Но если есть в кармане пачка сигарет...

Под фирменными кедами шуршат пачки от сухариков, и я, переступая бесконечные лужи, коими устланы все дороги, глубоко вдыхаю свежий ночной воздух. Невольно торможу, улавливая запах бензина, и небольшая детская рука тянет меня вперёд. — Холодно, — говорит Витька, и я крепче сжимаю его руку. Сам иду в одной лишь черной футболке — отдать мальчишке нечего. Мне-то тепло, хотя и непривычно без любимой черной толстовки с капюшоном. Непривычно сжимать чужую руку, но в то же время приятно. Кирилл, чтоб этого ленивого мудака, остался дома катать в доту, а мы с его братом сбежали в круглосуточный магазин, чтобы купить мороженое. По одной порции умяли чуть ли не в магазине, остальные же сгрузили в мой рюкзак, решив, что у нас вся ночь впереди и что с ленивым Кириллом не поделимся. Их родители отправились на чью-то свадьбу, и, хоть ребятам и предлагали поехать с ними, потому что «там будет весело и тортик», они откосили. Вообще-то, Кирилл один хотел слиться, а мелкого сплавить с родителями, но Витька — как Кирилл, потому парень и недоволен. — Замерз? — поглядывая на мальчишку и лохматя его черные мягкие волосы, говорю я. — Не, нормально. Отпускает мою руку, поправляя чуть задравшуюся футболку. Происходит всё слишком быстро: мужлан в кожанке, громко гогоча и не глядя, куда прет, пихает рукой Витьку, что теряет равновесие и падает. Падает прямиком в холодную лужу, и брызги летят на меня. Я же лишь успеваю взмахнуть рукой, проведя кончиками пальцев по тонкой ткани. Хватаю ошарашенного, стершего руки до крови и порвавшего джинсы на колене Витьку за шиворот мокрой футболки и локоть, помогая встать. Сам напуган не меньше ребенка. После испуга приходит злость. Мужчина, идущий с таким же мерзким дружком, не соизволяет даже обернуться и извиниться, и я, резко сделав шаг вперёд и став перед Витькой, у которого глаза вмиг влажными становятся, сжимаю плечо незнакомца, останавливая его. Оборачивается нехотя, хмуря густые брови и поджимая бледные губы. Так и блестит лысина в свете фонаря, даже смешно становится. Второй мужик тормозит следом, в непонятках разворачиваясь и сверля взглядом. Оправляет низ богомерзкой кожанки и подходит ближе. Меня чуть ли не выворачивает от столь сильного запаха перегара и курева. — Че надо, пацан? — грубо говорит лысый, резким движением скидывая со своего плеча мою руку. — Ты только что толкнул ребенка, — пытаюсь говорить спокойно. — Извинись для приличия. — А что ему станется? Не подохнет, и хер с ним. — Да? — против воли усмехаюсь, опуская взгляд и поджимая губы. — Ну и хер с тобой. Вновь смотрю на него, фыркаю и сам не успеваю понять, как резко, со всей дури ударяю кулаком по наглой, самодовольной, пьяной роже, разбивая губу. Мужчина пятится назад, дотрагиваясь ладонями до лица, шатаясь и матерясь. Второй мужик, что-то громко тявкнув, заносит кулак для удара, но делает всё это так предсказуемо, что я, легко просчитав траекторию, уклоняюсь от удара, мигом нанося следующий в бок противника. Сил оказывается недостаточно: мужчина как крепко стоял на ногах, так и стоит. Вроде, выпил не так много, как первый, с ним будет сложнее. Не успеваю даже распрямиться, как уже в мой бок вписывается чужой кулак. Да с такой силой, что перед глазами плывет, однако каким-то чудом ухожу от следующего удара, и чувствую, как лысый нахал хватает меня за руки, сжимая локти за спиной мертвой хваткой. Не могу толком пошевелиться: дергаюсь в тщетных попытках высвободиться. Второй подходит спереди, и я чисто инстинктивно ударяю его ногой в живот со всех сил, совершенно теряя контроль. Мужчина падает на землю, стонет. Я же выворачиваюсь-таки из захвата, предварительно со всей дури махнув ногой по голени мужчины, и, быстро развернувшись, ухожу от удара. Мужик пошатывается из-за сильного размаха и чересчур большого количества алкоголя, и я ломаю ему нос. Хук правой, удар под ребра, в подбородок. Самым сильным приходится удар в живот: мужчина сгибается пополам, кряхтит, что-то бормочет. Ну же! Где же твоя наглость и самоуверенность сейчас, сукин ты сын?! Хочу ударить ещё раз, но вовремя замираю: он и так еле живой. Вспоминаю отца, его удары, привычки