Среди безмолвных гор

Прошло несколько недель, и Кили вновь потянуло в свой любимый лес. Размышляя над тем, стоит ли отправляться туда и подвергать себя опасности быть убитым голодной стаей волков, он стал крайне невнимателен. Из рук у него валилось все, кроме меча и лука. Его лицо то и дело приобретало задумчиво-мечтательный оттенок, на губах играла странная полуулыбка. Все, в том числе и родные, не могли понять, что же случилось с забавным мальчишкой-шутником. Куда делись его шутки и озорные взгляды? В чем дело? Стараясь отыскать ответы на эти вопросы, Фили больше времени проводил с братом. Порою старший подолгу не сводил глаз с лица Кили, но тот словно не видел этого. Мысли Кили витали слишком далеко от моря повседневных дел. И возвращался в привычное для него русло он лишь на тренировках. Начались занятия. Рассеянный Кили вызывал неодобрение всех наставников. Если раньше он отказывался учиться и мешал, то сейчас тихо сидел за своей половиной стола в библиотеке. От него нельзя было услышать и слова. Он больше не спорил с наставниками, не выражал своего возмущения, если ему что-то не нравилось. Он попросту затихал, и его взгляд стекленел. После занятий Фили пытался растормошить его всеми силами, однако мало что получалось. С каждым днем Кили становился все более странным. Цветущую и нежную весну быстро сменило лето. Впрочем, почти никто не заметил перемен — июнь выдался таким же ласковым и теплым, как и его предшественник май. Зато в середине июля нещадное летнее солнце распалило жару. В воздухе повисла горячая тяжесть, земля нагрелась и, казалось, ничем не отличалась от раскаленной сковородки. Вот уже две недели не было дождей. Спасаясь от жары, почти все дети сидели по домам, и только подросшие мальчишки бегали по пустынным улицам. Они приносили целые ведра воды из реки, помогали работать в поле, ухаживать за домашним скотом. Среди них был и Кили. Времени у него теперь всегда не хватало. Был бы Фили рядом, со злостью думал он, осторожно неся полные ведра и стараясь не расплескать драгоценную воду. Но неожиданно приехал Торин и распорядился приступать к изготовлению оружия. Для чего, оба его племянника догадывались. Отныне старший из них днями напролет пропадал в кузнице, а Кили не пустили лишь потому, что считали его слишком юным для таких дел. Однажды у него выдалось достаточно свободного времени, и он не заметил, как ноги сами понесли его в лес. Он уже не вспоминал о данном брату обещании, не думал о возможной стычке с волками. «Если оружие при мне, значит, все будет отлично», — рассуждал он, шагая по знакомым дорожкам. Вокруг царила засуха, и привычных голосов лесных обитателей слышно не было. Твердая сухая земля потрескалась, одинокие большие камни нагрелись до того, что до них нельзя было дотронуться. Кили казалось, будто лес умер. Высохший, истосковавшийся по дождю мир словно замер неслышно в тоске — везде ощущалось уныние. Только деревья-гиганты нерушимо застыли под покровом палящего солнца. Они давали тень, но Кили не отдыхал, прислонившись к шершавым кронам. Ему вздумалось добраться дальше валунов, у которых он остановился в прошлый раз. За ними, гном знал, была непроглядная чаща, в которой он раз чуть не заблудился. Тем не менее, его снова тянуло туда. Он поспешно шел по тропинкам, изредка переходя на бег. Вот остались позади и дубовая роща, и поляна с валунами. Кили предстояло пересечь чащу. В глубине нее он вновь, как в далеком детстве, сбился с дороги. Страх скользнул в его сердце, опутывая мысли туманной дымкой. Петляя и выбиваясь из сил, он метался на месте, словно загнанный зверь, ждущий своей смерти от ножа охотника. Кили не решался свернуть с тропы и окончательно затеряться среди деревьев. Их стволы стояли так плотно друг к другу, а ветки столь тесно переплелись между собой листьями, что солнечный свет едва проникал в чащу. Одно обнадеживало Кили — здесь было прохладно. Умереть от жары и жажды мне пока не грозит, с горькой усмешкой подумал он. Передохнув, гном опять начал искать дорогу, по которой недавно шел. Но вокруг были лишь деревья и незнакомые тропы, а под ногами росла