Долгая дорога Розы Тайлер

Дарлиг Ульв Странден: он снова здесь, и снова перед ним — Роза, и пусть даже сейчас он все еще может протянуть руку и коснуться ее; может прижать ее к себе, зарыться лицом в мягкие светлые волосы, едва уловимо пахнущие дымом и сладковатыми духами; может посмотреть в ее теплые карие глаза — но он не сделает этого. Он может только смотреть и ждать: все давно решено за него, за нее, снова за него. Есть действия, которые оставляют в ткани времени рваные раны, и он — Повелитель времени — обязан соединить сейчас края одной из них. Дует сильный ветер, и Роза щурится, едва заметно подрагивает — такая настоящая сейчас, такая живая, такая человечная, такая хрупкая и одновременно сильная: заметно повзрослевшая, упорная, уверенная в себе… Он снова опережает ее на шаг: он — и он, и Донна, и он-который-не-он — знает, что будет дальше. Воспоминания не всегда случаются с путешественниками во времени в правильном порядке: самые сильные, самые страшные события — те, которые вплетаются толстыми красными нитями в линию его жизни — порой оставляют столь неизгладимые следы, что память путается между прошлым и будущим. Он всегда знал, что Злой Волк — предвестник и спутник катастроф и трагедий. Он не знал, как и почему — до этого дня, когда все вдруг встало на свои места. Роза, Роза, что же ты наделала… Разрозненные осколки воспоминаний рвут на части его разум, и ему очень не хочется думать о том, что он только что прошел через еще одну регенерацию. Ему не хочется думать о том, чего это будет стоить. Всего два слова, отпечатавшиеся в каждом моменте его истории. Два слова… — Она просила передать тебе два слова, — с усилием пытается припомнить Донна. — Какие два слова? Что за слова? Что именно она сказала? И он будто физически ощущает, как обрывочные картинки, мимолетные воспоминания — все то, на что никогда не обращаешь внимания до тех пор, пока кто-то не укажет пальцем — как все эти кусочки складываются, наконец-то притираются друг к другу шероховатыми краями и образуют фразу… — Злой Волк, — неуверенно шепчет Донна — и тут же быстро-быстро продолжает, заметив, как переменился в лице Доктор: — Что это значит? Доктор, что это? Что такое «Злой Волк»? — Конец Вселенной. Злой Волк был тогда везде: разбросанные в пространстве и времени слова, призванные о чем-то предупредить его, куда-то привести его. Тревожный удар колокола ТАРДИС удачно лег в общую картину, и Доктор рванул рычаги, возвращаясь на Землю — становясь частью событий, завязая с каждым шагом, каждым действием все глубже и глубже. Ощущая предопределенность каждого его шага. Донна требует от него что-то, требует что-то придумать: он отчаянно хочет не придумывать ничего, вырваться из несущего его куда-то потока времени. Желание, которое определяло его действия почти тысячу лет. Но как бы и сколь долго бы он ни пытался вырвать из собственного разума вшитые некогда законы и правила; какие бы причины и оправдания ни искал — рано или поздно это случалось снова. Возможно, таинственный Злой Волк — порождение то ли ТАРДИС, то ли самой Временной Воронки, прошедшей через сознание неразумной влюбленной человеческой девушки — был вещественным доказательством его виновности. Впрочем, на этот раз суда быть не может. Он — один. Теперь — наверняка, один. Он — и Злой Волк. Почему волк именно злой? Ты боишься большого злого волка, Доктор? Он боялся и боготворил. Презирающий правила и законы, он верил — как мог — в Злого Волка. Верить во что-то было странно, но при этом — приятно. Вера будто окутывала его защитным коконом, и пока он несся куда-то — или падал — он верил в то, что кто-то подхватит его там, на самом пределе его возможностей. И этот кто-то подхватывал. Кто-то недоступный, непостижимый, неисследованный еще Повелителями времени — или исследованный и забытый, спрятанный — как многое другое — в запретных анналах