***
Проснувшись, долго тру глаза и хмуро оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, где оказался. Понимаю, что у Кирилла дома, вспоминаю, что уснули мы на полу. Шея неприятно ноет, Кирилла нет рядом, и я накрыт мягким пледом. Потягиваюсь и плетусь на тихие звуки звяканья кружки о кружку и закипающего чайника. Из этого парня хозяюшка так себе, потому что уже в коридоре я чувствую, что пахнет горелым. Улыбаюсь, потому что, да, черт побери, он не идеален! Никто в этом мире не совершенен, ха! А, нет, показалось. Этот парень всё-таки идеал. Особенно, в черных джинсах, обтягивающих его пятую точку, без майки, в фартуке и с взлохмаченными синими волосами. — Доброе утро, — хрипло говорю я, потирая затылок. — В холодильнике мышь сдохла, — сообщает Кирилл, отрываясь от плиты. Подходит к столу, ставит на него две чашки кофе, оказывается на неприлично близком расстоянии, сжимает свою же футболку, надетую ныне на мне, притягивает и быстро целует, почти целомудренно даже. И как ни в чем не бывало возвращается к плите. Заебись такое утро. Можно так всегда? — А ещё я спалил яичницу, мда, — неловко потирает рукой плечо. — Но это не я виноват! Просто яйца какие-то неправильные. Прыскаю в кулак от смеха и прикусываю костяшку на среднем пальце. Кирилл прожигает во мне взглядом дыру, хмурит брови и скрещивает руки на груди. — Нормально всё, — отмахиваюсь, садясь на стул. — Я с утра обычно только кофе и пью. Беру чашку и делаю небольшой глоток горячей жидкости. — С утра? — Кирилл усмехается и садится на стул напротив меня. — Час дня, вообще-то, ты дольше спать не мог? Давлюсь кофе. — Сколько-сколько? А как же школа? Какого хрена ты не навел будильник? — С чего бы это? — опирается спиной на спинку стула и смотрит как на идиота. — Вот че ты паришься? Мои предки съебались — могу забить хуй. Твоим вообще похуй, нахер ты ходишь туда? Тихо фыркаю, с силой сжимая тонкую ручку чашки. Так-то оно так, но кому я нужен без образования? Я ж поступить хоть куда-нибудь хочу, на бюджет. На платное — денег нет. Значит, надо набрать дофига баллов, да ещё и чтоб общагу дали, потому что на улице спать мне тоже не особенно хочется. Это Кириллу хорошо: можешь хоть прогуливать, хоть ничего не знать, предки-то всё равно за образование заплатят, потом ещё и на работу в фирму какую хорошую пристроят. Хотя я уверен, что этот парень и так пройдет, куда захочет, на бюджет: по русскому и физике у него высший балл, с математикой проблем нет. И сам поступит, а вот я — нет. Не с моими знаниями. — Извини, я, кажется, перегнул, — нарушает неловкую тишину Кирилл. — Я совсем не то имел ввиду. Грустно усмехаюсь и киваю, мол, проехали.***
Только вчера пошел снег, а горку уже залили, и я прям-таки чувствую этот детский восторг в груди и фантомную боль пятой точки. Веду себя вполне вменяемо, даже подумывая о том, чтобы пройти мимо, как Кирилл, улыбаясь во все тридцать два, с громким криком: «Юху-у!» — подбегает к горке и, плюхнувшись на пятую точку, съезжает, в конце концов, заваливаясь в сугроб и громко смеясь. Мы, вроде как, просто планировали сходить в магазин. Во-первых, в холодильнике так пусто, как не бывает даже в школе на праздниках, а во-вторых, сигареты закончились и этот человек бесчеловечно достал ныть о тленности бытия. Разбегаюсь и скольжу вслед за Кириллом на своих двух, падая примерно через секунду и продолжая съезд на пятой точке, правда, снова недолго, ибо умудряюсь перекрутиться и оказаться на животе, скользя вперед лицом. Врезаюсь во всё так же лежащего и тихо смеющегося