тусклая трава. Как любил говорить Торин: «Упорство побеждает все», и Кили своим упрямством доказал себе это. Он выбрался из чащи — с исцарапанными до крови руками, но все-таки выбрался. Перепачканный землей, он стал искать, где бы умыться. Однако солнце высушило ручьи, и Кили не услышал шума веселой кристальной воды неподалеку. Он вздохнул и огляделся. Перед ним раскинулась громадная зеленая поляна, со всех сторон окруженная деревьями. Яркое голубое небо усиливало впечатление утонченности и красоты. Солнце, несмотря на всю свою беспощадность, восхитительно золотило траву, переливалось изумрудными оттенками в верхушках елей, сосен. Деревья широко протянулись на целую милю по направлению к Чертогам Торина. Казалось, что лесу не видно конца-края. Но нет, первое чувство бескрайнего леса было обманчиво. Далеко впереди виднелись бесчисленные гладкие холмы, на которых возвышался замок. Холмы стояли близко друг к другу, большие и поменьше, создавая вид протяжного горного хребта. Только вот горы были холодны, а живописная картина холмов, наоборот, радовала взор. Но не на них глядел Кили во все глаза. Он не мог отвести взгляда от дома. Именно, немного поодаль расположился старый высокий и, по всей видимости, заброшенный дом. Подойдя поближе, Кили заметил, что окна в нем выбиты, дверь перекошена. Деревянную крышу кто-то очень давно окрасил в серый цвет, но на солнце краска выгорела. Крыша почернела от дождя и снега, но выглядела очень толстой и прочной. Сосновые бревна, из которых строились стены, местами покрылись мхом. Сама хижина настолько выбивалась из общего вида лесной природы, что Кили поморгал. Протерев глаза, он снова посмотрел на дом — не причудилось ли ему? Но ничего не исчезло. И тут в Кили проснулась жажда приключений. Он вспомнил, что в его жизни уже давно не было ничего интересного. Не считая встречи с Гриммой, сражения с Граиром, езды на пони без спросу, ярмарки, похода в трактир, стычки с волками и заляпанной кровью кофты, конечно. У Кили была привычка теребить подол своей рубашки, принимая важное решение, и теперь его руки не знали покоя. Он вцепился в рубашку, словно стремясь оторвать нижний лоскут. Глаза завороженно глядели на дом, брови хмурились. Голос разума захлебывался отчаянными предостережениями. Сам лучник в нерешительности стоял на месте. Вдруг он встретит там волков? Они вполне могли пробраться, ведь дверь почти что открыта. А как отнесется Фили к тому, что его брат зашел в незнакомое место один? Нужно ли рассказывать ему о странной находке? Знает ли Торин о хижине? Наверняка знает — он же проезжал здесь недавно. Однако может быть, дядя объехал чащу вместе с этой поляной?.. Ну, и как быть со всеми этими вопросами? Кили не мог долго колебаться. Он еще раз напомнил себе, что оружие при нем. И начал осторожно, мелкими шагами приближаться к двери. Ему казалось, что из-за нее сейчас выпрыгнет неведомый зверь, и разорвет его на кусочки. Дверь не внушала доверия, хоть и была дубовой, крепкой. Она со стуком отворилась, когда Кили неосмотрительно толкнул ее ногой. Гном враждебно втянул носом воздух, готовясь отбить нападение, и выставил вперед меч, однако никакого ответного шума не последовало. К слову, Кили начал носить клинок с собой после памятного боя с волками, хоть поначалу это казалось неудобным. Тяжелые длинные ножны били его по ногам, когда он бежал. Весомое оружие не позволяло двигаться свободно, как раньше. Однако вскоре Кили привык. Внутри дом выглядел таким же старым и заброшенным, как и снаружи. Когда гном впервые посмотрел на него, он казался огромным, но сейчас словно съежился в размерах. Перед Кили предстали две небольшие комнаты, отделенные друг от друга деревянной перегородкой. Дверей никогда не было. А может, они слетели с петель, и их убрали, — этого лучник не знал. Он ступал по поблеклому грубому полу, который скрипел так, что хотелось зажать уши. Кили морщился, ругался сквозь зубы, но половицы нахально продолжали стонать и сокрушаться. В первой комнате были пыльные стулья и кресла. Кили пригляделся — их чем-то неоднократно пачкали. Пятна уже выцвели и приобрели серый неброский