Не вижу зла

Если бы можно было на время отключать звуки, как в телевизоре там или на компьютере, Тэхён бы тоже их отключал. Но такие функции в человеке не подразумевались, ведь в отличие от бездушных вещей, у людей есть душа, а у неё инструкции по применению не имеется. Кнопок не существует, а меню, если его так можно назвать, меняется от настроения и часто включает в себя неисправности, такие, которые не починишь подобно вещам. Ким проводит по поверхности зеркала. С него на Тэ смотрит он сам, и странно это немного. Он смеется, в то время как сам парень сейчас плачет. За дверью отец кричит о том, что во всем этом виноват этот уёбок. Тэ понимает, это сейчас о нем. Он знает, но лучше ему не лезть. Ведь для них он всего лишь малолетний идиот. А взрослые ведь как, побушуют себе немного и остынут, это нормально. Для семьи это в порядке вещей. Вот ведь оно как. Ким опускает взгляд на белую раковину и открывает воду. Вода мягко скользит по керамической поверхности и исчезает где-то в водостоке. Тэ думает, что было бы не плохо вот так же бесследно исчезнуть. Пак аккуратно перевязывает его ступни и ложится рядом. За окном все ещё раскинута темная вуаль, в их комнате же небольшая светлая оборка в виде небольшого ночника. Пак придвигается к лежащему к нему спиной Тэхену поближе и целует того в шею, оставляет свой невидимый след вдоль шейного позвонка. Даже не смотря на его лицо, он знает, Ким ещё не спит. Как знает также, что через минуту шатен обернется и поцелует его в ответ, но не в шею, а в губы. Единственное, чего Пак еще не знает, так это то, чем ему в итоге обернется эта ночь. Встретит он рассвет еще спящим рядом с Тэхеном, или сидя на скамейке, немного подрагивая от окружающего утреннего холодка.

***

Пак не сомневается, он уверен, они бы никогда не смогли быть друзьями, между ними могло быть только нечто большее. Как фейерверки, если приобрел их, то обязательно надо поджечь и запустить в небо, рассыпая в нем разноцветные огоньки. Ассоциируя тот момент с волшебством, на которое хочется смотреть не моргая, желая не упустить ни секунды этого чуда. Друзья же больше походят на любимые книги, они могут вечно храниться на полке, ты всегда можешь вытащить их оттуда и перечитать, вдохнуть аромат любимой печатной продукции, впасть в ностальгию и снова поставить на полку, хранить их так, это правильно, их в отличие от фейерверков, не надо поджигать. Путаясь в странноватых ассоциациях по пути домой, Пак сам не осознает, как заходит в магазин и покупает бенгальские огни. Зачем? Ведь новый год ещё не скоро. Чимин сжимает небольшую коробку в руках и продолжает свой путь. Просто так. Ему кажется, что будет весело поджечь их на балконе вместе с Тэхеном. Киму это тоже понравится, он ведь вообще любую идею Пака воспринимает с улыбкой. Ведь Тэхен, его Тэхён — это фейерверк. Яркий фейерверк в жизни Чимина. Как ни странно, Пак сегодня разувается в темноте, у него в кармане немного мнется коробка с бенгальскими огнями, а в душе нарастает непонятная тревога. В их доме кажется холоднее. "Кажется, Тэхен забыл закрыть форточку", — думает ненароком Чимин. Но закрыть её и сам не торопится, первым делом идет в спальню. Пытается на ощупь найти включатель на стене, но вместо этого нащупывает там чужую руку. Немного пугается от неожиданности. Яркий свет освещает помещение, Пак щурится, хочет вновь его выключить и лучше включить ночник. Тэхен же стоит у стены, все ещё не опустив руку от выключателя, обжигает Пака непонятным взглядом, выключает свет. Вновь включает и снова выключает, не отводит взгляд, играет со светом. У Пака по спине скользит холодный пот, ему и жарко и холодно одновременно. Чимин кладет свою руку поверх тэхеновой и убирает его руку от выключателя, оставляя свет гореть. Ему хочется пощелкать пальцами перед лицом шатена. Тот, кажется, опять теряется в реальности. Видимо, сегодня им не поджечь тех, совсем уже смявшихся в куртке, бенгальских огней. Тэхен тянет Чимина на себя, перемещает руки на его затылок и касается любимых губ своими. За окном, прячась