и отшатываюсь назад, впиваясь пальцами левой руки в правый бок. Больно. Черт. Перевожу взгляд на сбитые костяшки, и невольно чуть не вскрикиваю: я такой же, как и мой отец. Чего я добился этой дракой? Зачем полез? Даже не контролировал себя: действовал на эмоциях. Так же, как и он. — Идем, — хватаю промокшего, ошарашенного Витьку за руку, таща вперёд. Отвратителен. Как же я отвратителен. На глазах у ребенка. Ну же, скажи, что я ужасен! Выдерни свою руку! Всё внутри переворачивается от небывалой горечи, что сжимает ребра, не позволяя дышать нормально. — Это было круто! — восклицает Витька, взмахивая свободной рукой. Невольно давлюсь воздухом. — Сначала один на тебя, но ты его — раз! Потом второй, потом снова тот, потом — тыщ-тыщ! И оба в нокауте! — довольно улыбается, подпрыгивая на месте. — Когда вырасту, я на тебе женюсь! Совершенно точно улыбаюсь, как полный идиот, поглядывая на мальчишку. Хочу взъерошить рукой волосы, но, так и не сделав задуманное, возвращаю её на неприятно ноющий бок. — Думаю, это плохая идея. Ты найдешь себе хорошую жену. — Зачем мне какая-то жена, когда есть ты? — Ну, потому что женятся обычно на девушках. — А я необычный! — довольно улыбается, ускоряя шаг. — Только Кириллу не говори, а то он разозлится, наверное. Ты был его другом, а станешь только моим другом. — Ладно, ладно, — усмехаюсь, переступая через очередную лужу. — Ты как, холодно? — Не особо. Когда возвращаемся домой, Кирилл всё ещё катает в доту, наверняка даже не заметив, что мы пришли. Витька утаскивает меня в свою комнату, где быстро переодевает майку и выключает свет, врубая марвеловские мультики на телефоне. — Мы уже смотрели эту серию, — говорю я, вытаскивая мороженое. — Нет, это ты смотрел, а я спал уже. Коротко киваю, протягивая парнишке порцию, и сажусь на кровать рядом с ним, распаковывая свою. Вообще-то, обожаю Витьку: клевый мальчишка. Прошаренный, веселый, общительный. Бывает, идем куда-то с ним и Кириллом по городу, а он девчонок знакомых обнимает, коим лет по пятнадцать точно стукнуло уже. В школе-то его точно почти все знают. Да и Кирилла знают, потому что в последнее время зачастил мелкого из школы забирать. Даже подкатывают к нему девчонки из старших классов, но они-то просто не знают, что Кирилл мой. Мой, и больше ничей. Замечаю, что мальчишка уснул, когда дверь в комнату приоткрывается и мне машет Кирилл, мол, иди сюда. Выключаю мультик, аккуратно встаю, дабы не разбудить Витьку, убираю четыре упаковки от мороженого и накидываю на мальчишку одеяло. Тихо выхожу из комнаты и падаю на кровать Кирилла, прикрывая глаза. — Леш? — слышится тихое рядом, и кровать чуть прогибается под весом ещё одного тела. — Кир, бля, я… — шумно выдыхаю, потирая слезящиеся глаза. — Я, блять, черт… я… Чувствую, как аккуратно оттягивает край майки, недовольно цыкает. — У тебя бок покраснел и припух, — говорит парень, ложась рядом со мной и опуская руку на ребра. — Наверное, надо приложить что-то холодное. — Наверное. — Что случилось? — Да какие-то мудаки… Пихнули Витьку, я наехал, влез в драку и… чуть не сорвался, как отец, — шумно выдыхаю и убираю руки, пялясь на небольшую трещину в потолке. — Я думал, что не он, думал, что не такой. Но его так же срывало. — Ты не он, — серьезно говорит Кирилл, сжимая прохладными пальцами мой подбородок и заглядывая в глаза. — И никогда им не будешь. Что бы ни сделал, какую бы херню ни вытворил, ты должен это помнить. — Спасибо, — выдыхаю в губы парня и касаюсь их в легком поцелуе. — А ещё ты должен помнить, что я люблю тебя и всегда рядом. Не могу дышать нормально. Ты не имеешь права говорить настолько милые вещи: моё сердце может не выдержать такого. Подаюсь вперед, сминая губы Кирилла, целуя его напористо, страстно. Переваливается на меня, прижимая руки к кровати, переплетая пальцы. Целует ещё более несдержанно, но в то же время с какой-то несвойственной для такого поцелуя нежностью, будто я — центр его вселенной. И от подобных мыслей становится неловко и в то же время тепло на душе. Отстраняется на пару секунд; заглядываю в его глаза. Снова тону в бескрайних, бушующих океанах. Всегда в них тону. «Если бы я поверил в "навсегда", то только с тобой».