оттенок старины. Пружины жалобно застонали, едва гном присел на одно из кресел. Почему-то ему подумалось, что все стулья и кресла в доме располагаются именно в этой комнате. Но при этом, в ней оставалось еще достаточно места, и его занимала кровать. Она стояла в самом дальнем углу, и Кили пришлось преодолеть еще много футов громких скрипящих половиц, прежде чем он подошел к ней. Простыни, как ни странно, выглядели старыми, но чистыми. Подушка с одеялом тоже. Кили немного поглядел на простую кругообразную резьбу на ножках и спинке кровати. Потом выглянул в окно — стекла не было, а в уголке рамы притаился паук. Вторая комната явила взору Кили камин. Он был просто огромен, и лучник с минуту пораженно рассматривал его. Даже у него дома не было такого гиганта. Внешние стенки камина состояли из плотно прилегающих друг к другу серых кирпичей. Внутри, за железной каминной решеткой, все насквозь пропиталось копотью. На полке рядом с камином аккуратно стояли тщательно вымытые тарелки, чашки и сковородка. Чистые ножи и вилки находились в небольшом углублении. Кили подумал, что все это странно — блестящая белизной посуда, камин, на котором нет пыли… Впрочем, не похоже, чтобы здесь кто-нибудь жил. Он оторвался от камина и подошел к дубовому столу, стоящему посередине комнаты. Стол тоже был вычищен и избавлен от грязи и пыли. Низкие стулья, которые Кили увидел позже, вероятно, прежний хозяин дома наспех сколачивал из грубого дерева. Ножки у них слегка погнулись, да и сами стулья были крайне неустойчивы. Гном осторожно опустился на один и поспешно подскочил: стул зашатался под его тяжестью. Не так уж и много Кили весил, мотаясь по всей деревне и часами пропадая на тренировках. Все соседи только и ворчали, что он слишком подвижный. «Неугомонный» — так лучника называли приятели по оружию, наставники и даже Фили. Кили ходил вдоль узкого прохода между двумя комнатами. Заглядывал поочередно то в одну, то в другую, решая, что делать дальше. Может быть, притащить Фили и обустроить здесь все? Починить сломанные стулья, вытереть пыль, отчистить камин от сажи, проверить потолок… Кили уже представлял, как они с братом пьют чай при свете пламени в камине, смеются и непринужденно болтают ни о чем. Или чокаются кружками с элем. В конце концов, не такой уж Кили и маленький для эля, что бы там ни твердили матушка с Торином. Да и дядины запреты — не помеха. Сколько раз Кили нарушал их и следовал своим собственным правилам? Правда, потом все равно приходилось стоять с низко опущенной головой и оправдываться… Ну, ничего. Нужно же когда-то начинать жить взрослой жизнью! — Нравится дом? Кили подскочил на месте. Забывшись, он совершенно не заметил, как сзади к нему приблизилась особа в плаще. Кили круто развернулся, сжав в руке меч. Просверлил неизвестного глазами, но лицо было полностью скрыто под серым капюшоном. У лучника вдруг возникли смутные воспоминания, словно он когда-то уже видел такую одежду. — Как видишь, я здесь живу, — холодно сказала фигура, по-прежнему не открывая лица. — А ты тут что забыл? — Вероятно, нам следует вспомнить правила вежливости, — процедил Кили, медленно поднимая клинок. — Назовись, я хочу знать, кого приготовился прикончить! — Прикончить безоружную женщину? — В ледяном голосе послышалась насмешливость. — Каким же ты будешь мужчиной после этого? — Я почти уверен, что ты мне врешь. — Приготовься, ибо твоя уверенность вскоре развеется прахом. — Вскоре? — произнес Кили. — Отчего бы тебе не откинуть капюшон сейчас? В конце концов, это крайне невежливо — заставлять собеседника гадать, чье лицо напротив. — У меня свои понятия о вежливости и собственной безопасности, — с усмешкой в голосе ответила незнакомка. — Я многое повидала. У меня богатый опыт, гном… Последнее слово она произнесла слегка удивленно, будто лишь сейчас осознала, кто перед ней. Кили раздраженно фыркнул. — Скажешь, что я похож на человека — узнаешь, насколько опасен мой меч! — Уверена, твоя угроза пуста, как этот дом. — Однако сейчас дом не пустует, — возразил Кили. — В нем двое. — Я хочу, чтобы в доме находился лишь один. — Не всегда бывает