1826 год
ХаоАсакура
Матильда уже прочитала ее полностью. Несколько раз. Поэтому и понимала, что происходит, и это понимание вселяло в нее ужас каждый раз, когда она задумывалась над этим. Первое время ей даже казалось, что это шутка такая, розыгрыш, устроенный специально для нее. Будто кто-то постарался, чтобы посмеяться над тем, как на будет бледнеть, вчитываясь в каждую строчку этого древнего дневника, как будет сдерживать слезы, каждый раз в этом разбитом на долгие дни тексте выхватывая переплетения слов, которые являлись для владельца синонимами — как возлюбленный, и имя Йо, как Тамаш и война. Читая впервые, Мати не могла понять, как такое возможно, но с каждым днем, прожитым и описанным на тусклых страницах, она понимала — тот, кто сейчас стоит в колбе, и тот, кто сгорает от этого у подножья Дев, будут встречаться каждую жизнь, каждые пятьсот лет, и каждый раз будут умирать, отдавая своих года тем, кто ставит свое существование выше чужой жизни и любви. Матильда ненавидела город, построенный на чужих костях, когда-то возведенный для того, чтобы спасти всех, ненавидела Королеву за пренебрежение чужой жизнью и чувствами, ненавидела себя за то, что теперь причастна ко всему этому, но именно это давало ей сил продолжать и поклясться в том, что она приложит все усилия, чтобы спасти все то, что когда-то, почти тысячу лет назад и еще пять веков было свято в этом проклятом месте. Половину дневника она выучила наизусть и понимала, что, если об этом узнает Королева, ей не жить, потому что кроме нее самой и Мати даже на первом уровне никто и не догадывается, как были построены эти столбы, для чего, что такое на самом деле тамаш и как Королеве удается жить так долго. От того, что она знала, трясло, болела голова, но Мати снова и снова открывала дневник и запоминала каждое слово, каждое заклинание и историю. В голове был план, и даже если он провалится, она была уверена, что готова пожертвовать собственной жизнью, чтобы попробовать. Она не была уверена, что понимает правильно, но решила для себя, что, как многие века назад некая Матильда, рискуя всем, включая себя, трясущимися и ноющими от холода руками, захлебываясь слезами и страхом, пыталась спасти то, что ей было дорого, так и она сейчас сделает все, чтобы Дев пал и больше никогда не упирался своими крышами в небо. — Охренеть, — вырвалось у Мати, как только она завидела на пороге Рена, открывшего ей дверь. Тао, моментально поняв, что ее так удивило, фыркнул себе под нос и посторонился, короткой комбинацией из одного пальца показывая, что говорить об этом совершенно не настроен. Матильда промолчала и, начиная затаскивать в дом сумки, исподтишка осматривала его исхудавшее тело. Насколько он похудел и осунулся было видно даже сквозь кучу порванной одежды, которую приходилось натягивать на себя, чтобы согреться. Благо, в самой квартирке было тепло, потому что электроуглей, которые Мати принесла в прошлый раз, хватало с лихвой. Судя по тому, как Рен был закутан, он сам только что вернулся домой. — Надеюсь, ко всему прочему, ты принесла что-нибудь горячее, — в своей манере, едва показывая, как рад ее видеть, произнес Рен. — Алкоголь здесь, еда здесь. Довольно кивнув, Рен полез и за тем, и за другим. — Черт, я так ждала эту встречу, что руки дрожат! — искренне выговорила Матильда, когда, наконец, все вещи были разобраны. Последние минут пять Рен не помогал, потому что был занят поглощением сытного ужина, который Мати запаковала в контейнер. Она не сердилась на него за это — вполне могла сама разложить одежду, гигиенические приборы и технику по стопкам — в одну для Рена, в другую