Alma Mater

Экономика – профильный предмет. Но сегодня Джеймсу скучно, пара тянется до невозможности долго, кажется, что конца всему этому не будет. Основная проблема, основная причина, по которой сегодня Джиму хочется стать невидимкой – это Карл. Неблагодарный щенок, сын какого-то удачливого бизнесмена, попавший в Итон только благодаря связям и средствам отца, а не собственным мозгам. Самолюбивая, эгоистичная тварь, считающая, что ему позволены любые вольности. На самом деле таких немало в элитном колледже. Но Пауэрс в этом году выбрал объектом для травли именно Джеймса. Развернуться бы, да сломать ему руки. Услышать приятный хруст костей – будто лед трескается под грузом, увидеть потемневшие от боли глаза. Джим рисует на полях тетради висельника, представляя, с каким хрустом ломаются шейные позвонки. С Карлом невозможно спорить, невозможно дуэлировать словесно – мощный подзатыльник, особенно хорошо демонстрирующий, что у пловцов неплохо накачаны руки, и Джим замолкает в лучшем случае. В худшем – падает. А сегодня у этой сволочи особенно хорошее настроение. Жаловаться преподавателю? Ну нет, во-первых, не стоит отвлекать благообразного старичка от проверки работ, иначе рискуешь схлопотать оценку, не соответствующую твоим ожиданиям. А во-вторых, такой детский способ решения проблемы не кажется Мориарти достойным. Нужно действовать своими силами. Сила есть – ума не надо, верно говорят, Карл Пауэрс этому прямое доказательство. Джим морщится, стараясь не вслушиваться в оскорбительное шипение за спиной. А вот уму иногда нужны мускулы. Хотя всегда можно использовать чужие. Почему-то на этой мысли Мориарти вспоминает Себастьяна – в меру рельефное, подтянутое тело, мышцы, напрягающиеся в предоргазменной судороге… Джеймс на пару мгновений забывает обо всем, даже о несносном Карле. Еще одна проблема: Карл – чертов заводила, половина класса, если не открыто ржет над бледным маленьким брюнетом, то хихикает в кулак уж точно. Безмозглые папенькины сынки. У Джеймса есть план смерти для каждого. Но плана мало – нужна возможность и время, Джим уверен, что и то, и другое у него еще будет. Потом, позже. Вот только малыш Карл точно не доживет до выпускного. За спиной вновь слышится ехидный смех и перешептывание, Джим морщится и тихо шипит, получив щелбан по затылку. - Хэй, Джимми, - гаденько, враспевку, произносит Карл, лениво откидываясь на скрипучем стуле, - ну не молчи, Джимми. Мы же не кусаемся. Собаки бешеные. Джеймс никогда не оборачивается. Он знает, что это плохо, но смотреть в глаза не только своему страху, но даже человеку, этот страх несущему, он не готов. Мориарти кусает губы, сдерживаясь. Пауэрс произносит еще что-то – Джим не слышит: в горле стоит ком, а уши будто закладывает от злости – и по классу проносится волна шепотков и смеха. Учитель громко шикает, призывая класс к порядку, и снова погружается в проверку работ. - Заткнись, Карл… - все-таки шипит маленький брюнет, не сдержавшись. - Мм? – мальчишка перегибается через парту, и Джим точно знает, какая гаденькая улыбочка сейчас блуждает по типичному, чуть курносому лицу. – Наш заморыш все-таки умеет разговаривать? Оч-чень интересно… Поговорим. После звонка. И смеется. Джеймс не любит смех. Смех в сотни раз обиднее оскорблений. Особенно когда он настолько злобен и пропитан враждой. Буквально через пару минут наконец-то раздается звонок. Господи, да неужели, - Джим резко соскакивает со стула, лихорадочно запихивая книги в рюкзак. – Скорее бы свалить отсюда. Только быстрее. На следующей паре они с Карлом не пересекаются. Собрав вещи, мальчишка мигом вылетает из кабинета, и неожиданно замирает на пороге – в нескольких шагах от него стоит компания парней постарше, а среди них и Моран, его белокурая шевелюра выделяется среди каштановых и рыжеватых, в большинстве, волос учеников. К тому же, среди этих парней Себастьян самый высокий. Джим замер на пороге, не замечая ничего и чувствуя, как от нахлынувших чувств слегка подкашиваются ноги. Сложно признаться самому себе, что это самая настоящая влюбленность – из легких исчезает весь воздух, а из головы – все мысли. Джеймс знает неписанные правила – никакого общения днем, но все равно иногда пытается поймать искристый взгляд голубых глаз. Иногда ему это удается: иногда Моран улыбается, иногда чуть хмыкает, отворачиваясь. Но не сейчас – сейчас они дружно смеются, так беззаботно и отчужденно, будто им ни до кого нет дела. А Моран… его широкая ухмылка даже слегка пугает мальчика, а взгляд устремлен на кого-то из друзей. Невысокий, широкоплечий парень что-то произносит, и Себастьян неприятно скалится, обнажая клыки и чуть прищуриваясь – Джеймс никогда не видел у него такой жутковатой улыбки. Блондин не замечает Мориарти, хотя тот стоит буквально в паре метров от него, а может, просто делает вид, что не замечает. В чувство Джима приводит грубый толчок и злобное шипенье за спиной – Карл