так, как хочешь ты! Женщина отбросила капюшон назад и взглянула на изумленного Кили своими ясными глазами. — Уходи отсюда, неизвестный мне гном, — нежно сказала она. — Иначе тебе придется убежать. — Эльфийка! — поразился Кили, с интересом рассматривая заостренные уши. Незнакомка обиделась. — Я, помнится, не выражала своего изумления, когда передо мною предстал ты, — холодно проговорила она. Кили нахмурился, очевидно, что-то припоминая. И поднял на нее восторженные глаза, полные восхищения и радости. — Ты была в том трактире, когда устраивалась ярмарка! — Не спорю, я была там, — фыркнула эльфийка. — Впрочем, я больше не появлюсь на глазах у той кошмарной публики. Меня забросали прогнившими помидорами и довели до слез! Хотя мне не нужно было плакать. Нельзя было показывать перед этими людьми свою слабость. — Ты не гляди, что это люди, — серьезно ответил Кили. Запнулся, внезапно вспомнив, что слышал точно такие же слова от брата. — Откуда тебе известно, гном? — осведомилась она. — Как ты узнал, что я была в трактире? — Я тоже был там, — честно произнес лучник. — Я наблюдал за тобой, стоя в толпе. Я видел, как ты подошла к большому черному столу и начала делать музыку. Я слушал твою мелодию, и мое сердце уносилось в прекрасные неизведанные дали, навстречу туману и лесу. Эльфийка вдруг рассмеялась. Смех у нее был чистый и звонкий, он лился из ее уст ручьем. Кили невольно заслушался. — Большой черный стол? — с улыбкой переспросила она. — Кто сказал тебе такую нелепицу? Гном почувствовал, как его лицо заливается густой багровой краской. — Я никому еще не говорил, — насуплено пробормотал он, — а название придумал сам, ибо не знал, что за штука создавала музыку. По-моему, она больше всего походит на стол, только без прямых углов и с кривыми ножками. Чуть снизу стола идет углубление с крышкой. Под ней длинным и прямым рядом протянулись гладкие желтые камни. А сверху камней располагаются черные пластины. Они чуть меньше и тоньше. С каждым его словом эльфийка заходилась смехом все больше и больше. Когда Кили закончил и непонимающе уставился на нее, она улыбнулась: — Что ж, гном, ты насмешил меня своим невежеством. Но я вижу по твоим глазам, что душа твоя чиста от злых помыслов. Позволь мне просветить тебя насчет большого черного стола. Я покажу его тебе. — Я увижу стол еще раз? — по-детски обрадовался Кили. — И услышу музыку? Ты ее сделаешь? — Не все сразу, — усмехнулась она. Длинная деревянная лестница, по которой они поднимались, закручивала ступеньки вверх. На втором этаже дома все так же отвратительно скрипели половицы от старости, Кили это сразу заметил. Эльфийка провела его по короткому коридору, взмахнула рукой, приглашая войти в комнату в самом конце. Гном шумно вздохнул и поджал губы, собравшись с духом и вызвав на ее лице улыбку. Толкнув шершавую жесткую дверь, он остановился на пороге комнаты, не решаясь зайти внутрь. В комнате почти ничего не было. Ветхие деревянные стеллажи с книгами на полках стояли у голых стен. Большие квадратные окна были также лишены стекла, на полу навеки остались пятна неведомой пролитой жидкости. Но Кили не разглядывал обстановку вокруг. Он не отрываясь, с немым восхищением и странной признательностью смотрел на вещь, стоявшую в середине комнаты. Это был точно такой же стол, какой он видел в трактире. Только тот был окрашен в черный цвет, а Кили сейчас глядел на светло-коричневый, с непонятными разводами оттенок бордового. Эльфийка позади гнома улыбнулась и произнесла: — Рояль. — Рояль… — зачаровано повторил Кили. — А что это? — То, что ты видишь перед собой, называется роялем, — засмеялась она, проследив за его взглядом. — Рояль. — Кили попытался запомнить. — Рояль, рояль, рояль! — Незнакомое слово эхом отзывалось в ушах. — А как он создает музыку? — Я ее создаю, — сказала эльфийка. Подошла к роялю, открыла крышку и нежно провела рукой. Послышались звуки мелодии. — А я могу сделать так же? — с интересом спросил гном. — Для этого нужно усердие — без труда не выловишь рыбку из пруда. Всякое дело требует стараний. — А-а-а… — Кили разочарованно тряхнул головой. — Я подумал, что