для табора. К сожалению, возможности брать много у нее не было, но помогала, чем могла. — Неужто соскучилась? — усмехнулся Рен, всем своим видом показывая, что в жизни не поверит в подобную чепуху. — И это тоже. Но у меня слишком много к тебе дел, а также очень мало времени. И ты будешь орать. Делай это, пожалуйста, не настолько громко, чтобы нас услышали на первом уровне, — милым голосом поведала Матильда, присаживаясь на выуженную из-под крошечного стола табурет. Рен недовольно нахмурился, но сразу затем поднял вопросительно бровь, молча интересуясь, что от него нужно и какая же это неведомая сила заставит его орать. — На этот раз информации больше? — Намного. Разреши, начну издалека… — Только не настолько, чтобы тебя хватились на первом уровне, — усмехнулся Тао, но, судя по тому, что есть он начал медленнее, слушать приготовился. Матильда помяла влажными от волнения руками юбку у себя на коленях и шумно втянула воздух носом, думая, с чего начать. Заранее подготовленная речь, как это обычно бывает, забылась, и теперь приходилось ловить сумбурные мысли, чтобы построить из них более-менее связные и понятные предложения. — Я хотела бы, чтобы ты вспомнил историю этого города. Как нас учили в школе, — отчего-то смутившись, начала она. Рен, не скрывая насмешки, взглянул на нее и произнес: — Серьезно? — Не вредничай! — Ладно… В прошлом году было восемьсот лет, как он построен. Королева возвела его, как щит, ограждающий ее подданных от опасностей внешнего мира, и как залог спокойствия и соблюдения закона. Каждый столб города означает благодать — честность, справедливость… — Чушь собачья. Рен фыркнул, толи недовольный, что его перебили, толи потому что не понимал, отчего же чушь. — Хорошо. А по истории цыган? — спросила Мати с интересом, пока он не начал возмущаться вслух. — Я знаю, что мы живем здесь так давно, что и города этого не существовало. Раньше было иначе, но когда-то очень давно. Цыгане не ведут летописей, а сказаний не осталось, поэтому все, что я могу тебе сказать — это наша земля. — Вообще-то, один цыган все же вел такую летопись, — произнесла Матильда и полезла в свою сумку. Рен вытянул голову, ожидая, что она достанет какую-то книгу, но Мати вытащила лишь сложенный лист и разгладила его на коленях, не поднимая взгляд. — Я расскажу тебе настоящую историю, а затем попрошу о помощи, идет? Ты должен согласиться, других выходов у нас нет. — Судя по тому, как ты говоришь, мне все не понравится? — Верно. Из хорошего там будет только то, что ты попадешь на первый уровень. Рен бы обрадовался, если бы не понимал, что за ее словами вряд ли стоит очищение его истории перед Королевой и праздное восхождение к небу под фанфары. Подобные слова заставили еще больше напрячься. Он сложил руки на груди и, закинув ногу на ногу, дернул плечом. — Ты скажи, когда именно нельзя орать. А-то мне уже хочется. Матильда качнула головой и, наконец, подняла взгляд. — Почти тысячу лет назад городом Дев правили цыгане. Это действительно наша земля, многие поколения цыгане живут тут, это место священно для них не только потому, что когда-то кочевой народ заложил здесь свое начало, но и из-за событий того времени. Цыган, который правил здесь, обладал силой Королевы. — Не дох, что ли? — Именно. У него был тамаш. Но, в отличии от нашей придурошной правительницы, он не использовал других людей, чтобы продлевать себе жизнь. Когда его заканчивалась, он научил этой магии свою преемницу, и ушел с миром. В общем, она оказалась не столь честной. — Ты сейчас серьезно?.. — Да. Ей действительно больше пятиста лет. Слушай, я знаю, что звучит все более, чем