойду посмотрю, — вызвался самый ревнивый. — Я с тобой, — напросился самый жадный. — Отнесите заодно поросенка и овощи, — распорядился капитан, — сегодня приготовим кур. — Да, капитан, — отозвалась парочка, подхватила мешки и ушла в левый торец дома, на кухню. Шаги по коридору, истошный визг поросенка на кухне, громкое кудахтанье куриц. Тишина. *** В полу открывается люк, там, в подполе, когда-то хранились припасы. Теперь там пусто. Если не считать сброшенных туда двух трупов. Человек оглядывает черное дело рук своих и довольно усмехается. Врагов ему не жаль. Он отходит к окну, быстро, как тень, взбирается на подоконник, спрыгивает во двор на клумбу, заходит к тыловой стене дома и уносится, умело пригибаясь под окнами, в сторону библиотеки, к правому флигелю. Там человек ловко взбирается на узкий карниз под одним из окон, просовывает руку в открытую форточку и открывает задвижку. Рама отворена, путь открыт. *** Теодор быстро перенес бочонки с порохом из лаборатории в хранилище и достал из тюка с вещами свернутую бухту огнепроводного фитиля — пучка хлопковых нитей, пропитанных селитрой, а снаружи обмазанных мыльным клеем. На дне тюка нашлась и коробка свечей. Затем подрывник поставил бочонки перед лабораторными шкафами, размотал фитиль и как раз прикидывал, какой длины должен быть зажженный конец, когда на винтовой лестнице послышались шаги. Князь замер со шнуром в руках. Шаги приближались. — Это я, — тихо сказал голос Дионисия. — Ты все успел? — Ф-фу, — с облегчением выдохнул Теодор. — Да. Ты где? Я тебя не вижу. Дионисий вошел в хранилище и заметил, что свечи почти догорели. — И сколько времени будет гореть этот фитиль? — шепотом спросил он, снимая с подсвечника огарки старых свечей и зажигая новые. — Несколько минут у нас будет. Пропитка у него слабая, горение будет медленным. Теперь главное — собраться всем вместе и прорваться к заднему выходу. Друзья вытащили у одного из бочонков круглую деревянную заглушку, вставили туда один конец шнура, а остальной фитиль размотали до конца и выволокли к середине винного погреба — примерно на пять с половиной аршин. — Теперь прорваться — только с боем, — покачал головой Дионисий. — Скоро они заметят отсутствие пленного… Пойдем, я тоже кое-что придумал. *** Капитан Бельфлёр устало поднялся со ступеньки, вошел в дом и злобно гаркнул на подчиненных: — Эй, бездельники! Я никого не отпускал. Вы где находитесь? На водах в Виши или все-таки на войне? Лидо, Сассель! В охранение! Обойти дом, встать на посты! — Да, капитан, — двое солдат отделились от остальных и вышли во двор выполнять приказ. *** Между тем раненный в стычке со шпионами егерь Левер, выйдя от Гринье с перевязанной рукой, прошел из зала к комнате, которую уже считал своей. Когда соратники разоряли винный погреб русского хозяина, запасливый Левер не выхлебал, как другие, все вино и весь коньяк сразу. Он предусмотрительно наполнил свои фляжки, а пару бутылок просто припрятал в комнате, засунув их под выломанные паркетины. Теперь ему хотелось скорее запереться и хлебнуть глоток-другой, так, чтобы не пришлось ни с кем делиться. Внезапно он почувствовал, что наступил на что-то. Маленькое, но твердое, похожее на камешек. Он поднял ногу и уже хотел пинком отбросить камень подальше, но, присмотревшись, передумал, нагнулся и недоверчиво повертел найденный предмет в пальцах здоровой руки. Жемчужина, черт побери! Не может быть! Откуда она здесь? Ведь, уезжая, хозяева вывезли все драгоценности, Левер лично в этом убедился, вместе с товарищами обшарив весь дом и не упустив ни дюйма. Тем не менее, приходилось верить своим глазам. Левер внимательно посмотрел под ноги. У порога комнаты что-то блестело. Егерь воровато огляделся. В коридоре никого не было. Вторая жемчужина была крупнее первой. Он ступил за порог, тщательно оглядывая пол. И в следующий миг рухнул как подкошенный, не успев издать ни звука. Выскочивший из-за открытой дверной створки человек с довольным видом пнул поверженного врага сапогом в бок, но тот даже не шевельнулся. Тяжелое малахитовое пресс-папье с честью выполнило свою задачу. Связать, заткнуть рот, запихнуть в шкаф — все надо проделать быстро и бесшумно. Кто-то шел по коридору — похоже, что именно сюда. Что ж, если один клюнул на пару жемчужин, то второй на целую горсть отвлечется непременно. *** Бригадир Лидо и егерь Сассель вышли на порог, сняли с плеч мушкетоны, взвели затворы и начали обход дома. На лужайке Форжерон только что обезглавил последнюю курицу огромным, пиратским по виду тесаком. — Что, не нашел топора, увалень? — издевательски поинтересовался Лидо, славящийся своим склочным нравом. Форжерон досадливо дернул головой и рассказал бригадиру, куда ему следует сейчас идти. Сассель, похохатывая над обоими, потянул Лидо за рукав: — Пошли, старый хрен! А то увалень лишит тебя обеда! Часовые двинулись в обход. Лидо, недовольный всем на свете, ворчал, не переставая: — И долго нам еще торчать в этой дыре? Караулить дурацкого умника и подыхать от скуки? Жрать нечего, девок нет, разжиться нечем. Хоть бы бои начались! — Успеешь навоеваться, — миролюбиво отвечал Сассель. — Отдыхай, пока позволяют. — И какого черта обходить по сто раз в день этот старый амбар? Никого здесь нет и быть не может. Глушь и дичь… — Стой! — замер на месте Сассель. — Посмотри сюда. Эта калитка в сад. Она всегда была закрыта, помнишь? — Не помню. Зачем вообще нужна такая калитка, через этот заборчик и перешагнуть можно. А что, сейчас… — Смотри, приоткрыта. — Кажется, вчера увалень тут крутился. Тебе от безделья всюду мерещатся враги и шпионы, Сассель. Но давай проверим. Я иду первым. Лидо осторожно отворил калитку пошире и вошел в сад. Под ногой тут же хрустнуло упавшее с ветки гнилое яблоко. — Черт! — шепотом выругался бригадир. Солдаты прошли в сад, не удаляясь от дома больше чем на несколько шагов. Яблони в саду были старые, с толстыми корявыми стволами и мягкими светло-зелеными листьями. Немного впереди послышался звук, будто что-то упало на землю. — Яблоки падают, — сказал Сассель. — Пойдем посмотрим, — предложил Лидо и прошел вглубь сада по боковой аллее. Сассель шел за ним. Когда прямо в сердце Сасселю вошел метательный нож, он не успел сказать ни слова. Только вытянул руку вперед и захрипел. Лидо обернулся. Поэтому так и не увидел того, кто сзади ястребом спикировал ему на голову.