Пляска на пепелище

Когда все начали расходиться, отец подозвал его к себе. Робб взглянул на Джона странно, будто мог знать больше, чем тому бы хотелось. — Это не займет много времени, не дожидайся меня, — уверил он брата. Ему только того не доставало, чтобы Робб забрал себе в голову некую тайну, которую от него якобы прячут. Джон прошел мимо стайки хихикающих о своем дорниек. Рейенис, идущая среди них, обернулась на него, и вдвоем с принцем Оберином, отвлекшимся от беседы с лордом Коннингтоном, они проследили одинаково темными и подозрительными взглядами путь Джона к столу короля. Ничего удивительного, если принцесса все знала, и все же смутное неприятное чувство кололо под ребра при мысли, что о его еще не сделанной подлости известно кому бы то ни было, кроме отца. Услуга на благо королевства, писал он в письмах, и едва ли Джон сумел бы заподозрить Рейегара Таргариена во лжи. Всего только плата за его любовь и честность к нему, столь редкие в Королевской Гавани. «Будь готов предать своего брата однажды, Джон. Полагаю, мы все были бы счастливы никогда более не узнать ни смуты, ни страха». Это пришло последним, до того запоздав, что прочесть скорее даже записку, нежели деловое письмо, которые ему обыкновенно доставляли, Джон сумел уже с приездом отца. Он очнулся тогда посреди ночи, разбуженный не понять, чем. То ли птица шмыгнула за окном, то ли взаправду слышалась чья-то тихая поступь. — Прошу простить меня, милый друг, за вторжение, — едва уловимо пропел знакомый елейный голос. — Я всего лишь хочу донести весть. Тайную весть. Паук выступил из тени, став отдельной от нее фигурой, закутанной в темный плащ. Он пропустил руку среди складок просторного одеяния и изящно извлек небольшой сверток. Пергамент зашелестел в мягких напудренных ладонях евнуха, переходя к Джону. — Что это? — он не рискнул развернуть послание на глазах королевского Мастера над шептунами. — А я и спросить позабыл, — хихикнул Варис. Когда его мягкие шаги затихли вконец, Джон развернул бумагу. На колени ему упал, сверкнув золотым, кулон с крохотной змейкой. Ты предашь того, кого любишь, или узнаешь, что есть всамделишный страх. Его аудиенция была последней из назначенных королем. В первую очередь, отец отобедал со своей леди-женой, после, наверняка, почтил законных детей и прочих родичей. Джону не в новинку ждать дольше остальных, нет никакой разницы в том, когда, главное — для чего. Сегодня, сейчас он скажет, что более не станет наушничать, и будь, что будет. — Мое почтение, Ваше Величество, — Джон склонил голову. Король словно только заметил его, снова погрузившись в бумаги и счета, оставшиеся еще после Эйериса. Улыбка тронула его усталое лицо, как будто задев и глаза. Рейегар поднялся, чтобы заключить сына в объятия. — Рад нашей встрече, Джон. Хочешь немного воздуху после этой ужасной духоты? Джон кивнул. Вместе с отцом они вышли на дышащую прохладой террасу. Здесь пахло травами, он не знал всех названий, но, должно быть, тмином. Приятно было освежить голову, прибавить бы вина со льдом, и вечер перестал бы казаться таким уж угнетающим. Перед глазами перекатывалась с одного белого бока на другой луна в обрамлении черного неба, усыпанном каплями звезд. Ее неровный свет ложился бледной тенью на лицо Рейегара Таргариена. — Такая красота для клоаки, вроде Королевской Гавани, — заметил он словно самому себе. Джон молчал, неловко оперевшись рукой о перила. Ему не хватало духу ни заговорить, ни спросить о записке, не вязавшейся ни к чему. Конечно, отец упоминал Старков в одном из недавних писем, советовал встретить Робба без вопросов, слушать более, чем говорить. Но на сей раз все иначе, даже догадывайся Джон об изложенном исходе, отец не дошел бы до столь открытого призыва к пособничеству в новой склоке с его родичами. Отчего-то все складывалось в уловку, в которых так хороши были дорнийцы. Здесь чувствовалась рука Рейенис — один только вопрос, в чем ее интерес. — То, что я собираюсь сказать тебе, можно счесть нелепым предрассудком, однако это важнее, чем что бы то ни было, — мягко начал король, столкнув мысли Джона в клубок обрывочных недомолвок. Он замешкался на мгновение с ответом. Отец, видно, счел это за знак продолжать: — Ты, верно, знаком с легендой об Азор Ахае, — Рейегар едва заметно скривился непониманию на лице сына и, достав из-под одежд потрепанный временем свиток, зачитал написанное вслух. — Герой должен появиться на свет после долгого лета, когда звезды прольют кровь. Тогда зло, холод и тьма спустятся на землю. Азор Ахай родится среди дыма и соли и пробудит драконов из камня. Он вновь обретет «огненный меч» Светозарный и будет противостоять тьме. Тьма расступится перед ним, и сама смерть преклонит пред Азором Ахаем колени. Если возрожденный Азор Ахай потерпит неудачу, мир погибнет; если же он победит, настанет лето, которому не будет конца, и те, кто падет, сражаясь за него, переродятся заново.