неправдоподобно, но поверь мне. Рен заставил себя проглотить колкие слова и поерзал на стуле, а Мати продолжила: — Времена менялись уже не раз, и несмотря на то, что мир вокруг жил своими законами и жизнью, тот цыган тщательно оберегал традиции и хранил город таким, каким он был всегда. Увы, время беспощадно к истории, поэтому, несмотря на тщательно хранимый островок земли, вокруг все менялось. Бесконечные войны привели к катастрофе, цыгане же хотели создать место, где будет хорошо и комфортно, отдельный мир, и сейчас, даже если мы попытаемся собрать весь табор и уйти, нам просто некуда будет двинуться. Тот цыган возвел эти столбы для того, чтобы спасти своих людей, когда-то весь фундамент был погребен под морской водой. В нынешнее время воды отступили, но, если верить картам, мы недалеко уйдем, прежде, чем упремся в воду. У Королевы есть шесть союзных государств, с которыми она поддерживает связь, но это лишь переговоры, каждый из оставшихся островов автономен и не нуждается в поддержке со стороны. В общем, некогда зеленая планета стала голубой. Но это все не очень важно. — Нихрена себе, не важно… — выдохнул Рен, который честно пытался представить себе масштаб произошедшего и тихо от этого уезжал за границу разумного. — Такова настоящая история, но знать ее никому не дано. Королеве выгоднее олицетворять себя всемирным спасением, утверждать, что Дев — единственный город и земля, пригодные для жизни. Мне кажется, она даже опасается, что цыгане знают правду, а значит, могут навести смуту в системе, которую она выстраивала очень долго. Ты понимаешь, как ей все удобно? Город огромен, но она может следить за всеми, может жить вечно, потому что круг поиска тамаша сужается в разы. Такие марионетки, как Йо, отдают ей свои года, а те, что прислуживают у нас в домах, просто напросто следят за каждым шагом. Она все видит, все знает. — А-а-а-а-а… — негромко выдал Рен. Матильда кивнула, показывая, что такая громкость крика ее совершенно устраивает. — У меня есть план. Я не могу рассказать тебе всего, но мне нужна твоя помощь, а для этого ты должен быть на первом уровне. К сожалению, есть только один способ сделать так, чтобы ты оказался там. Мати замолчала. Она по-прежнему теребила лист бумаги на коленях, а в это время Рен переводил взгляд то на ее встревоженное лицо, то на ее руки. В столь запутанной истории, неправдоподобной на первый взгляд, имеющей кучу недосказанности, сложно было понять, что от него требуется, но догадка пришла молниеносно, как резкий удар под дых. — Ты что, хочешь из меня куклу сделать?! — заорал Рен, чуть не падая со стула от возмущения, но Мати быстро пресекла эту попытку, сильно стукнув его по колену ладонью. — Не ори, сказала же тебе! — Не ори?! Ты с башни упала?! Я не согласен! — Рен, это наш единственный шанс, пойми ты это! Мне нужны там глаза, которые смогут все видеть! Я знаю, как сделать так, чтобы все получилось, мне просто нужно твое согласие! Я обещаю тебе, это ненадолго. Если ты не поможешь мне, все так и останется. Рен, задыхаясь от возмущения, резко отвернул голову и сжал губы в тонкую нить. Ему вообще не хотелось в этом всем участвовать, но интуитивно он понимал, что надо соглашаться. — Это все кончится раз и навсегда, понимаешь? Тебе не придется больше жить тут. Мы вернемся в табор и сравняем этот город с землей. Прошу тебя. — Я не двинусь с места, пока не пойму все до конца, — отрезал он, но уже не очень уверенно. — Я не могу тебе объяснить больше, это слишком опасно. — Черт… — Рен резко встал на ноги так, что стул отшатнулся назад, с мерзким звуком царапая ножками бетонный пол. Метаясь по