… я буду лишь воспоминанием, этапом или стадией…
Минуту назад настроение у меня было хорошим, сейчас я предпочел бы провалиться сквозь землю, исчезнуть и не портить Кириллу жизнь. Разочаруется же, все они разочаровались. — У меня, кстати, имеется бутылка водки. Он улыбается, а у меня мир вновь по швам трещит. И вот на что я надеялся? По сути, мы даже не встречаемся: я не могу так думать, не зная, что думает по этому поводу Кирилл. Он просто предложил перекантоваться пару деньков у него — это ничего не значит. Вот же я идиот. — Тащи, — хмуро рассматривая узоры на скатерти, говорю я. Кирилл подмигивает, скрывается в коридоре и возвращается со скоростью света, вместе с собой притаскивая бутылку «Сваяка». Жду, пока разольет по рюмкам, зачем-то чокаюсь с ним, пока парень мелет невнятный тост, мол, «да затащу я катку в доте, да выфармлю больше остальных пиздюков, да не вылетит у меня игра», и залпом осушаю рюмку, утыкаясь носом в изгиб локтя. Кирилл включает кран и, нагнувшись, запивает водой. Между первой и второй, как известно, перерывчика нет, между второй и третьей, как оказалось, тоже. В общем, перерывов нет вообще. До самых последних рюмок. Честно говоря, никогда не любил алкоголь, но пил его, наивно полагая, что станет легче, отпустит и смогу с чистой совестью забить на все свои проблемы. Всегда ошибался, потому что лучше не становилась, алкоголь не помогал, в каких дозах я бы его ни употреблял. Подхватив пачку сигарет, Кирилл выходит из кухни, кивая, мол, пошли со мной. И я иду следом, шаркая босыми ногами по полу и лениво крутя тонкий браслет на запястье. На балконе холодно, морозно, в открытое окно задувает ледяной ветер, из-за чего ежусь. Холодная плитка будто колется, и я переступаю на небольшой коврик. Вытаскиваю из пачки Кирилла сигарету, поджигаю, затягиваюсь и выдыхаю дым вместе с паром. — Ненавижу блядские сигареты, — говорит Кирилл, предварительно затянувшись и теперь вместе со словами выдыхая дым. — Так зачем тогда куришь? — спрашиваю, глядя в окно, будто там есть что-то интересное, и непроизвольно содрогаюсь от холода. — Привычка, — пожимает плечами и вновь затягивается. — Не то чтобы мне очень хотелось, но бросать смысла нет. — А продолжать курить? — То же. Тихо усмехаюсь, стряхиваю пепел в окно и потираю замерзшую ступню о другую ногу. — У меня ж родители хорошие, — вновь нарушает тишину парень. — А я только косячить и умею, вечно подвожу их. С недавних пор немного лучше стал, старательней, что ли, но сути дела не меняет, — упирается лбом в стекло, опустив локоть на подоконник, а руку с сигаретой высунув в окно. Отчего-то больно смотреть на такого Кирилла, и мне жутко хочется подойти и обнять его, но не могу даже пошевелиться. — В десятом классе так вообще выводил их, забивал на учебу, сваливал из дома и вел себя так, будто никто им. Знаешь, большинство подростков уебки, но я умудрялся переплюнуть всех. Отдалялся, думал, что семья мне нафиг не нужна. А потом… отец попал в автокатастрофу, — тяжело сглатывает и рвано выдыхает. — Ничего серьезного, знаешь, — поворачивается в мою сторону, и я задыхаюсь в океанах, полных боли. — Но я так так, блять, испугался, — прикладывает ладонь ко лбу и прикрывает глаза. — Именно тогда я и решил измениться, вызубрил за лето всю ебучую программу, стал больше времени проводить с мелким, которого до этого считал обузой. А мелкий… ведь Витька, он же такой ахуенный… а я… Черт! — выкидывает сигарету в окно и с силой ударяет кулаком по бетонной стене. — Никогда себя за это не прощу, но в то же время не могу жить прошлым… Черт, извини, что вываливаю это на тебя, просто… тяжело всё в себе, а я никогда никому не жаловался и… прости… Это всё из-за водки, точно, — грустно усмехается и опускает взгляд. Никогда бы не мог подумать, что Кирилл, тот самый Кирилл, который вечно улыбается и смеётся, может чувствовать себя настолько плохо, что за его улыбками скрыта боль и желание изменить свою жизнь. Думал, что только мне так плохо, что только я могу изо всех сил стараться выглядеть сильным, пряча в глубине души боль и разочарование. Он похож