Пляска на пепелище

Узкая ладошка сестрицы как будто дрожала в руке. Визерис вскользь заглянул в ее лицо, чтобы убедиться. Да, он улыбнулся этой мысли, то, что нужно, — ее удручение, страх, когда вокруг изменники, ублюдки и змея, которой пахли его руки. Дени была потрясающе испугана и смущена в одно время, и сейчас Визерис любил ее особенно. Столь же сильно, как ненавидел недавно, когда своей глупостью сестра снова все испортила, разбудила дракона внутри него. Так было всегда, вспышки разгорались и сменялись, перетекали одна в другую, готовые потухнуть или, напротив, воспламениться. Как за летом всегда следует зима, так нежность приходила вслед ярости, презрение — жажде. Визерис знал: драконья кровь сказывается в нем, и гордился тем. Он похож на отца, единственный среди них всех. Тот, кто рожден драконом. И так уж случилось, что зверю желаннее всего были слезы. Чистые, как ледяные кристаллы, слезы Дейенерис. Слова брата, уроненные в сдержанной почтительной тишине, не достигали его сознания в то время, как Дени ощутимо напряглась рядом с ним. Визерис замер, сжимая в ладони потеплевшие от его жара пальцы сестры, обернулся, чтобы послушать. Рейегар, занявший свое место подле Элии Дорнийской за устланным картами и документами столом, подарил младшему брату проницательный взгляд. Не только ему, быть может, но, Визерис был уверен, он занимал внимание короля столь же сильно, сколь некогда отец, которого называли Безумным. Он заговорил, и в тот же миг Визерису стало ясно, почему Дени попала сегодня под горячую руку. Рейегару не нужно было прилагать усилий, чтобы заслужить любовь. Мать, сестра, его дочурка, прочие придворные прихлебатели, Визерис с детских лет становился свидетелем обожания, направленного на старшего брата, королевского первенца. Вот и сегодня тому оказалось мало. К тому времени, как Рейегар, вдоволь накопавшись в исписанных цифирью свитках, послал за членами монаршей семьи, весь замок уже стоял на ушах по случаю приезда короля. Сир Джейме препроводил их в сад вчетвером: брат и сестра, дочь и сын, те, что носили имя Таргариен по праву крови. Бастарда Джона Сноу не было, но Визерис знал благодаря Рейенис и ее письму, что того ждет личная аудиенция — чтобы доложить отцу на брата, не иначе. Визерис позволил брату обнять себя. Как в день его возвращения после Трезубца, больше пятнадцати лет назад. Правду говоря, тогда они все ждали его куда сильнее, чем сейчас. Эгг не потянулся к отцу, не подал и руки, ограничившись сухим кивком, и молча отвернулся. По лицу Рейегара сложно было сказать, сердит он или, напротив. Как это ни странно, но Визерис научился угадывать настроение брата через его дочь, и Рейенис хмурилась. Рейегар поцеловал ее в щеку, она отозвалась доброй шуткой, чтобы сгладить напряжение. Дени же рассмеялась, повиснув на нем обезьяной. Уж ей-то нет дела до склок отца с сыном, это ясно. Конечно же, она скучала, как иначе, если Рейегар потчевал ее лаской, в которой отказывал он сам. Визерис не успел удержать ее, схватить за тоненькую ручку, заломить, чтобы оставалась подле него — там, где ей место. Рейенис зацепила его локоть, словно бы ненароком, указала глазами в ту сторону, откуда он и так не мог отвернуться. Усмешка на ее змеиных устах, которые так сладко было целовать, еще пуще отравляла рассудок. Ударить бы девчонку, или снова коснуться ее, на сей раз самому, там, где не притрагивался никто... Да только принцесса к себе не подпустит, пока ей самой того не понадобится. А Рейегар все держал сестру в объятиях, шептал неслышно в серебристые волосы, которые та упросила служанок заплести по-особенному в честь приезда