крохотной комнате, он то и дело норовил задеть собой то стол, то кровать, то вжавшуюся в стену Матильду. — Все из-за этого чертового Хао, чтоб его! Если бы этот идиот не влез, куда не следует, я бы сейчас сидел на третьем уровне за стаканом молока в удобном кресле и тихо выполнял бы свою работу! Матильда тихо вздохнула, понимая, что злость на Хао у него действительно есть, а вот намерения — лживы. Рен не был из тех, кто ищет комфорта и плюет на жизнь других, он, как бы ни пытался это скрыть, был глубоко семейным человеком, которому совершенно не было плевать на судьбу своих людей, но виноватого в своих бедах искать долго не приходилось. Матильда это быстро осознала, но и решила на этом сыграть. — Если ты согласишься, я кое-что тебе пообещаю. — Что же? — с сарказмом выговорил Рен, пиная ногой упавшую с постели на пол тряпку. — Хао умрет. Рен вышел из ступора еще не скоро. Как бы он ни злился за короля цыган, он был его другом, поэтому взаправду, разумеется, смерти ему не желал. — Это подкупит тебя? — быстро поправилась Матильда, отчего-то начиная хихикать под пристальным и шокированным взглядом. — Ты совсем там с ума сошла?.. — Да едреный корень! — не выдержала Матильда, вскакивая на ноги. Ей осточертело смотреть на Рена снизу-вверх. — Либо ты меня слушаешься, либо все идет к черту! Я не справляюсь там одна, черт тебя побери! Я романипэ, я цыганка, я предана нашему народу, и все, что я делаю там, я делаю ради всех нас! Думаешь, только тебе тяжело, а я там в роскоши купаюсь?! Как бы ни так! Так что усмири свою гордость, засунь своё «хочу» подальше в зад и делай так, как я тебе говорю! Когда-то я, выслушав тебя, поверила и пошла за тобой. А сейчас ты должен сделать это, понятно тебе?! Вспыльчивый Рен, едва успев отойти от столь запальчивой речи, которую, несомненно, выслушал впервые в своей жизни, очнулся только тогда, когда метательный нож, спрятанный у него в сапоге, уже был приставлен к тонкому девичьему горлу. На Матильду это, однако, впечатления не произвело — она так и стояла, прямо и гордо, решительно глядя в злые глаза. И все же, несмотря на все прочее, Рен понимал — она права. Именно поэтому он, решив, что ответит на такую грубость как-нибудь позже, отнял лезвие от ее кожи и шумно выдохнул. — Что ты собираешься делать? Мати слегка, но довольно улыбнулась — этот вопрос уже был согласием. — Я сдам тебя Королеве. — В таком случае, тебя тоже посадят. — Не в этом плане. Нам надо найти его, — произнесла она и протянула ему лист, который до этого мяла в дрожащих от волнения пальцах. Рен одним движением спрятал нож и развернул рисунок. С белоснежной бумаги на него смотрел парень, которого он в жизни не видел. Несмотря на это, Рену показалось, что он знает каждую черточку его лица, знает, как звучит его голос, как именно он убирает волосы — не просто повязывает их по лбу, а сперва натягивает ленту на шею, и только затем на голову. Моргнув, он поднял расфокусированный взгляд. — Кто это? — Я его не знаю. Знаю только, что он периодически появляется на десятом уровне в компании Хао. Думаю, наше высочество должно нам подсказать. Скорее всего его зовут Хоро. Рен снова перевел взгляд на портрет. Что-что, а рисовать Матильда умела — еще до их встречи она сильно увлекалась марионетками, даже хотела пойти работать в сферу, где их разрабатывают, но потом отказалась. Наверное, она потратила не один день, чтобы его нарисовать, потому что выделена была каждая прядь, каждая мимическая морщинка. Весь этот образ отчего-то Рена успокаивал, но он по-прежнему ни черта не понимал. — Что скажешь? — невинно поинтересовалась Мати следя за его