***
Разваливаюсь на кровати, прижимая к себе Кирилла и утыкаясь носом в его приятно пахнущие шампунем волосы. — Кир… — М? — Можно я тебя поцелую? — тихо спрашиваю, сжимая в кулаке его фирменную кофту. — Почему ты спрашиваешь? — Потому что хочу, чтобы ты ответил, что хочешь, чтобы я тебя поцеловал. — Конченый, — выдыхает Кирилл, поворачиваясь ко мне лицом и мягко касаясь губ. — Очень хочу. И я целую. Целую несдержанно и порывисто, до крови прикусывая нижнюю губу и зализывая рану, руками блуждая по давно изученному телу. Целую, пока не начинаю задыхаться, и только после этого отстраняюсь, опуская руку на черную толстовку Кирилла. — Я сейчас, — говорит парень и встаёт, выходя на балкон. Вообще-то, это удобно, что именно в моей комнате есть доступ к балкону, и мне это нравится, потому что, если мне, например, не спится, я могу выйти в любой момент и покурить, но мне не нравится, что этим же пользуется Кирилл, что может снова и снова втягивать в себя дым и гробить здоровье. После больницы он не в лучшем состоянии: похудел, на его теле много розовых шрамов, что не так-то скоро станут белыми, почти незаметными. Он иногда по привычке прихрамывает на правую ногу и откашивает от физкультуры, совсем забивая на своё здоровье. И во всём этом я вижу себя: такой же похуизм и нежелание что-либо делать. Кирилл улыбается и говорит, что всё хорошо, хотя я вижу, что ему больно. Он отшучивается и отлынивает, потому что не может использовать своё тело, как раньше. Так и хочется пнуть его и сказать: "Учись заново, идиотина". — Кирилл, — выхожу на балкон, прикрывая дверь, чтобы дым не летел в комнату. — М? — задумчиво поворачивается, перекручивает в руках сигарету и протягивает мне. Затягиваюсь, едва касаясь его пальцев губами, и выдыхаю светлый дым в темноту. — Ты курил полчаса назад. — Нихуя так времени прошло, да? — усмехается, затягиваясь и со словами выдыхая дым. — Ты после больницы… — Вот только не надо мне мозг ебать, ладно? Я выписался почти два месяца назад. — Сути дела не меняет, — говорю, упираясь руками в подоконник и выглядывая в окно. — Как сказала одна моя знакомая, к тридцати потом проблем не оберешься. — Я не собираюсь… — Что? — перебиваю, заглядывая в глаза Кирилла. — Не собираешься доживать до старости? Да ладно, чувак, все мы не собираемся и все доживаем. — Да какой нахуй в этом смысл? — Кирилл тяжело вздыхает, вытягивая руку с сигаретой на улицу. — Прожить на двадцать лет дольше, чтобы потом по больницам шляться, в очередях сидеть, суставы лечить? Чтобы не находить в себе сил встать с ебаной кровати и чтоб за тобой дерьмо убирали? Нет, нахуй мне сдалась такая хуета. — Я тоже так всегда думал, но ведь это то, как мы живем, — грустно усмехаюсь, переступая с ноги на ногу. — Не суициднешься же ты в лет семьдесят, правильно? У брата твоего, к слову, к тому времени не только дети, но, возможно, и внуки будут. И ради них жить будешь. — Я буду бесполезным и никчемным, — протестует парень, стряхивая пепел. — Все мы такие. — Но не до такой же степени! — Наверное, — забираю сигарету, затягиваюсь и возвращаю Кириллу. — К тому же, скорее всего, у тебя и свои дети и внуки будут… Сердце с силой ударяется о ребра, и я замираю, боясь поднять взгляд и вдохнуть свежий воздух. — Ты идиот вселенских масштабов, — усмехается Кирилл, закидывая руку мне на плечо. — К семидесяти у меня будешь только ты. Всегда ты. Никогда никто больше. — Вот видишь? — расслабляюсь, впиваясь подрагивающими пальцами в холодный подоконник. — Уже заговорил о тех годах. — Ну, это так, к слову пришлось. — Ты сам говорил, что курить смысла нет, — припоминаю, опираясь спиной на теплое тело Кирилла. — Но также я сказал, что и бросать смысла нет. — У меня тоже раньше не было, но теперь есть ты, — чувствую, как алеют щеки. — Я не предлагаю тебе бросить навсегда, но кури меньше: несколько сигарет в неделю, а не несколько пачек в день. — Когда это я несколько пачек в день скуривал? — хмыкает Кирилл. — Это образно. Тебе вообще нельзя ни пить, ни курить. — Да как мне бросить, если тут ты, как ходячий пример вредных привычек, ходишь? Вот ты куришь — и мне хочется. — Тогда и я брошу, — уверенно заявляю, нежно касаясь губами шеи Кирилла. — Никаких вписок, сигарет и бухла, договорились? — Ладно, — соглашается парень, вышвыривая наполовину скуренную сигарету в открытое окно. — Пьем только на халяву и праздники. — Договорились. Тянусь к губам парня и целую его, утягивая в сторону спальни и ногой пихая дверь на балкон. Усаживаюсь на кровать, и Кирилл оказывается у меня на коленях, перебирает руками мои волосы и целует, исследуя влажным языком рот. Отстраняется на долю секунды, стягивая с себя кофту и по-детски касается губами моих губ, пока я оглаживаю его подтянутое тело. — Моё тело — это храм, я прекрасен, как Адам, — обжигая горячим дыханием губы, напевает Кирилл. Прикусываю зубами шею парня, оставляя на ней засосы, чувствуя, как Кирилл чуть подаётся бедрами вперёд. — Парни, идите есть, пицца готова! — кричит из соседней спальни отчим, сбивая весь настрой. — Чёрт, — недовольно тяну. — Я хочу пиццу, — сияет Кирилл. Парень быстро натягивает кофту и тянет меня за руку на кухню, отпуская, лишь когда в поле зрения попадает мамин муженек. Вообще-то, хороший дядька, обещал научить мухлевать в покере.***