на меня. Вот только в школе со всеми приветлив и не шарахается от чужих прикосновений, не тонет в собственном мире и находит в себе силы, чтобы подниматься снова и снова. У нас есть одно весомое отличие: меня сломали почти полностью, его мир дал трещину. И я не позволю этому парню скатиться до моего уровня, сломаться окончательно и потеряться на размытой грани между отчаянием и болью. Нихуя, понял? Тебе ещё жену искать, детей заводить, жизнь счастливую проживать. Не со мной — переживу, справлюсь, наебнусь и разобьюсь в ебаные осколки, не смогу подняться и к двадцати пяти сопьюсь. Главное, чтоб с тобой всё было в порядке. Вышвыриваю сигарету в окно, закрываю его, до крови прикусываю нижнюю губу. На негнущихся ногах подхожу к Кириллу, опускаю руки на его плечи и притягиваю к себе, крепко обнимая и слыша, как парень шумно выдыхает. Прижимается ближе, сжимает руками кофту и стискивает в объятиях так крепко, что почти не могу дышать. — Всё хорошо, — шепчу, запускаю руку в волосы Кирилла и перебирая пряди. — Ты не смог бы стать тем, кем являешься сейчас, если бы был плохим человеком, если бы тебе действительно было плевать. — Спасибо. — Идём в дом, тут холодно. На диване, в объятиях человека, важного для тебя, тепло. Кирилл опирается спиной о стену, приобняв меня одной рукой и уткнувшись носом в плечо. Я же бессмысленно рассматриваю бокалы, стоящие в шкафу за стеклянной дверцей. Парень вдруг меняет положение, перебираясь на мои ноги. Упирается коленями в диван по обе стороны от моих бедер, и удобно размещает руки с двух сторон от моей головы на стене. Кирилл наклоняется неприлично близко, касаясь холодным кончиком носа моего, соскальзывает дальше и оставляет теплый, легкий поцелуй на скуле. Мои руки непроизвольно опускаются на его пресс, забираются под майку и скользят на спину. Впиваюсь пальцами в почти горячую кожу и чувствую, как Кирилл чуть содрогается от холодных прикосновений. Сам подаюсь навстречу, целуя его, проскальзывая языком в чужой рот. Кирилл неуверенно отвечает, входит во вкус, пытаясь урвать инициативу в свои руки. Зарывается пальцами в волосы, оттягивает черные пряди, и я тихо стону в поцелуй, ощущая вторую руку парня на своем животе. Его пальцы поддевают ремень, чуть проникают под джинсы, а зубы с силой впиваются в мою нижнюю губу, оттягивают. Отстраняется и целует снова: более нежно, не так настойчиво. — Ни на что, конечно, не намекаю, — тяжело дыша, выдыхаю я, чувствуя, как заливаюсь краской, — но у меня не было с парнями… Смотрю на румянец на щеках Кирилла, шумно хватающего ртом воздух. Челка спадает на один глаз, чуть прикрывая его, и таким, растрепанным, с расфокусированным взглядом и припухшими губами, он мне нравится особенно сильно. — Я… у меня тоже не было, — говорит он, облизывая нижнюю губу. — Никогда. — Никогда? — растеряно переспрашиваю, притягивая Кирилла чуть ближе. — В смысле, и с девчонками? — Ну да, — заливается краской ещё сильней, опуская взгляд. — А у тебя что, было? — Ага. Чувствую ногой стояк, перевожу взгляд на самое красивое лицо в мире и тихо фыркаю. — Вот пиздишь же. — С чего ты взял? — неуверенно спрашивает, прикусывая нижнюю губу. — Потому что выглядишь так, будто переебал половину школы с пометкой «шестнадцать плюс». — Ну уж извини, что выгляжу как шлюха! — вспыхивает парень, с силой ударяет кулаком по плечу, из-за чего ойкаю от боли и хватаюсь за него, и вскакивает с дивана, начиная мельтешить по комнате. Сворачивает тумбочку, разбивая тем самым графин с цветами, стоявший ранее на ней, ударяет ногой по стене, тихо шипит и сжимает руки в кулаки, развернувшись ко мне спиной. Опасливо сажусь на край дивана, спустив ноги на пол. — Извини, я не это хотел сказать, просто… — Просто «что»?! — зло восклицает Кирилл, поворачивается лицом, и я отвожу взгляд от бушующих темно-синих океанов. — Чувак, мне, блять, семнадцать лет! — тыкает пальцем мне в грудь и отходит на несколько шагов назад. — Это, блять, нормально, что я ещё ни с кем не ебался, ясно? — Я и не говорю, что это ненормально, — поднимаю руки, мол, сдаюсь. — Просто с тобой любая бы