реакцией. — Идиот какой-то, — негромко буркнул Рен. — И имя дурацкое. — Ты покраснел. — Тут жарко! — тут же запротестовал он и всучил ей рисунок обратно. — Чем этот парень нам поможет? — Он твой тамаш, дорогуша. И твой билет на первый уровень. — Откуда ты знаешь? — Я неплохо научилась выявлять таких, как вы. Но, так как я не должна была следить за десятым уровнем, я не могу сдать вас просто так. Нам всем необходимо договориться. Потом я скажу Королеве, что увидела вас, когда приезжала к тебе. Информацию быстро проверят, ты будешь наверху в тот же день. Рен невольно вздрогнул. Взгляд его снова метнулся к рисунку, но он заставил себя отвести взгляд и принять как можно менее заинтересованный вид. — Сейчас? — Желательно. Чем быстрее, тем лучше. — Хорошо, я схожу к Хао, — стальным голосом выговорил Рен, надевая на плечи еще одну кофту. — Дай бутылку, я трезвым знакомиться с этим придурком не буду. — Почему придурком?.. — Да по нему же видно! — фыркнул Рен и, выхватив у нее из рук протянутые виски, взял с собой листок с портретом и, кутаясь в шарф, вышел из дома, звучно хлопнув дверью. Где искать короля цыган он знал, в отличии от того, какого черта согласился на всю эту авантюру, которой не хватает ни то, что логичных обоснований, сколько градуса крепости. Матильда послушно ждала его возвращения в крошечной квартирке. Все время, что он отсутствовал, она сидела на стуле, иногда ворошила согнутой арматурой электроугли, и ни о чем не думала. Это давалось на удивление легко. Тао вернулся быстро — не прошло и двадцати минут, бутылка в его руках была пуста на четверть, но алкоголем не пахло совсем, словно он и глотка не сделал. Закрыв за собой дверь, в которую попытался проникнуть колючий, морозный воздух, пропахших машинным маслом и смрадом, Рен звучно ударил дном бутылки о стол и скинул с себя шарф. — Хао сказал, что вызовет его сейчас же. И, судя по всему, вытрясет из тебя столько, сколько сможет. На сей раз тебе вряд ли удастся выставить его за дверь, — ровным, почти равнодушным голосом доложил он. За ним так хорошо было слышно волнение и непредсказуемое, трещащее ожидание, что Мати невольно улыбнулась и попыталась скрыть эту улыбку за упавшими вперед волосами. — Не молчи, черт возьми, — прошипел Рен, не способный сейчас выдерживать тишину. — Говори хоть что-нибудь! — Я составила карту камер на пятом уровне. Посмотришь? — Картинки. Обожаю. Матильда прекрасно понимала его, она тоже нервничала, но также знала, что дрожь в ее руках вызвана страхом оплошать и отвечать перед Хао, а дрожь Рена еще непонятным для него чувством густого, как патока, забвения в другом человеке. Мати знала, как обычно это бывает. Двое живут себе своими жизнями, искренне влюбляются, строят карьеру, учатся и стремятся куда-то, а потом — в один момент! — все становится… иначе. Один взгляд, звук голоса, короткое прикосновение к руке в общественном транспорте, и все. Матильда видела однажды своими глазами, как это происходит. Один сидел в кафе со своей невестой, он, казалось бы, был счастлив и доволен своей жизнью, но вот второй; обычный официант, выполняющий свою работу. Один взгляд друг на друга, и оба пропали, жизнь обоих уже никогда не станет прежней. Оба могли сделать вид, что ничего не изменилось, они и делали — официант принял заказ, а жених после ужина уехал домой. Казалось бы, все, забыли, но нет, ведь мысли друг о друге никогда больше не покинут голову. Этому можно сопротивляться, но бесполезно. Объяснить ничего не выйдет, это чувство будет понятно только этим двоим — только они поняли, почему взгляд так быстро выхватил то, что другие не замечали никогда