Кирилла, заваливаясь грудью на его живот. Лень двигаться даже. — Я полукровка, — напевает парень, шумно дыша, — полулошадь, полушлюз. — Кир, — недовольно тяну я, — ну за что? Как я теперь усну?! Вот же засранец: смеется пуще прежнего, ирод. Ничего-ничего, вечером припомню тебе, и будешь вместе со мной эту дичь всю ночь напролет петь. Приподнимаюсь на руках, чуть переворачиваюсь и упираюсь ладонями в снег по обе стороны от головы Кирилла, который, будто пытаясь спровоцировать, облизывает чуть потрескавшиеся губы. Воровски оглядываюсь по сторонам и, не приметив людей рядом с нами, наклоняюсь и целую парня порывисто и страстно. Сжимаю зубами его нижнюю губу, оттягивая и, шумно вдохнув морозный воздух, целую снова, чувствуя, как Кирилл опускает руки на мои плечи и с силой сжимает. Пропихиваю левое колено между ног Кирилла, упираюсь им в пах и, черт, пора бы остановиться, потому что мы мало того, что на улице, так у меня сейчас ещё и встанет. — А с виду такой тихий мальчик, — Кирилл громко хватает ртом воздух. — Тебе показалось, — ухмыляюсь я. И целую его снова.***
Как так получилось, для меня всё ещё загадка. Мы зашли в магазин, Кирилл сплавил мне свой рюкзак, мы оказались возле полки со всякой хрустящей гадостью, типа бичпаков и чипсов, и тут что-то пошло не так. — Не рыпайся ты, — тихо шипит парень, оглядываясь на пару-тройку покупателей, с интересом разглядывающих товары и цены. — Кир, твою мать! — зло бросаю, так же оглядываясь по сторонам, потому что, если что, пойду как соучастник. — Ты ж, блять, типа приличный парень, какого хуя? — Давно хотел вытворить подобную ебанину, — пожимает плечами. — А что? Не пойман — не вор. Ага, вот только тебя сейчас спалят, идиот. Поражаюсь тому, как он, с мордой кирпичом, умудряется запихивать всякую дрянь в рюкзак на моей спине. Спокойно так, будто не товар пиздит, а собственное имущество сгружает. — Камер здесь нет, — застегивая молнию, сообщает он. — И жрачки дома нет. А я лоханулся и только мелочь взял на сигареты, так что не зуди и погнали на кассу. Какая-то бабка подозрительно на нас косится, и мне это не нравится от слова «совсем». «Не позорь деда, он за Родину воевал! — схватив Кирилла за локоть, говорит она. — Выходи из секты этой, одумайся, наркоман несчастный! Что ж нынешняя молодежь с собой делает, а?! Вы только поглядите!» Прыскаю, ероша волосы Кирилла и утаскивая подальше от бабки, недовольно шипящей и твердящей что-то про бога. Как она умудрилась сюда его приплести, мне неясно. — Нормальный у меня причесон, — обиженно бросает Кирилл. Улыбаюсь и отпускаю его руку. — Marlboro есть? — обращается к кассирше парень, поправляя взлохмаченные мной волосы. Женщина как-то гадко смотрит на меня. Если из-за Кирилла окажусь в участке, придушу его. — Нет, — отвечает она, лениво жуя жевательную резинку. — Тогда дайте синий Winston. Кассирша нехотя поднимается, закатывает глаза и, достав пачку, нагло швыряет её чуть ли не на пол. Вот же!.. Тебе за это платят, хули ты как сука?.. Выходим на улицу, Кирилл начинает смеяться, и это, надо сказать, чертовски заразительно. — Ну, считай, это была плата за моральный ущерб, — выдает парень, указывая на рюкзак. — Вот же гадская тетка, будь она мужиком, я бы врезал. Поджигает сигарету и протягивает мне, вытаскивая ещё одну и перекладывая в левую руку. Пальцы правой переплетает с моими. Тепло и приятно. На улице достаточно светло, поэтому я почти чувствую себя голым, вот так идя с парнем за руку, но отпустить не решаюсь. Никогда бы не подумал, что и в моей жизни могут быть просветы.