***
Чуть больше двух месяцев назад. Когда врач сказал, что меня выписывают, я сперва обрадовался, что больше не придётся сидеть в четырех белых стенах и сходить с ума, но, едва оказавшись на улице, вдруг понял, что хочу обратно, в свой маленький мирок, наполненный отчаянием и безнадежностью; что не справлюсь, оказавшись в огромном мире. Мать просто оставила мне записку с адресом, куда идти. Глубоко вдыхаю свежий воздух, сжимая чуть трясущуюся правую руку в кулак. Я же не слабак, я должен справиться. Всегда ведь презирал людей, которые поддавались отчаянию, ломались, не справляясь с проблемами, сдавались. Стало быть, мне теперь себя презирать? Нет-нет-нет, я смогу жить так, будто ничего не произошло, будто этот чертов ржавый нож в моём сердце был там всегда, будто сейчас мне не хочется кричать о несправедливости всему миру. Делаю шаг и падаю в бездну. Весь мир переворачивается, сердце громко стучит в груди, и мне так хочется, чтобы оно остановилось, чтобы перестало биться навсегда. Оно не делает этого, и я просто стою возле входа в больницу, не зная, куда себя деть. Так хочется сбежать от этой жизни, этих эмоций, этой боли, но я не могу справиться даже с мыслью, что придётся снова жить в этом обществе, ходить в школу, видеть знакомых. Пожалуйста, хватит. Пожалуйста. Я так не хочу идти дальше, но делаю ещё несколько шагов прежде, чем меня останавливает знакомый голос: — Привет. Не знаю, откуда берутся силы обернуться. Но лучше бы я этого не делал, потому что совсем недалеко от меня стоит бледный, потрепанный жизнью Тема, руки которого спрятаны в карманах джинсов, а голова чуть опущена. Я молчу, не имея представления, что сказать или сделать. Сердце предательски успокаивается, всё внутри теплеет, и тут же, как гром средь ясного неба, в голове мелькает белая строка с черными буквами: «Не было рядом». Мне было так плохо, знаешь, Тем? Нет, ты ведь не пришел, не помог мне подняться со дна убивающих меня мыслей, не показал, что я смогу продолжить эту чертову борьбу с той сломленной частью меня, которая мечтает прямо сейчас броситься под колеса автомобиля. — Я… Мне так жаль, — выдыхает парень и потирает переносицу. А мне нет. Больше нет. Разворачиваюсь и собираюсь уйти, как Тема хватает за руку, и я, едва сдержав в себе желание закричать, резко отдергиваю её и огромными глазами смотрю на бывшего лучшего друга. Потираю запястье и хмурюсь, не в силах справиться с этой жуткой неприязнью от его прикосновения. Почему это произошло? Я не понимаю, это было всего лишь прикосновение в попытке удержать, но я чувствую себя так, будто кто-то с силой ударил под дых. — К чему этот фарс? — грубо спрашиваю я, не в силах контролировать интонацию и речь. — Думаешь, завалился сюда спустя месяц отсутствия, и я тут же брошусь к тебе на шею, радуясь, как глупая собачонка, что хозяин одумался и вернулся? — Ты не понимаешь! — восклицает Тема. — Я хотел прийти, правда! Но я не мог видеть тебя таким и знать, что произошло это по моей вине! Тихо фыркаю и скрещиваю руки на груди. Никогда не думал, что буду ненавидеть лучшего друга, но сейчас это чувство разгорается во мне горячим, сжигающим всё на своём пути, пламенем. — Что ты несешь? — А то! — зарывается пальцами в светлые волосы, старательно избегая моего взгляда. — Если бы в тот день я согласился пойти с тобой забрать твоего отца из очередного бара, а не укатил бы на вечеринку, ты бы не пострадал, не оказался бы в больнице в таком состоянии! Я не смог, я… — Извини, — говорю, опустив взгляд, — но это больше не имеет значения. Не сейчас. Наверное, он действительно сожалеет. Наверное, я слишком глуп, раз эта никчемная, но засевшая прямо в сердце, обида контролирует моё сердце и мои действия, но пересилить себя не могу, поэтому грустно усмехаюсь и отворачиваюсь от Темы. Больно? Да. Но, кажется, мне не привыкать. — Мы больше никто друг для друга, — выпаливаю я. Смотрю на его исказившееся лицо, читая на нём явное, ярко выраженное желание попытаться что-то сделать, всё исправить, и это желание смешано с сильной болью, но я, чувствуя, как мой мир продолжает рушиться, как сердце разваливается на осколки, а душа медленно тлеет, разворачиваюсь и ухожу. Не думаю, что справлюсь без него, но ничего не могу изменить, потому что Темы рядом не было. Поздно что-то менять.***