в упор, будь то невероятный, совершенно волшебный цвет глаз, или тонкий шрам над губой, который, кажется, твоя душа и губы знают вдоль и поперек. Мгновение прекрасное и губящее, меняющее всю жизнь. Поэтому Матильда прекрасно понимала, почему Рен волнуется, хоть и тщательно скрывает это за сурово сдвинутыми бровями и нарочито твердыми движениями тела. И все же, он невольно вздрогнул, когда в дверь постучали. — Божечки, наше высочество! — радостно воскликнула Матильда, только завидев Хао на пороге. От движения ее взметнувшихся вверх рук, несколько карт слетело со стола. — Сколько лет, сколько зим! От подобных возгласов удивленно вытянулись лица у всех — и у Рена, и у Хао, и у стоящего за его спиной парня. Не тратя больше ни секунды, Мати схватила короля цыган за запястье и выволокла его на улицу, бедром втолкнув туда званого гостя. Дверь захлопнулась. С улицы сквозь металлическую облицовку все еще раздавались восхищенные слова, но разобрать их было нереально. Рен до боли в костяшках сжал край стола, смотря на парня с портрета, а тот замер, в полумраке комнатушки, которая своими стенами и наставленным хламом почти столкнула их, разглядывал знакомое до боли лицо совершенно неизвестного человека. — Что ты на меня так уставился? — медленно, гулко выговорил Хоро, когда молчание затянулось так, что впору было забыть, как именно они оказались под одной крышей. — Имя у тебя дурацкое, — хрипло выговорил Рен, внезапно осознавая, что Мати правильно его назвала. Жар по шее спустился в грудь, впервые, кажется, позволяя нормально набрать воздух в легкие. — А тебя-то как зовут? — Рен. Хоро немного склонил голову набок, не пряча заинтересованный взгляд. Под ним Рен чувствовал себя незащищенным от этого человека, первозданно обнажённым. — А у тебя красивое. — Заткнись… Хоро пришлось проглотить ответ и резко подступить еще ближе, потому что дверь за его спиной распахнулась. Хао, которому не ответили ни на один вопрос, а только шикали, призывая к молчанию, вошел первым, а за ним уже проскользнула Матильда. — Твою мать! — не выдержал Рен, которому пришлось вжаться в стену всем телом, чтобы не соприкоснуться со своим тамашем. — А ну, разошлись! Хата не резиновая! — Ты объяснишь мне, что происходит? — спросил Хао таким голосом, что Мати очень быстро поняла, что ей влетит серьезно, если она сейчас же не придумает себе оправдание. — Объясню. Давай сядем. Кое-как обойдя собравшихся, она забралась прямо на постель и подтащила к себе короля цыган, чтобы места в комнате стало больше. Рен тут же отпихнул от себя рукой Хоро, но совершенно не расслабился. — Хорокей, верно? — с улыбкой спросила Матильда, глядя на незнакомца. — Верно, — немного удивленно ответили ей. — А это Рен. Видимо, вы никогда не встречались, но сейчас мне нужна помощь вас обоих. Я сейчас на первом уровне… — Мы все это знаем! — перебил недовольно Хао. — Давай ближе к сути! — Хорошо, — беспечно пожала плечами Мати и тут же скомандовала. — Поцелуйтесь. Реакцию на подобное она представляла себе иначе, но никак не вздрогнула, когда Хао вдруг в голос рассмеялся после короткой паузы, а Хоро рукой преградил путь Рену, который готов был порвать девушку, как Тузик грелку. — Матильда, верно? — поинтересовался Хорокей. — Ага. — В общем, я ответственен за формулировки, а Рен, как бы, за общее негодование… — Что?!.. Ты! Твою налево! — тут же выдал тот, от возмущения забывая дышать. Приблизиться ему мешала только выставленная рука, которую он словно боялся, как открытого огня. — Поцелуйтесь, — спокойно повторила Матильда. — Во-первых, — Хоро легко сдержал все же взвившегося Тао, — мы с ним едва