* Пожалуй, Джону и правда доводилось слышать эту сказку, однажды от Старой Нэн в Винтерфелле и здесь, в Красном Замке на королевском пиров, оказавшись на лавке по соседству с Красным Жрецом, Торосом из Мира, выхлебавшим крепкой настойки за десятерых. — Что вы хотите этим сказать? — Джон внимательнее пригляделся к пергаменту в руках отца, приметив, что-то не просто выцветший лист, а страница, вырванная из древней книги. — Я годами изучал сказания и источники в поисках цифр, приведших бы к ответу — когда это случится. И ошибался дважды, но теперь все очевидно… — он помолчал, собираясь с тяжелой думой. — В день твоего рождения пролил кровь рыцарь Королевской Гвардии моего отца, Эртур Дейн из Звездопада — от руки твоего дяди, как тебе, должно быть, известно. Звезды, пролившие кровь. Лиана Старк плакала, производя тебя на свет, отсюда соль, а дым… Башня Радости горела, когда лорд Эддард вошел, чтобы спасти сестру. Я даровал ему королевское помилование за твою спасенную жизнь. — Вы ведь не полагаете… — начал было Джон, до того не перебивший отца ни разу. — Это только старая легенда, ведь так? Рейегар Таргариен вздохнул с усталостью, бледные пальцы, казалось, неосознанно сжали парапет. Он вновь обратил взгляд к Джону, и тот ощутил невольную вину за затаенную печаль в его глубине. — Я не знаю, Джон, — сказал отец негромко. — Однако зима подошла совсем близко, и мейстеры предрекают, что она будет долгой, как не бывало до того. На этот раз я не могу ошибаться, знамения сходятся воедино. Еще мой дед Джейехерис II верил в рождение Азор Ахая от крови Таргариенов. И сейчас поговаривают, будто в Асшае нашли окаменелые драконьи яйца. — И что теперь будет? — С яйцами? Я намерен предложить за них свою цену и, быть может, место при дворе доставившему их на Драконий Камень, — король удовлетворенно кивнул, словно бы самому себе, убежденный в чем-то, что тревожило его ранее. — Иди, Джон, час поздний. И помни, то, что я сказал тебе, должно остаться между нами, по крайней мере, пока. Он снова обратил взгляд в усыпанное звездами небо, будто ничего и никого более не существовало для него. Быть может, отец возвращался памятью к Летнему Замку, возлюбленному его юностью. Или к той самой Башне Радости, о которой только что упомянул, как знать… — Добрых снов, отец. Уже покидая королевские покои, Джон вспомнил вдруг о записке, бередившей его мысли до того. Под пальцами почувствовалось холодное золото крохотного украшения, когда он спустил руку под дублет из тонкой кожи. Быть может, послание и правда писано Рейегаром… Судя по словам отца, он крепко забрал себе в голову это пророчество и едва ли погнушается столкнуть лбами два враждующих дома, если потребуется. В глубине себя Джон с удивлением обнаружил отголосок гордости, запрятанной под сомнением в правдивости сказки. Он остановился уже в дверях, будто очнувшись, и окликнул отца снова: — Вы сказали, что ошибались. О ком вы думали прежде? Король ответил не сразу, словно решал, нужно ли. У покоев, как это ни странно, пустовало место гвардейца, наверняка, отец действительно дорожил изложенной тайной, если решил пожертвовать безопасностью ради ее сохранения. Не было и королевы Элии, что, должно быть, почивала в собственной горнице. Джон помнил, что женщина, сделавшись болезненно-бледной, с разрешения супруга оставила прием ранее других. — Твоем брате. Об Эйегоне. Вполне ожидаемо, что тут сказать. Прав был Визерис, он, Джон Сноу, выродок северянки, не более, чем замена настоящему принцу. Пусть так, думал он, минуя впотьмах один коридор за другим. В этот час Джон, как никогда, рад был знать, что Робб дожидается его в выделенных ему покоях. Тот и в самом деле не спал, в одежде разлегшись на убранной бархатным покрывалом постели. Робб поднял глаза от книги, которую изучал до того с излишним для своей буйной натуры вниманием. Брат приглашающе похлопал рукой возле себя, и его взгляд на миг вспыхнул жгучей опасной синевой. Джон дернул несколько пуговиц на туго застегнутом вороте, присаживаясь у края. — Зачем ты на самом деле приехал, Робб? — спросил он, ни с того, ни с сего, в то время, как единственным желанием его в пути по спящему Красному Замку было всего только найти долгожданного покоя. Тот приподнялся, оказываясь прямо напротив Джона, улыбка прошлась по его четко очерченным губам. — Я ведь сказал. Из-за тебя. И Джон готов был поверить ему на честное слово, позднее, сейчас он должен знать наверняка. — И, что