делать музыку на этом… рояле… очень легко! — Все не так просто, — мудро заметила она. Кили подошел ближе к роялю и с любопытством стал следить, как руки эльфийки заставляют слабую мелодию крепчать. Когда она их опустила, гном вздохнул: — Твоя музыка была прекрасна. Отчего же ты остановилась? — Ничто не вечно, мой юный друг. Не нам судить, когда и чему следует начинаться и кончаться. Лучник не отводил глаз от рояля. Происходящее так заинтересовало его, что он уже приготовился открыть рот для очередного вопроса. Однако эльфийка опередила его, улыбнувшись: — Я не могу сделать так, чтобы музыка звучала сама. Каждому инструменту необходим свой преданный покровитель. — А я думал, что инструмент — это молот или наковальня. Она рассмеялась и объяснила, что на свете существуют, помимо всего прочего, еще и музыкальные инструменты. Кили слушал. С каждой минутой ему становилось все более неловко и стыдно за свои выяснения. Но он ничего не мог с собой поделать; вопросы сыпались из его уст, как горох из банки. — М-м-м… — неуверенно протянул он, когда в воздухе повисло молчание. — Послушай, покажи мне, как делать музыку. Еще раз, — попросил он. И склонился над роялем, в ожидании какого-то неведомого чуда. Смотрел, как нежные пальцы руки коснулись трех желтых пластин — послышалось задумчивое, но живое звучание, которое вскоре стихло. — Понятно! — обрадовался Кили. И со всех сил хлопнул ладонью по ряду пластин. Неприятный уху пронзительный звук заставил его подпрыгнуть на месте и испуганно отшатнуться назад. — Осторожнее! — воскликнула эльфийка. — Ты можешь расстроить инструмент! — Расстроить? — изумился гном. В его больших глазах промелькнуло сожаление. — Бедный рояль! Если он расстроится, я… я найду способ его развеселить, вот увидишь! Я умею танцевать, знаю много смешных историй. Даже мой вечно мрачный дядя улыбается. — Рояль не может расстроиться так, как представляешь это ты, — терпеливо произнесла собеседница. — Его звук тогда становится фальшивым — в каждой клавише будто бы перекатываются мелкие шарики, создавая довольно резкий шум. Теряется чистота нот. — А что такое?.. — запнулся Кили. Эльфийка с улыбкой провела рукой вдоль длинного ряда желтых и черных пластин, назвав их клавишами. Объяснила, что нижние из них пожелтели от времени. Кили согласно кивал на ее слова, хоть и слышал их впервые. Потом они заглянули под массивную крышку рояля. У гнома создалось впечатление, что если не знать, то можно и не отыскать ее — она сливалась с самим инструментом. Подпирала крышку длинная палка, название которой Кили постеснялся спрашивать. Он с интересом заглянул внутрь. Продолговатые, искривленные предметы, похожие на арфы, располагались вдоль и наискось всего рояля. Было множество металлических струн — гном провел по ним рукой, но они издали лишь слабый звук. Поперек струн он увидел ряды непонятных красных вещиц — все они выглядели одинаково. Были также и выпуклые маленькие стальные камушки, через которые перетягивались струны. Эльфийка коснулась пальцем клавиши, и крохотная деревянная штуковина снизу бойко ударила по струнам. Кили удивился. Заинтересовавшись струнами, он прослушал почти все, что ему объясняли. Он лишь изредка улавливал отдельные слова, такие как «нотный пюпитр», «винт», «рычаг», «правая и левая педали»… Эльфийка много говорила, в частности об искусстве игры на рояле. Кили поднял голову. — Игры? — Создание музыки называется игрой, — ответила она. И нахмурилась. — Скажи мне, ты совсем ничего не слышал о рояле, скрипке, флейте или арфе? — Нет, я слышал, — спохватился Кили. — Дядя умеет играть на арфе. Когда выдавалось свободное время, он часто приходил к нам с братом с ней. Помню, она была похожа на птичье крыло, и украшена позолотой, со вставленными крохотными драгоценными камнями. По вечерам мы сидели у камина и слушали. Играя на арфе, Торин становился крайне задумчив, даже печален. Он пел нам удивительные песни о том дне, когда Эребор возвратит законный король. Но лишь песни кончались, нас отправляли спать, и мы сердились. В конце концов, это было несправедливо! Строго-настрого запрещалось нам приближаться