смеется, выходя из кабинета, протягивает руку, силясь ухватить одноклассника за ворот форменного пиджака. Мальчик уворачивается, делая шаг вперед, неловко оборачивается, оглядываясь, и получает мощный толчок в спину. - Что ты пытался вякнуть, гаденыш? Мориарти еле успевает выставить перед собой руки, падая, вскрикивает чувствуя, как заломило запястья и колени. Голова кружится, боль мгновенно сковывает тело, парализуя. Слабые кости и низкий болевой порог – большая проблема при падениях. Произошедшее заставляет Себастьяна взглянуть на мальчика. И не только Себастьяна – всех тех, кто находится поблизости. Десятки изумленных, сочувствующих, презрительных взглядов устремлены в одну точку – на распластавшегося по полу мальчугана, который даже не может подняться на ноги из-за сильной боли. Карл смеется, поджидая, когда Джим встанет. Никто не лезет в чужие разборки – это не принято. Тем более разборки между одноклассниками. Джеймс и не может встать, и боится. Лежачих не бьют, а поднявшись на ноги нужно будет опять столкнуться с обидчиком. Поднимает глаза, находя взглядом блондина. - Себ… - голос звучит хрипло и робко, Джим этому нимало не удивлен. – Не стой, как вкопанный… помоги… пожалуйста… - в испуганном взгляде читается искренняя мольба и надежда. Обычно Джеймсу удавалось улизнуть от обидчиков, слиться с толпой и запереться в своей комнате, он никогда еще не чувствовал себя так беспомощно среди множества людей. Даже в тот день, когда его отловил Себастьян, у маленького брюнета так не дрожали ноги и он не чувствовал себя настолько унижено. Карл первым поднимает взгляд на Морана, замирая в нерешительности: огрести от этого парня ему явно не улыбается. Окружающие переводят взгляд с мальчика на полу, на того, к кому он обращается. Себастьян щурится, его взгляд полон нерешительности, почти даже страха. Он нервно усмехается, скрещивая руки на груди, будто сдерживая предательскую дрожь. Его друзья смотрят еще более удивленно – никто, зная Себастьяна Морана, не предположит даже, что он станет помогать кому-либо, не извлекая из этого выгоды для себя. Встречаясь то с вопросительным взглядом товарищей, то с умоляющим взором Джима, блондин не знает, что ему делать. О чем вообще думает этот мальчишка? Злость подступает к горлу, образовывая комок. Самое неприятное, что злится блондин в основном на себя. Но не может же он сейчас кинуться ему помогать. Репутация, черт возьми. Единожды сломав – ее не восстановишь, и сюсюкаться с четырнадцатилетним мальчишкой Моран не собирается. Абсурд. Могильная тишина раздражает все больше – все будто ждут, что произойдет что-то из ряда вон выходящее. Не дождутся. Несколько недель вместе ничего не значат: игра, развлечение, не больше. И этому мальчишке нужно было это уяснить. Время идет, нужно искать что-то новое. И ради этого юнца парень явно не готов рисковать авторитетом. Так и хочется тряхнуть головой, отогнать дурные мысли прочь. Взгляд голубых глаз становится холодным – они больше не напоминают пламя свечи – только лед. - Ты о чем, мальчик? – Себастьяну прекрасно удается фальшивое удивление, он даже подпускает нотку жалости в голос, и теперь его слова звучат совсем естественно. И совсем обидно. – Головой что ли ударился? Удар в спину. И по самому больному, по самому хрупкому – по сердцу. Последняя надежда разбивается вдребезги, раня осколками и без того истерзанную душу. Он не ожидал этого услышать. Или просто очень не хотел. По коридору разносятся смешки и подколки, а Карл наклоняется, рывком поднимая Джима на ноги. Мориарти подхватывает рюкзак с пола, становясь на ноги, разворачивается, вытягивая перед собой руку, и резко срывается с места, убегая подальше под чей-то хохот. «Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.» Слово набатом гудит в голове, хочется рычать, кричать плакать. Этот человек, рядом с которым он провел достаточно времени… пускай и в постели, но казалось, что есть что-то еще. Разговоры. Смех. Ласка. Внимание. По щекам текут жгучие горячие слезы. Джеймс надеялся, что хоть теперь, хоть с ним можно чувствовать себя в безопасности. Он же не требовал ничего… Просто хотел, чтобы одиночеству и оскорблениям пришел конец, чтобы было за кого спрятаться, чтобы… Да какая теперь разница, когда от него так безжалостно отреклись? И как он сам мог находиться рядом с таким безмозглым и трусливым обалдуем, с этим пошлым дьяволом! Злость, обида, опустошение – ядовитая смесь, кислотой захлестывающая израненную душу. В нем будто что-то сломалось. Будто птица, парившая в небе, внезапно лишилась крыльев и рухнула в пропасть. Даже не в пропасть, а в морскую пучину – сначала больно ударившись о водную гладь, птица начала тонуть. Джеймсу кажется, что он тонет. Все, что было хорошего, за последние несколько недель, будто покрывается черным налетом, будто разъедается кислотой. Остается только боль и разочарование. Ненависть. Обида. Слёзы.