дядя… Лорд Старк ничего не внушил тебе? Не дал никаких поручений, указаний? — Боги, что ты несешь, Джон?! В тебе слишком от Королевской Гавани, а я и не замечал раньше! Подозреваешь ты меня, так что ли? — Робб вскочил на ноги, стремительный, как изготовившийся хищник. Рот его зло изогнулся, обнажив белые зубы, и Джон ощутил кожей порыв ответить той же монетой, словно они — те волчата, каких брат показывал ему днем, голодные и зарыпистые. Но отчего-то поступил иначе, как если бы слова полились вдруг поперек мыслей: — Просто ответь на вопрос, Робб. Не стоит искать подоплеки там, где ее нет. Желаешь знать, почему мне важно это? Мой отец велел держаться поближе к тебе, шпионить, не иначе! — Видно, ты неплохо справляешься, Сноу. Его Величество для того хотел говорить с тобой? Похвалить за хорошую службу, как щенка? Джон уязвленно прикусил щеку до крови, разозленный глухотой брата и в то же время уставший от этого бессмысленного спора. Они порой часто вот так ссорились, когда случай сводил их друг с другом на долгий срок. Робб из непоседливого мальчишки, извечно сочиняющего новые и новые проказы, вырос в истинного Старка, славного своим упрямством. Леди Кейтилин, его мать, говаривала, что лицом тот пошел в Талли, но нрав у него от Брандона, бросившего вызов Таргариенам… и казненного за это Эйерисом. Он не создан для подчинения, как и Джон, и от того каждый стремился подавить другого, как двое зрелых волков, борющихся за главенство. И это делало их самыми страстными любовниками, каких только видали древние мерзлые стены Винтерфелла. — Боги, ты такой болван, Старк. — Не поминай богов без толку, Сноу, им не место здесь… Он склонился над Джоном, мягко, примирительно, сминая его губы своими, но тот помедлил с ответом. — Ну, что еще? — нетерпение отразилось в лице Робба, он отстранился с неохотой. Джон показал ему тонкую подвеску в виде змейки, тревожившую его не менее анонимной записки, о которой он благоразумно решил все-таки промолчать. Глаза из красного твердого минерала казались живыми в неверном свете свечей. — Мне передали это в качестве… угрозы, — заметил ему Джон, едва ли сильно покривив душой, лишь о том, что угроза предназначена Роббу и умолчал. Робб повертел вещицу в руках, ощупал камушки, после чего попробовал золото на зуб. — Дорогая побрякушка, — наконец, вынес он очевидный вердикт. — Чья она? Боюсь, я догадываюсь. — Я тоже, — Джон кивнул, забирая кулон и снова пряча его поглубже в карман. — Но у Рейенис мало поводов держать нас за врагов. Вперед нее как-никак наследует Эйегон, а не я. Брат нахмурился, машинально потирая бровь большим пальцем. Этой привычкой тот обзавелся еще в детские годы, насколько Джону помнилось, и выдавала она беспокойство. — Роберт был другом отца, и притом первым поддержал его мятеж. Может, ей неспокойно теперь, когда мы оба здесь. Вместе с лордом Ренли… — Ренли не лорд, даже не рыцарь, если уж начистоту. Робб ухмыльнулся с озорством, подхватывая со столика, вырезанного из черного чардрева, кованный подсвечник. Джон, глядя на него, тоже не сумел удержать улыбки. Капли белого ароматного воска медленно сползали по высоким столбикам свечей. — В пекло Ренли, и весь ваш слетевший с катушек двор! — молвил он, задувая по одному яркие огни, пока в покоях не стало совершенно темно. Джон вслепую протянул к нему руку, ногти мазнули по металлическим бляшкам на его поясе. — Даже милую принцессу? Мне показалось, она увлечена, — шепотом, ощущая тяжесть чужого тела, опускающуюся сверху. Он почувствовал прохладу от короткого смешка Робба у себя на лице: — Увлечена? — Да, тобой… Его ловкие теплые руки расстегнули на нем дублет, пробрались под рубаху и за край исподнего, а после жар ладони накрыл Джона посредине груди, там, где содрогалось сердце под уверенными, чуть шершавыми от частых тренировок с мечом пальцами брата. Болезненное удовольствие свернулось тугим узлом внизу живота, натянув грубую ткань штанов. Робб узнал об том столь же споро, надо полагать, потому что ерзания его бедер поверх Джона сделались еще более яростными. — Мне не нужны принцессы, Сноу, пока твоя плоть твердеет подо мною. Пока я могу слышать, как ты выстанываешь мое имя, забывшись. Скажи мне, зачем мне она в таком случае? — его сбитое дыхание опаляло лицо, и Джон решил, что и ему самому большего и не надо. На несколько мгновений этой ночи уж точно. После, вдоволь насладившись друг другом, они так и остались в одной постели, бок о бок, обессиленные, истощенные до последней капли. И проваливаясь в голодный и тревожный, наполненный звуками леса сон, Джон все еще чувствовал солоноватый запах братского семени от своих ладоней. А следующим утром Робб не проснулся.