истории? Материальный, разумный, овеществленный онтологический парадокс — может ли явление быть живым? Почему бы и нет. Почему бы… — Почему бы тебе не спросить у нее самому? — улыбается Донна, и Доктор вдруг понимает: последний кусочек мозаики встает на место, прорастает в предыдущий, тянется к следующему. Роза стоит напротив него и улыбается. Он делает шаг, другой — и ощущает, как уплотняется вокруг него воздух, пересыщенный событиями прошлого и настоящего. Возможного будущего нет — и он бежит навстречу Розе, потому что уже неважно, насколько причудливы переплетения временных линий вокруг него. Бежит, потому что он может бежать, а значит — должен. Ткань пространства-времени извивается — и рвется, когда его тело пронзает невыносимая боль, и он едва успевает понять, что произошло. Но Роза — Роза теперь рядом, склонилась над ним, смотрит. Теплыми, карими, золотистыми глазами смотрит, и он все понимает — про Злого Волка, про конец Вселенной. Ему кажется, что он все понимает. Как жаль, что дальше будет регенерация. Думай, Доктор, думай: на тебе судьба Земли, судьба всей Вселенной. Привилегия регенерации: пересыщенные энергией клетки, бесконечно ускоренный метаболизм. Возможность думать быстрее. Он видит Злого Волка во всей его безумной божественной красоте и понимает, что не сможет сохранить это знание. Злой Волк — часть этой регенерации, он не сможет удержать его — удержать ее — и когда она говорит «он не может», когда его тело уже плавится в огненных потоках энергии, он вдруг находит выход. Находит его до того, как разрываются хрупкие связи, запуская окончательный процесс переписывания. Дарлиг Ульв Странден. Ему остается только надеяться, что тот, кто получился в результате метакризиса — достаточно Доктор, чтобы понять его сейчас без слов. Впрочем, для того чтобы быть Доктором, необязательно быть Повелителем времени. И, похоже, он понимает: отходит за спину Джеки, остается по ту сторону невидимой черты, разделяющей два мира. Ни у одного из них нет сейчас выбора. Метакризис — сложное событие в пространстве и времени. Он не может позволить ему остаться в этой Вселенной: для них обоих она слишком тесна. Но он может позволить ему остаться с Розой, в другой — так будет лучше. Он вспоминает лицо Розы — там, в ТАРДИС. «Чтобы я могла вернуться к тебе», — говорит она, и улыбается. Так улыбается мать неразумному ребенку, и ему хочется то ли обнять ее изо всех сил за смелость, самоотверженность — за то, что, возможно, его никто раньше никогда не любил так, как любит эта маленькая человеческая девушка. То ли сжать ее плечи, втиснуть ее в стену до боли, заглянуть в эти глупые влюбленные глаза и очень-очень тихим голосом объяснить ей, что Вселенная — все Вселенные — гораздо важнее чьей бы то ни было любви, и что если она хотя бы что-то и как-то понимает в том, что он делает, то одним только своим стремлением вернуться она предала его. Она улыбается, а он перебирает все выражения лиц за наносекунду, пытаясь не испугать ее сейчас. Разумный овеществленный онтологический парадокс. Роза не виновата. Роза Тайлер ни в чем не виновата. Но если бы Роза Тайлер не стала прыгать из одной Вселенную в другую… И он улыбается — он видит многослойную картину реальности, он наконец-то видит, как замыкается круг. Она не поймет. Она никогда не поймет — она всего лишь человек, свободный любить и совершать глупости. Человек, который не способен в полной мере осознать возможных последствий собственных поступков. Человек, который не может видеть все; который не ощущает, как скручиваются вокруг временные линии, фиксируя происходящее. Как замерзают волны вокруг брошенного в пруд камня. «Покажи своему компаньону. Покажи ей настоящего себя». «В самом конце душа Доктора откроется». «Вот мы и достигли самого конца», — думает Доктор, глядя на Розу, которая цепляется за другого Доктора, с одним сердцем и водоворотом мыслей в голове.