Вздрагиваю от нахлынувших воспоминаний и обнимаю себя руками, плетясь по практически безлюдному школьному коридору к нужному кабинету. Снова больно. Как же я устал. А ещё я задыхаюсь, жадно втягивая в себя запах толстовки. Если бы Кирилл увидел это, наверняка бы решил, что я сумасшедший, на голову больной маньяк. Ладно, возможно, это немного правда. Совсем чуть-чуть. В кабинете все отчего-то столпились возле Кирилла, который улыбается и неловко потирает правой рукой шею. Поворачивается ко мне лицом, и я застываю на месте, глупо хлопая глазами и с силой сжимая в руке лямку рюкзака. — Это же линзы, да? — восторженно щебечет Олька, мельтеша возле Кирилла. — У тебя ж, вроде как, проблем со зрением не было, — хмурится Виталик — невысокий шестнадцатилетний паренек, что сидит вместе с Кириллом. — Да они зрение не корректируют, — пожимает плечами парень, отворачиваясь от меня. — А зачем? — интересуется Оля, сцепливая руки в замок за спиной. Всё также нелепо стою на месте, продолжая пялиться на Кирилла. Его глаза стали ярко-голубыми, чертовски потрясающими, но такими неестественными, такими… пустыми?.. Я больше не вижу в них тех синих океанов, что временами были мутными, а иногда — ясными. Не вижу в них того прекрасного перелива цветов, их настоящей голубизны… Они просто яркие — и всё. Без той глубины, без того отчаянного волнения прекрасных волн. — Эй, — треплет девушку по волосам и улыбается, — ты видела настоящий цвет моих глаз? Да это ж не пойми что! Не синий, а так, подделка, то ли дело сейчас!.. Оля заливисто смеется, по-дружески ударяя кулачком Кирилла в плечо. А я так отчаянно сильно хочу ему врезать, закричать, выбить из головы всю дурь. Как же бесит! Цвет его глаз неподражаем, неужели он может не видеть этого? — Хрень, — выношу свой вердикт я, проходя возле Кирилла и небрежно кидая рюкзак на стул. На меня глядят несколько удивлённых пар глаз, пока я вытаскиваю из рюкзака черную майку и спортивную кофту. — Что? — удивляется Олька. — Да ты поближе посмотри! Это же классно! Подхожу непозволительно близко к Кириллу, заглядываю в глаза и тихо фыркаю. Не то. Абсолютно точно. — Извини, ошибся, — выдаю, читая на лице парня яркое удивление. — Не просто хрень, а хуйня полная. — Не согласен, — восклицает Кирилл, хватая меня за кисть, когда планирую уйти. — Что не так? — Обоснуя не будет. Вырываю руку, привычно потираю запястье и выхожу в коридор, чувствуя себя клоуном на сцене огромного цирка: все смотрят, всем интересно. Первый урок — физкультура, от которой я успешно откашивал пять месяцев: три месяца лета и два месяца после больницы. Сегодня моя справка закончилась, и придется заниматься. Интересно, смогу ли я пробежать хотя бы круг после этих пяти месяцев ничегонеделания и вечного желания загробить здоровье всякой хренью? Об этом и стараюсь думать, а не о том, как близко был Кирилл, как сильно хотелось врезать ему, а ещё больше — обнять и, прижавшись так сильно, как только смогу, честно ответить, что настоящий цвет его глаз бесподобен.***
Захожу в небольшую раздевалку, кидаю на скамейку майку и спортивную кофту. Ладно, на мне уже обуты кроссовки, а черные джинсы переодевать и не собирался. Я так не хочу идти на физкультуру. Это ж будет не просто позор, а позорище. В классе у нас восемь парней, считая меня, и пять девчонок. Кирилл, опустив ноги на скамейку, сидит на подоконнике, Слава и Сёма дурачатся, устроив шуточный бой ручками, которые не пойми зачем притащили с собой, один одноклассник болеет, ещё один — на справке, поэтому на физкультуру не ходит, ну и Виталик, скорее всего, с утра пораньше вместе с Костей в столовую побежал. Я тупо смотрю на майку и придумываю мыслимые и немыслимые отмазки, почему не пойду на занятие. Ладно. Стягиваю с себя сперва толстовку, а потом уже и хлопчатую светлую серо-голубую кофту. Поднимаю со скамейки майку и, сжав её в руках, оборачиваюсь на парней. — Ого, — выдаёт Слава. — Да ты у нас каратист! — Джеки Чан! — ни к месту ляпает Семен, пихая друга в плечо. — А наша принцесска-то оказалась парнем! — начинает хохотать Славик. Точно, моё тело всё ещё усыпано темными синяками. Хоть Егор избил меня больше недели назад, с меня эта гадость сходит медленно, посему до сих пор кажется, будто ухуячили меня только вчера. Опускаю взгляд и вздрагиваю, крепче сжимаю в руке майку. Это выглядит убого, будто кто-то во дворе чуть ли не до смерти ногами запинал. Кирилл с удивлением смотрит на меня, отворачивается и медленно стягивает клетчатую