любимого брата. Ничего, после Визерис как следует поподчевал ее тычками и жестокими щипками за каждое слово, не разобранное им из их чарующей беседы. — Пока все не столь страшно, — заверил присутствующих король, явно не желая распростроняться о том, что думает он сам о грядущих заморозках. — Собственных запасов Королевской Гавани и Драконьего Камня должно хватить на три года сытой жизни. — На три с половиной, если подчистить лишние рты, вроде бастардов и изменников. Визерис обернулся к Сноу, впрочем, ответного выпада ожидая не от него. Рыжий выскочка, Робб Старк, смотрел на него с отвращением на смазливом лице. Раз уж и он среди приглашенных, брат решил не делать вид, будто купился на уловку северян с «оруженосцем». Тем не менее, в любезности ему не отказано, уж в дотошной дипломатии Рейегар, как видно, собаку съел. — Судя по вашему высочеству, сдается мне, в замке маловато и тех, и других, — подал голос Ренли Баратеон из своего угла. — Зима близко, и она забирает даже тех, кто полагает себя достойным запаса короны, — присовокупил Старк. — Испугался снарков и грамкинов, малыш? Визерис осклабился, входя в раж. Ему всего только и надо, что выпустить зло, хорошо бы заодно втоптать в грязь всю эту погань. Увы, Рейегар все-таки снизошел до вмешательства: — Довольно, — бросил он, подняв изящную ладонь — будто от мухи отмахнулся. На пальцах сверкнула россыпь рубинов. — Думаешь, твоя кровь делает тебя сильнее меня, принц? — гаркнула мужеподобная Обара. Он и позабыл, что Песчаные Змейки тоже здесь. Тиена шепнула что-то леди Ним, и та фыркнула, царапнув по Визерису черными глазами. От ее взгляда такие славные, мерзкие слова застряли вдруг в горле. Принц укусил себя побольнее за язык, чтобы не чувствовать досады уязвленного самолюбия. Ренли отсалютовал ему кубком и гадко улыбнулся в ответ на посланную ему гримасу пренебрежения. На этом спор, казалось, и прекратился. Король в пол голоса беседовал с Красным Змеем и старым Коннингтоном, порой прерываясь, чтобы ответить своей королеве, но будто бы не особо внимал: он приглядывался к лицам. Хочет посмотреть, понял Визерис, оценить, кто чего стоит и стоит ли вообще. Должно быть, необходимость жесткой сортировки важна брату поболее, чем ему удавалось показать в последнее время. Для того они и здесь. — Визерис, — тихонько окликнул его тонкий девичий голосок. — Визерис, могу я отойти? — Зачем? — он был излишне резок, наверняка, но отпустить ее с миром после всего? Немыслимо. Дейенерис вскинула к нему фиалковые глаза. Губы ее сложились в упрямую линию, словно в подкрепление чеканным интонациям. Визериса проняло невольное любопытство. — Я давно не виделась с подругами и была бы счастлива присоединиться к ним и Рейенис. Чтобы понабраться глупостей, не иначе. Рейенис была дружна с кузинами с самого детства, и Визерис не знал, кто кого испортил вперед — Арианна ее или наоборот. Сестра же горела нежной любовью к одной из ублюдков Красного Змея, Тиене Сэнд — не то женщине, не то ребенку. Говорили, будто матерью ей приходилась септа, тогда, очевидно, именно кровь Оберина Мартелла превратила ее в маленькую шлюху. — Визерис, отпусти, пожалуйста. Неужели он должен втолковывать ей, что Дорн — гнездо ядовитых паразитов, оплот грязи и разврата? Рейенис изваляла его самого с ног до головы, выпачкала, заставила есть мерзость с ее рук, как ягоды дикого винограда, и Визерис не пожелал бы подобного никому. Тем более последнему очагу чистоты, в котором он мог омыться, его Дейенерис. Потому что иной назвал бы это пленением. — Ты останешься здесь, идиотка, если не хочешь разбудить дракона! — прошипел принц, хватая сестру