где-то во тьме, воет метель. В голове сердитый голос отца не терпит возражений, а мать не напоминает о вчерашнем дне. Там, на столе у них скатерть, на которой изображены корзинки полные выцветших цветов. А на матери желтоватый халат, зашитый в некоторых местах, и совсем не идущие ей подгнивания на теле. Там, в отражении, на него смотрит какой-то улыбающийся идиот, а дверь за его спиной отдает желтизной. Там, за этой дверью, живет зло. А он учится делать вид, что не видит его, так же как и все остальные в этом доме. Потому что это правильно. Это правильно. Мать улыбается, она ведь сама в этом виновата? Биение сердца становится громче, а куртка Пака слетает с плеч. Свет уже не режет глаза. Им больше нет до этого дела, сейчас тут правят чувства. Короткие пальчики заползают под легкую домашнюю футболку Кима, скользят по ровной спине, тянут ненужную ткань со слегка загорелого тела. Ким отрывается, отбрасывает футболку, тянет Чимина на себя, резко разворачивается и валит Пака спиной на кровать. Садится сверху, тут же припадая к сочным губам, целует мягко, нежно, страстно, почти отчаянно, почти на грани, противоречиво и всегда так волнительно, сжигает в тех поцелуях лишние воспоминания, заменяет противные звуки на приятные стоны. Ведет языком вдоль шеи, затем спускается ниже под легкие ерзания. Расстегивает рубашку Чимина до последней пуговицы, скользит горящими ладонями по груди, сжимает кожу. Пак тяжело дышит, путается пальцами в его каштановых волосах. Желает раствориться в нем, забыть все тревоги. Внизу живота начинает тянуть, Ким покидает его кожу, приподнимается, стягивает с Чимина остатки вещей, освобождается от своих домашних шорт. Возвращается. Тянет немного. Добавляет новых вкусовых оттенков. Целует в коленную чашечку, ведёт этот жар по внутренней части бедра, поцелуями спускается ниже. Внутри от желания становится больно, Тэхен почему-то улыбается. Пак же ерзает, раздвигает ноги как можно шире. Ощущает как все вокруг начинает искриться, поджигается желанный фитиль. Чимин хочет его, как первый фейерверк в своей жизни. Как ребенок, впервые лицезревший эту чудесную россыпь разноцветных огней в темном небе. Именно так, всегда, независимо от обстоятельств. Такого, какой он есть. Только его, Тэхена. Сердце, кажется, готово выскочить из груди. Ким ведет языком вдоль головки, челка падает на его прекрасное лицо. Чимин закусывает нижнюю губу и слегка сжимает плед под собой. Воздух приобретает цвет наслаждения. Он наполняется чем-то волшебным, Пак вряд ли бы смог описать эти цвета. По лбу стекает соленая капля, но Чимин чувствует лишь вкус сладости на своих губах. Вкус страсти от его прикосновений. И ненадолго нечто прохладное ниже пояса. Нечто такое, вслед за которым этот момент окрасится в ещё одно незабываемое ощущение. Ким вновь оказывается у его губ, но не торопится целовать, тяжело дышит в губы, немного приподнимает, обхватив длинными пальцами за бедра. Трется кончиком носа об щеку, целует в подбородок. Чимин тянет его на себя, скользя мокрыми ладонями по спине, придвигая ещё ближе. Ощущает его немалое возбуждение у своих ягодиц. Пытается не завыть от желания. Царапает Тэхенову спину. Ким смотрит глаза в глаза, заглядывает куда-то настолько глубоко, что по телу Паку проходит заряд, его всего трясет от нетерпения, от этого взгляда в обрамлении длинных ресниц, от его непредсказуемых действий. И наконец Тэ целует, тут же проникая в рот Чимина своим языком, сплетая его со своим, и вместе с этим осторожно проникает в его горячее тело, сжимая кожу по бокам своими изящными пальцами. Входит во всю длину, находит ладони Чимина и сплетает их в замок, слегка надавливая. Кусается, начинает двигаться, незамедлительно наращивает темп, заставляя Пака стонать в поцелуй, слизывает эти сладкие звуки с его губ. Слизывает испарину, появляющуюся на его шее, на груди. Задевает внутри Чимина все самое сокровенное, заставляя прогнуться подобно кошке в немом крике удовольствия. Пак сдается первым, кончает, не дождавшись Тэхена, все старается прижать