к арфе, трогать ее струны… Ну, Фили еще разрешалось подходить к ней, по правде говоря. А обо мне говорили, что у меня руки, как палки. Случайно махну — не замечу. Чего доброго, опрокину инструмент! Глаза Кили сузились в усмешке. — Однако потом, — продолжал он, — произошел непредвиденный случай. Как-то по весне дядя опять приехал к нам со своей дражайшей арфой. Допел о возвращении Эребора, смерил нас с Фили суровым взглядом. Мол, инструмент не трогать. Он вышел, и Фили вдруг страстно захотелось узнать, тяжела ли арфа. Поплевав на руки, он обхватил ее и приподнял… Арфа оказалась тяжелой, как мешок с картошкой, который Торин привозил матушке раз в месяц. Только еще тяжелее. Фили еще тогда лет девять-десять было, ну он и не удержал. Арфа свалилась на пол с оглушительным звоном, придавив моему бедному брату ногу. Знаешь, его тогдашний крик заставляет меня и теперь просыпаться в холодном поту посреди ночи. В комнату влетел Торин, бледный, как полотно, и разъяренный, словно медведь. Кажется, я ревел, не имея возможности помочь Фили. Тот подвывал мне… В итоге мы оба были наказаны на неделю. — Печально, — отозвалась эльфийка. Обеспокоенно сжала губы. — Не болит ли сейчас у твоего брата нога? Быстро ли он бегает? — Даже я не могу угнаться за ним, когда он этого не хочет, — ухмыльнулся рассказчик. — Не переживай, матушка примчалась еще раньше дяди. Достала бинты, какие-то травы и настойки. После ее перевязок Фили уже через три дня играл со мной в салки, как ни в чем не бывало. — Забавные вы с братом, — улыбнулась слушательница. — Вместо того чтобы просить дядю обучить вас игре на арфе, вы выясняете, тяжела ли она. Кили взглянул на нее раздумчиво и внимательно. Эльфийка почти слышала, как в его голове скрипят слова и мысли. Вперемешку с решениями. — Послушай, — медленно, внятно сказал наконец он. — Я понимаю, что это может прозвучать несколько странно. Я осознаю всю ответственность, которая ляжет на мои плечи. Я знаю, что предстоит много работы. — Работы над чем? Кили опустил глаза и тут же поднял их. — Научи меня игре на рояле. Эта просьба прозвучала с таким жаром, рвением и умоляющими нотками в голосе, что эльфийка пораженно замерла. Но за долгие годы своей жизни она научилась держать себя в руках, и ее поражение быстро сменилось раздражением. Перед гномом предстала та самая незнакомка, прогонявшая его из хижины. — Я не могу научить тебя искусству, которое дано немногим, — холодно ответила она. — Пожалуйста, — попросил Кили. — Я не согласна исполнять обязанности твоей наставницы, гном. — Просто скажи, что делать. Я буду стараться. — Старания недостаточно, пойми же. Необходимо чувство музыки, нужен дар, чтобы понимать ее очень тонко. Кили с отнюдь не свойственным ему смирением склонил голову. — Когда я впервые услышал, как из рояля доносится музыка, я ощутил легкость. Я словно поднялся в воздух и обрел крылья. Я пролетал над холмами и долинами, над горами и реками, бродил по лесу и спал у походного костра… Слова бессильны передать то, что я чувствовал в то мгновение. — Ты не готов. — Откуда тебе известно об этом? Ты уже посадила меня за рояль? — Понадобятся годы тренировок, дни и часы занятий! — вспыхнула эльфийка. — Если ты готов отдавать себя без остатка музыке, если… — Я хочу вновь ощутить ту легкость, — перебил Кили. — Создать ее самому. Поможешь мне? Она с минуту глядела на него своими ясными глазами. — Упрямые гномы, — проворчала она, — до чего же вы порою невыносимы. Я обещаю тебе подумать, о гном… — Кили, сын Гроди, — подсказал ей лучник. — А как зовут тебя? — Ариадэль, — певуче протянула она, но тотчас же помрачнела. — Это все, что тебе нужно обо мне знать. Да, и не смей никому рассказывать о доме и обо всем, что ты в нем видел. — Даже Фили? — Старшему племяннику короля необходимо знать об этом в первую очередь, — иронически хмыкнула она. Но, опасаясь, как бы Кили не воспринял ее слова всерьез, хмуро добавила: — Даже ему. Кили не решился спросить, откуда она знает о его брате-принце. Кивнув, он просиял: — Когда же мне прийти сюда снова? Ариадэль обернулась и, понизив голос, начала что-то говорить ему.