согласилась, так почему бы… — А в чем смысл, если без чувств? — садится на диван, опустив локти на колени и сплетя пальцы в замок. — Ну да… — неловко потираю шею. — А у тебя-то когда было? — Да год назад где-то, на вписке, с девчонкой. Даже имени её не помню. — Да ты у нас мачо, — более-менее расслабляется парень, пихая меня локтем в плечо. — Ага, да, но, знаешь, особенно веселыми были следующие несколько месяцев после перепиха и игра «Залетела или пронесло?» Мы ж бухие в доску были, вряд ли вообще помнили о существовании резинок. — И что в итоге? — Как «что»? Если б залетела, никто бы уже не знал, кто такой Леша и где он находится, — усмехаюсь я. — Пиздец был бы. Не помню имени даже, но знаю точно, что отец у неё военный, человек старой закалки. — Лол, прикинь он бы тебя кастрировал? — смеется парень, опускаясь спиной на диван и глядя на меня. Его глаза потрясающе ярко блестят в свете лампы. — Иди ты!.. — обиженно фыркаю, скрещивая руки на груди. Несколько долгих минут сидим в тишине, нарушаемой тихим тиканьем часов. Однако одна глупая мыслишка не дает покоя моей глупой голове, из-за чего прикусываю костяшку на среднем пальце, вглядываясь в умиротворенное лицо Кирилла, и думаю о том, насколько она бредовая. — Кир… — Ммм? — А ты когда-нибудь, ну… Когда-нибудь целовался с кем-нибудь? Парень резко распахивает глаза, его щеки вновь заливаются краской, и он садится, чуть отворачиваюсь от меня. — Ну давай, пиздани уже, что я пересосался со всей школой, тебе же хочется, — раздраженно бросает он, впиваясь пальцами в леопардовый плед. — Ну, вообще-то, не особенно… — Да задрал ты! — вновь вскакивает на ноги, хватает пачку с сигаретами, поджигает одну и затягивается, шумно выдыхая дым. — Нет! Понял? Кем бы ты меня ни считал, какие бы шлюшеские похождения ни приписывал, нет, я ни с кем не целовался, доволен?! Мог бы с любой — ты прав! Но хули толку, если, повторюсь, мне похуй на человека?! Что у вас всех за мышление такое, а? Почему, если мне семнадцать, я обязан бегать на вечные свидания с людьми, до которых мне нет дела, и каждый день менять партнеров?! — делает несколько шумных вдохов, затягивается и тушит почти целую сигарету о тарелку. — Мне до моралиста, как до луны, но я не считаю правильной нынешнюю фишку молодежи лобызаться, с кем попало. Это мерзко. Не то чтобы очень, но всё же. Вздрагиваю, впиваясь короткими ногтями в руку. Этот парень умеет удивлять, это точно. — Было, конечно, один раз, да и то… — взлохмачивает рукой волосы. — После вписки, когда собирался уходить, мне тянка какая-то сказала, что я классно целуюсь, а что тут уметь-то! Не суть, в общем, ничего не помнил я на утро, может, она меня вообще с кем-то перепутала. Не считается это, короче говоря. Ничего не могу поделать с идиотской улыбкой на лице. Ну вот зачем он заставляет меня влюбляться в него всё сильней и сильней? Хватаю парня за руку, тяну на себя и обнимаю, уткнувшись носом в твердый живот и сцепив руки за его спиной. Слышу тяжелое дыхание Кирилла и чувствую, как зарывается пальцами в мои волосы. — Ты лучший, честно, — тихо говорю я, — из всех, кого я встречал, лучший. — Как будто у тебя окружение шибко ахуенное, — усмехается парень. — Что ты имеешь ввиду? — отстраняюсь и хмурюсь. — Я не лучший, ни разу вот, — разъясняет Кирилл. — Отец у тебя так себе, друзья тоже, но… — Эй, ты не имеешь никакого права так говорить! — восклицаю, вскакивая на ноги. — Ты не знал никого из них! У Кирилла глаза залитые. Может, стоит уложить его спать, а не устраивать ссору не пойми из-за чего? — Да твой отец мудак конченый! — Тем не менее, он всё ещё мой отец, который мог бы быть жив, если бы я в тот день влез в драку сразу и… — Подох?! — перебивает парень. — Ну да, сдохнуть из-за тупости отца, который тебя всю жизнь с грязью мешал, вот это честь! Так-то оно так, но он мой отец. Человек, которого я умудрялся уважать в редких случаях. Тот, кто хоть и в порядке исключения, но заботился обо мне. Теряю былой запал, решительность. Руки сами разжимаются, и сердце колет неприятно больно. Кирилл пьян, ему стоит остыть. Я тоже, не хочу рушить всё в один момент. — Тебе-то, конечно, легко судить, тебя же там не было, — достаточно тихо, раздосадовано говорю я, опустив взгляд. — Я пойду прогуляюсь, подышу свежим воздухом, а ты спать ложись. Кирилл замирает посреди зала, нервно сжимая руками края футболки. Надев кроссовки и накинув теплую, шерстяную кофту и байку, ибо куртку я уже давным-давно уделал, а купить новую и некому особо, выхожу из квартиры, негромко хлопая дверью.***