за вторую руку. Визерис досчитал про себя до десяти, чтобы не заметить жгучей обиды, ярости на побледневшем лице Дени. Она царапала ему запястья, рвалась от него испуганной пташкой, словно не было ничего важнее для нее в эту минуту, чем разъединить их руки, остановить прикосновения. Многие отмечали, что сестра в расцвете стала необычайно похожа на их мать, покойную королеву Рейеллу, но Визерис видел иное. Чаще, чем следовало, ему случилось видеть ее покорство в ответ на бесчинства и грубость отца, но дитя, убившее ее, Дейенерис, что родилась в разрушительную бурю, противилась этому как хлипкий листок, силящийся выстоять на ветру. Слезы предательски блестели в ее глазах. — ...Когда Старки прибудут ко двору, мы подпишем соглашение о транспорте провизии от Королевской Гавани, Простора и Речных Земель к Стене. Также пути будут проложены сетью по всем Семи Королевствам, и, если повезет, зима пройдет без значительных потерь, — донеслись до него, как сквозь слои ваты, слова Рейегара, обращенные к Роббу Старку, а теперь и ко всем остальным, будто помимо северян кого-то интересовало, что станется с ворами и убийцами в этом ледяном пекле. Разумеется, его величество уже продумал все до мелочей. Визерис не сумел удержать усмешки. — Отпусти ее. Он и не услыхал бы негромкой фразы во всем этом шуме, не будь она сказана как приказ. Приказ зеленого мальчишки, распушавшего хвост, где надо и не надо. Скорее от неожиданности, чем от чего-либо кроме, Визерис ослабил хватку так резко, что Дени пошатнулась и упала бы, не подхвати Эйегон ее со спины. — Что ты себе позволяешь?! — принц смахнул со лба выбившуюся серебристо-золотую прядь и оглянулся на отца, казалось, целиком занятого беседой. — Ты либо слепой, либо дурак, если не видишь, как он наблюдает за тобой. Думаешь, долго подобные выходки будут сходить тебе с рук, Визерис? Мне вот не посчастливилось. Идиоту понятно, что на деле его беспокоило. Никто не смог бы вспомнить, с чего начался раздор Рейегара с сыном, но по слухам и шепоткам челяди дело было всего только в некой интрижке. Надо полагать, невинные принцевы шалости стали последней каплей, не более и не менее, потому как после наследник официально перестал допускаться на собрания Малого Совета и утратил расположение короля, как таковое. Визерис знал, как нуждался Эйегон в информации любого толка, и пользовался тем, играючи. — Боишься, как бы я не занял место позора семьи, Эгг? Оно твое по праву, не стоит переживать, — он заломил неприятную улыбку в углу рта. Дейенерис выбежала из горницы в слезах, и принц, покривившись его словам, вышел следом. Врешь, Эгг, думал Визерис, продолжая улыбаться, никакой ты не герой. О, ему поистине было любопытно, кто дожидается того на своем посту ли, или в дорого убранных покоях. И судя по тому, как помрачнел взор Рейегара, и он видел этот маленький спектакль насквозь. Прием подходил к концу. Когда долгожданная ночь опутала Красный Замок тенью и неслышным шепотом, дверь в спальню принцессы скрипнула, пропуская внутрь позднего гостя. Впотьмах Визерис опустился на мягкую перину рядом со скукожившейся на простынях сестрой. Два огромных блестящих глаза глядели на него сквозь темноту. Ей не спалось, в то время, как разговоры и смех давно уж стихли и в покоях дорниек. Вина на его языке была кислой, как застоявшееся козье молоко. — Ляг со мной, — попросила Дени едва различимо. Если бы только она могла возненавидеть его, сейчас подходящий момент, чтобы вонзить кинжал ему в горло, это и худенькой девочке под силу. Он протянул к ней руку, будто желая удостовериться, что оружия на самом деле нет, и осторожно отвел спутанные