рубашку. Я залипаю, теряю контроль и молча восхищаюсь. В смысле, Кирилл совсем не качок, нет. Наверное, будет чуть помощнее, чем я, но его тело бесподобно. Идеальное, с выпирающими ключицами, венами, прессом и подкачанными руками. Кожа бледная и на левой руке видна парочка шрамов. Хмурюсь, опуская взгляд и глядя на свою руку, кости на которой от сильного напряжения неестественно выпирают. Даже не замечаю, как из раздевалки выбегают веселые Слава и Семен, но замечаю заинтересованный и, как мне кажется, затуманенный взгляд Кирилла. Тот, сведя брови к переносице и тряхнув головой, вытаскивает из кармана мятую сигарету и открывает окно. Ледяной воздух тут же врывается в помещение, и я вижу, как тело Кирилла, до сих пор сидящего лишь в спортивных штанах, содрогается, как трясутся от холода руки и как он несколько раз нервно чиркает колесиком зажигалки, пока пытается поджечь сигарету. Медленно затягивается, выдыхает дым и поворачивает голову влево, глядя на улицу. Меня трясет от этого ледяного ветра, даже скулы сводит, но я упрямо стою на месте и смотрю на Кирилла, сжимая в руке злосчастную майку. Он так блядски прекрасен, когда затягивается и выдыхает чертов дым. — Кто тебя так? — неожиданно спрашивает Кирилл, выдыхая клубы моментально рассеивающегося дыма. Мне стоит проигнорировать его, одеться и ретироваться, точно. Всё так просто. Откидываю майку на скамейку и в три шага сокращаю расстояние между нами. Упираюсь руками в белоснежный подоконник по обе стороны от бедер тут же дернувшегося Кирилла, чуть наклоняюсь вперед и аккуратно, шумно вдыхая холодный воздух, дотрагиваюсь до его расслабленной руки и забираю сигарету. Дышать так тяжело, а сердце бьется быстро-быстро, будто намереваясь разбить к чертям грудную клетку, но я, тем не менее, стараюсь сохранять спокойствие на лице, хотя внутри всё разгорается ярким пламенем. Его колени почти упираются в мою паховую область, мои руки почти касаются его бёдер, наши носы почти соприкасаются. И от слова «почти» я бы с удовольствием избавился. — Тебя ебёт? — тихо спрашиваю и, затянувшись, выдыхаю дым Кириллу в лицо. Его глаза расширены, зрачки, кажется, полностью заполнили собой радужку. Он так же, как и я, дышит хрипло, тяжело, с надрывом. Кирилл опускает свою руку на мою, подносит, не забирая, сигарету к своим губам, всё также крепко сжимает мои пальцы и медленно затягивается, почти неощутимо касаясь их мягкими губами. Это, блять, заходит слишком далеко. Но я так отчаянно хочу зайти дальше. — Ещё как ебёт, — чуть задрав голову и медленно выдохнув дым, говорит Кирилл, отчего мне кажется, будто всё, больше дышать не могу, но как-то продолжаю это делать. — И отчего же? Молча придвигается чуть ближе, неотрывно глядя мне в глаза и осторожно, едва ощутимо, касается кончиками пальцев до моего живота, из-за чего жар усиливается, несмотря на то, что в раздевалке сейчас действительно холодно. Моя рука сама как-то опускается на его руку, пальцы сами собой переплетаются, и я, в последний раз затянувшись, выкидываю сигарету в открытое окно. Рука Кирилла находится на моей груди. Движения парня отчего-то становятся свободнее, раскрепощенней, и он, осторожно проведя пальцами по прессу, заводит её за мою спину, с силой нажимая на поясницу, из-за чего я прогибаюсь сильнее и наклоняюсь ещё ближе. — Так что? — обжигая губы горячим дыханием, интересуется Кирилл. В моей голове исключительно опилки и вата, точно. Потому что я бы на самом деле ответил, доверился и самолично сократил эти остатки, но в реальность из такого сладостного забвения меня приводят громкие голоса в коридоре. С испугом взглянув на Кирилла, кажется, витающего где-то в облаках, отскакиваю от него, отдергивая руку и потирая пальцы. Мигом подбегаю к скамейке, быстро натягиваю майку и выскакиваю из раздевалки, по пути врезаясь в Виталика. Забиваю на извинения, со скоростью света забегая в туалет, где умываюсь холодной водой, кажущейся мне сравнительно теплой, и смотрю на своё бледное отражение в зеркале. Лишь на щеках пробивается легкий румянец. Несколько раз хлопнув руками по щекам, выключаю воду и сползаю вниз по стене. В смысле, это было? Это действительно было? Мне не приснилось? Как же это… то есть… я... С силой сжимаю руками волосы и оттягиваю черные пряди. Я совсем не понимаю того, что чувствую, потому что никогда таким счастливым и одновременно с тем грустным себя не ощущал.