Поправляю галстук на шее Кирилла, запакованного в белоснежную, идеально выглаженную рубашку и приталенную темно-синюю жилетку, и мигом отстраняюсь, понимая, что мы привлекаем слишком много ненужного внимания. Сегодня юбилей у нашей директрисы — решили устроить представление. Я, конечно, выкрутился, но вот Кирилла припрягли выступить. Он, вообще-то, и сам рад: потрясно играет на гитаре и очешуенно поёт. Вот существуют же идеальные люди! Не то что я. Честно говоря, я горд: этот красавчик принадлежит мне. Выкусите, девчонки. Кирилл выступает первым. Выходит на сцену с гитарой, садится на стул и поправляет микрофон. А я жадно ловлю и запоминаю его каждое движение. Вижу, что волнуется, хотя и умело это скрывает. Слишком уж хорошо я знаю этого парня: он может обмануть весь зал, но только не меня. Девчонки, стоящие рядом со мной, радостно визжат, а я улыбаюсь ещё шире: выкусите. Олька, одноклассница моя, оказывается рядом и обхватывает мою руку, из-за чего вздрагиваю, но не отшатываюсь, находя подобные прикосновения и саму их возможность чем-то классным, доступным лишь хорошо знакомым людям, которые доверяют друг другу. — Когда ты выступаешь? — тихо спрашиваю, свободной рукой заправляя прядь волос за ухо Ольки. — Предпоследняя, — вздыхает девушка. — Не волнуйся: ты потрясающая, — улыбаюсь я, — у тебя всё получится. — Спасибо. Все в зале, кажется, одновременно замирают и затихают, когда Кирилл начинает петь. И я тоже замираю, наслаждаясь его невъебенно ахуенным голосом и зная наверняка: пну этого парня, если не решит в будущем связать свою карьеру с музыкой. Улыбаюсь, как идиот, неотрывно глядя на Кирилла, что осматривает зал, зачастую задерживая взгляд на мне, а после ненадолго возвращает гитаре, ловко перебирая струны, зажимая нужные аккорды. Он невозможно ахуенен. И сказал, что будет заебывать меня до конца дней. Я чуть не всплакнул. И еле сдержался, чтобы не закричать: «Согласен». После выступления Кирилл, спустившись со сцены, всучивает гитару однокласснику и, почти грубо схватив меня за руку, тянет сперва в коридор, а после — на второй этаж. Один из кабинетов не так давно красили и сломали замок, поэтому даже ключ искать не надо — держите свободное помещение, в котором всё ещё пахнет краской, из-за чего я привычно сильней втягиваю воздух. Кирилл бедрами подпихивает в сторону парты в самом конце кабинета, и я, целуя парня, опускаюсь на неё, обхватывая ногами талию Кирилла. Парень упирается ладонями в парту и наклоняется вперёд, а я обвиваю руками его шею, хватая ртом воздух. — И чего это ты там к Оле подкатывал? — спрашивает Кирилл, кусая шею, обжигая её горячим дыханием и скользя по ней влажным языком. — Ты сдурел? — выдыхаю, упираясь пахом в пах Кирилла. — Мы разговаривали. — Она прижималась к тебе. — Скорее, к моей руке. — Для тебя это всё равно что… Ты всяких левых чуваков к себе на метр не подпускаешь, — Кирилл заглядывает в мои глаза, и я по обыкновению безбожно тону в синих океанах. — Мне дорог только ты, помнишь? — говорю, запуская руку в волосы парня, который тут же подается вперёд, сминая мои губы. — Кирилл, мы в школе… — Разве не забавно? — усмехается парень. — А если застукают? — Плевать. — Чёрт, — сдаюсь без боя, отвечая на поцелуи. — Нетерпится же тебе спалиться, да? — Нетерпится, чтобы все узнали, что мы с тобой встречаемся, и лапки свои загребущие к тебе не тянули. Руки Кирилла с легкостью расстегивают мой ремень и скользят под джинсы, сминая пятую точку и одновременно чуть приподнимая, дабы стянуть джинсы. — Эй, ты в прошлый раз сверху был, — недовольствую я. — Моя очередь. Кирилл вытаскивает из заднего кармана резинку и, разрывая зубами упаковку, неотрывно смотрит мне в глаза, будто намекая, что и в этот раз будет сверху и никакие разговоры его не переубедят. — Чёрт, вот что ты за человек? — вновь сдаюсь, расстегивая джинсы Кирилла. — Ладно. И меня нежно целуют, крепко зафиксировав пальцами подбородок. — Люблю тебя, — на самое ухо выдыхает Кирилл. После этих слов, сорвавшихся с губ Кирилла, я готов отдать ему сердце, руку, почку, печень и всё, что только понадобится, при этом глупо улыбаясь и радуясь жизни. В конечном счёте, Кирилл чуть не опаздывает на своё же выступление, потому как поет два раза: первым и последним номером.