волосы с ее лба. — Никогда больше не делай так, — сказал ей Визерис, ложась на постель подле нее. Дени продолжала смотреть на него широко распахнутыми глазами. Наверное, это и было истинное лицо их матери, каким ее видел отец. Визерис запомнил ее женщиной, увезшей его на Драконий Камень. Закутанная в плащ, в наброшенном на голову глубоком капюшоне, Рейелла оставалась неприступной в своем спокойствии. Он не поверил себе, когда увидел, как повлажнели ее фиалковые глаза в ответ на его детский вопрос: почему мы убегаем? — Мне страшно, — сказала королева и ниже надвинула капюшон, отворачиваясь от сына. Назад в Красный Замок они возвращались тоже вдвоем, но не с матерью. В одну лодку посадили Визериса и завернутого в пуховые одеяла младенца, убившего королеву на родильном ложе. Во второй доставили в замок остывшее тело, которое накрыли тяжелой тканью из красного бархата, чтобы скрыть кровь. — Принцесса Дейенерис, — поправили его в замке, когда он произнес «убийца». Визерис поправил одеяло на нагом плече сестры. Ее еще хранит Дева, думал он про себя, чтобы не чувствовать искушения. С нею это казалось проще, чем с Рейенис. Они отличались друг от друга столь же сильно, сколь старшая принцесса не походила на ребенка, каким сейчас выглядела Дени. Расцвет настиг ее всего только год назад, груди у нее были маленькими и острыми, фигурка угловатой. И о мужчинах она, должно быть, знала только из героических баллад и песен. Рейенис как-то рассказала ему за кубком борского золотого о том, как сестра по-детски увлеклась каким-то тирошийским наемником во время поездки в Дорн. У него синие волосы, а усы золотые, смеялась она, а Визерис помнил, что наравне с шипастой пьяной злостью испытал жгучее желание поцеловать ее. — Никогда не буди дракона, — прошептал он, поглаживая большим пальцем мокрую от слез щеку. Внизу она тоже будет мокрой? Эта мысль нравилась ему так же, как губы племянницы сегодня в тронном зале. Она спросила его прямо, потому что знала, чего все хотят, но сможет ли так Дени? Его возбуждение упиралось в ее колено, спрятанное под одеялом. Визерис поднял взгляд к ее лицу, чтобы понять: сможет или нет. Но принцесса уже спала, сжавшись клубком, ресницы мерно подрагивали, дыхание выровнялось. Хорошо, думал принц отстраненно, она слишком юна для честного ответа. Он лежал без сна в постели сестры, размышляя о драконах, Рейенис и ее словах о престоле, о зиме, об огне и крови. До тех пор, пока оранжевый солнечный диск не показался из-за горизонта, расплескав краски на бесцветное небо, а утренние птахи не засвистели десятками разных голосов, будто далекие сигналы огромного рога, в который дуют люди Ночного Дозора, завидев Иных. Поднявшись, принц наскоро натянул сапоги, пригладил растрепанные, цвета плавленого серебра волосы. Смутный час, давно пора уходить. — Дракарис, — проговорила Дейенерис ему в спину, и Визерис замер. Насколько он мог знать, это был язык Древней Валирии, которому действительно обучали всех отпрысков знатных семейств, но его редко использовали в быту. Правда, посылая Визериса в Вольные Города для переговоров о поставке кораблей в королевский флот, Рейегар, согласно своему ежегодному обычаю, собиравшийся объезжать Семь Королевств, — каждый, от простого мельника до зажиточного лорда должен знать короля в лицо, — наказывал ему использовать с купцами единственно валирийский, применяемый им самим для разного рода политических соглашений. Это смутило принца, чего вдруг сестрице говорить на нем? — Что это значит? Огонь? — спросил он растерянно, обернувшись к ней. Но Дени только повернулась на своей постели и тихонько засопела во сне.