его к себе ещё ближе. Но между ними и так нет ни одного свободного миллиметра. Пак чувствует как надвигается очередное цунами, перед глазами взрываются белые огоньки, пальцы на ногах скручиваются от этого нарастающего ощущения. Его накрывает с головой, как и Тэхена, практически лежащего на нем. Тяжело дыша, Чимин проводит по Тэхеновым взмокшим волосам и не желает отпускать этот миг. Хочет быть любим им так всегда. Ким же лежит на его груди, старается подобно Паку нормализовать дыхание, вслушивается в родное сердцебиение. Закрывает глаза. Мечтает заменить те голоса этим прекрасным равномерным стуком. Любить его так постоянно и больше не видеть зла. Желает, чтобы Чимин не видел зла в нем самом. По спине проходит холодок. Ким осторожно вытаскивает из-под них плед и накрывает их обоих, целует Пака в раскрасневшиеся, покусанные им самим губы. Ложится рядом и смотрит на него, в то время как Пак не смотря на яркий свет, тут же проваливается в сон. Вставать неохота, но в отличие от Чимина, Ким с включенным светом спать не сможет. Потому он неохотно выбирается из-под пледа, шлепает босыми ногами по прохладному ламинату, дотрагивается до выключателя. — Ублюдок, — доносится до него откуда-то с коридора голос матери. Тэ косится в ту сторону, выглядывая из-за дверного косяка, уже заранее зная, что никого он там не обнаружит. Поворачивает голову в сторону кровати, на которой мирно сопит Чимин, выключает свет и возвращается к нему. В тепло. По дому разносится запах блинов, Тэхен их очень любит. Он открывает глаза, встает и выходит на кухню. Мать в своем не меняющемся желтом халате стоит у плиты, улыбается появившемуся в дверях сыну и пододвигает к нему сгущенку. Ким ведь обожает блины со сгущенкой. В доме пахнет теплом. Именно теплом и уютом. И это всего за день, за который отец не появился дома, загуляв, видимо, где-то с друзьями. Улыбка матери все ещё кажется Тэ фальшивой, но та теплота, с которой она смотрит на него, не вызывает сомнений в своей искренности. На улице сегодня пасмурно, но это не взывает к грусти, Тэхен уплетает блины со сгущенкой и очень хочет, чтобы так было почаще. Чтобы его почаще не было. Или чтобы однажды он не вернулся и вовсе. Ким боится этих последних мыслей, но также знает, что в итоге это принесло бы только облегчение. И наверное, за мысли такие, или может, потому что хорошего много не бывает, уже через минут пятнадцать доносится стук во входную дверь. Стук, говорящий о его возвращении, грубый и громкий. Тэхен же давится новой порцией блинов. Он готов почти закричать от этой несправедливости. Готов упасть на колени и просить мать не открывать дверь. «Почти», которое опережают. И вот он уже на пороге. Уже портит аромат тепла запахом горьких сигарет и алкоголя. Ударяется о старую прихожую и, завидев Тэхена за столом, смиряет его взглядом. Таким, словно Ким последний выродок на этой земле. Мать пытается помочь мужчине разуться, а он дергает её за край халата, заставляя склониться, грубо хватает за подбородок и заставляет посмотреть в сторону Тэхена. — Видишь, блять, как этот пиздюк малолетний на меня смотрит. На своего отца, гнида неблагодарная. Это ведь ты его так разбаловала, — приправляя каждое слово ядом, с отвращением выдает он и отталкивает женщину от себя. Тэхен же отворачивается к окну, обводит взглядом тяжелые тучи, затянувшие небо и понимает, что всё же ненавидит серый. Отец продолжает прыскать ядом и сбрасывать, разбивать вещи по дороге на кухню. Тэхен не оборачивается. Ким лишь на ощупь отодвигает подальше тарелку и продолжает сидеть. Даже когда мужчина садится рядом, даже когда выплевывает очередную грязь практически в ухо. Даже, когда Ким начинает задыхаться от вони исходящей от него. Даже, когда та тарелка, которую он пытался отодвинуть подальше, с остатками блина и сгущенкой, летит об стену и разбивается, разлетаясь на сотни осколков. Ким же слышит, как вместе с этой разбитой тарелкой в нем самом образуется очередная трещина и уже надеется, что однажды она не повлечет за собой такие же осколки его самого.