знакомы. Во-вторых, мы оба парни. В-третьих, многовато зрителей. — И такого уговора у нас не было! — вставил свои три копейки Рен. — Значит так… Все резко замерли, когда Хао, которому уже крайне осточертело участвовать во всем этом, медленно поднялся на ноги. Обычно спокойный, как пламя свечи в келье, сейчас он больше напоминал разрастающийся пожар. Всем в комнате стало сразу некомфортно, захотелось отодвинуться и спрятать взгляд, хотя никто своего короля никогда не боялся. Разве что Хоро. Немного. — Сейчас же объясни, что происходит. У меня дел по горло! Никакой информации нет от тебя. Не доводи до греха. — Я все объясню, если они поцелуются, — капризно заявила Мати. — Целуй его уже! — приказал Хао. — Пока я насильно не заставил. — Да нахрена?! — взвыл Рен, но, не дождавшись какого-то ответа, стукнул кулаком по столу. — Черт с вами! Хорокей успел издать удивленное «Эй!», прежде чем его рывком развернули к себе и заткнули сухим, коротким поцелуем. Хао за всем этим наблюдал равнодушно, а вот Матильда едва не подпрыгивала на месте. — Довольны? — гневно вопросил Рен. Король цыган промолчал, потому что Мати взмахнула рукой. Она внимательно смотрела, как ее муж все еще не отвел взгляд от чужих губ, а Хоро, замерев, сверху вниз смотрел в его лицо пьяным взглядом синих глаз. — Да, — довольно шепнула Матильда. — Это тамаш. Как ты, и Йо. Тао, все еще сжимающий сильное плечо, вздрогнул и пришел в себя. Двое отпрянули друг от друга, старательно делая вид, что ничего такого не произошло. — План такой. Завтра в шесть вечера вы вместе должны выйти из квартиры. Гуляйте по уровню, пока не найдете камеру — она спрятана на повороте у магнитки. — И? — И там просто повторите то, что сделали сейчас, желательно, правдоподобнее. Вернитесь домой, и можете расходиться. Идет? — Что это даст? — спросил Хао, барабаня длинными пальцами по спинке металлической кровати. — Уже завтра Рен будет на первом уровне. Он станет моими глазами. А теперь, наше высочество, я бы хотела поговорить только с вами. Хоро с Реном переглянулись и немного заторможено покинули помещение. Оба испытывали абсолютно одинаковое чувство, но выражали по-разному — один пытался скрыть его за суровым видом, второй с любопытством прислушивался к себе и покусывал губы. Когда они вышли и закрыли за собой дверь, Мати села удобнее, так, чтобы видеть лицо Хао. — Я знаю, как все запутанно и тяжело. Поверь мне, — негромко сказала она. — Но я обещаю тебе — если все получится, ты очень скоро увидишь Йо. Пожалуйста, будь осторожен и терпелив. — Ты говоришь о терпении? Он жив, но там, где я не могу его достать. Ты хоть представляешь, какого это? И все, что ты мне даешь, это пустые слова и обещания раз в полгода, — ровно выговорил Хао, глядя ей прямо в глаза. — Ты даже не говоришь мне, хорошо ли ему там, здоров ли он, счастлив ли. — Я представляю. У меня есть кое-что для тебя. Матильда достала из кармана плаща небольшую баночку — металлическую, герметичную, в которой, обычно, хранили семена. Хао взял ее в руки и покрутил, но ничего не понял. — Она пригодится тебе скоро. Это клей. Не потеряй его, и не используй, хорошо? — Меня бесит. Все непонятно. — И это, — словно не услышав, произнесла Матильда, прежде чем протянула ему крошечную гарнитуру. — Завтра. Примерно с половины седьмого. Я обещаю тебе, что ты услышишь Йо. Хао поднял на нее взгляд. Мати слабо улыбнулась, заметив, как ни дрогнула ни одна мышца на его посеревшем лице, как не наполнились влагой глаза, и как не сперло дыхание упоминание имени, которое выбивало с момента разлуки почву у него из-под ног. Далеко пойдет, подумала Матильда.