Нахожу себя сидящим на скамейке возле своего старого подъезда, где когда-то жил с отцом. Когда мне особенно плохо, почему-то всегда прихожу сюда, чтоб добить окончательно, чтоб стало ещё хуже. Ежусь, вспоминая сколько раз выбегал из подъезда и бежал босиком к Теме домой, сколько раз промокал до нитки, не чувствовал ног и умолял друга сделать воду погорячее, оказавшись у него в ванной комнате. Я тогда мало что соображал, а Тема всё твердил про ожоги и что нельзя, после закутывал меня в махровое полотенце и тащил самую теплую одежду и горячую кружку чая. Сколько же проблем у него из-за меня было, и терпел же… Воспоминания тупой болью отзываются во всем теле, и я сжимаю рукой кофту в районе сердца, чуть оттягивая. Мороз неприятно щиплется, и я пытаюсь пошевелить замерзшими пальцами рук и ног. Надо будет всё-таки сходить к мамке, забрать зимнюю обувь и более теплую одежду, а то не доживу до конца зимы. Вытаскиваю из кармана телефон и вижу одиннадцать пропущенных от Кирилла. Почему я не слышал? Звук, вроде, включен. Неужто задумался и не заметил? Вот же… — Леш? — после нескольких гудков слышу взволнованный голос Кирилла. — Хэй? — Я тут, — дрожащим от холода голосом отвечаю я. — Где ты? Я же волнуюсь! — Со мной всё в порядке. — Извини, что повел себя как мудак. Вздрагиваю, сильнее стискивая в руке телефон. В конечном счете, я всегда съебываюсь, а люди, от которых свалил, извиняются передо мной. Не значит ли это, что я виноват? Всегда, постоянно… Только и умею жизнь другим портить. Наивно думал, что просто сломленный, а что, если я уже давно сумасшедший? — Ты где сейчас? — Возле старой квартиры. Кирилл, а где ты? — настороженно спрашиваю, слыша шум машин в трубке. — На улице, тебя встретить хочу, ты откуда подашься? — Кирилл, — почти по слогам произношу я, — возвращайся домой, ты пьян. — Не, я лучше тебя встречу. — Кирилл. Пожалуйста. Я скоро приду, вернись домой, а то попадешься ещё на глаза ментам. — Я нормаль… Связь обрывается, слышу тихое шипение, которое сменяется до жути бесящим женским голосом: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Набираю знакомый номер ещё раз и сбрасываю, вновь слыша женскую речь. Без раздумий срываюсь с места, срезая путь через детскую площадку. Задеваю плечом случайного прохожего, чуть ли не вскрикиваю от нежеланного, неприятного прикосновения и посылаю его нахуй просто потому, что не до извинений сейчас. Кроссовки скользят даже на снегу, а перед глазами мелькают бесконечные дома, фонари, деревья и автомобили. Всё смешивается, теряясь в сумбуре перед глазами, но я упрямо продолжаю бежать вперед, снова и снова останавливаясь, пытаясь отдышаться, глотая ледяной воздух, обжигая им горло и легкие. Становится дурно, меня мутит, перед глазами плывет, горло неприятно жжётся. Так и замираю на перекрестке, глядя на автомобиль с мигалками и двух милиционеров. — Что произошло? — невнятно спрашиваю у женщины лет сорока, с интересом следящей за происходящим. Плохое предчувствие сдавливает спазмом горло, и я сгибаюсь пополам, упираюсь руками в колени и стараясь не глотать ледяной воздух ртом, правда, безуспешно. — Парня какого-то сбили, — говорит она. — Вроде, пьяный водила из-за поворота резко выскочил. А пострадавшего в тяжелом состоянии скорая забрала минут пять назад. Милый такой мальчик, с синими волосами. Беззвучно задыхаюсь. Сердце сжимается с такой силой, что почти не могу дышать. Ноги подкашиваются, и я падаю на колени, упираясь голыми руками в снег. Кажется, просветы в моей жизни появляются только для того, чтобы окончательно меня доломать.но, знаешь, я не был счастливым, и мне это, кажется, даже не светит