I'm so tired of being here Suppressed by all of my childish fears And if you have to leave I wish that you would just leave Your presence still lingers here And it won't leave me alone These wounds won't seem to heal This pain is just too real There's just too much that time cannot erase
Она идёт по коридорам собственного поместья и не чувствует себя дома. Уже двадцать пять лет не чувствует уюта, не ощущает себя в безопасности в этом большом и величественном снаружи, но пустом внутри здании. Стены, испещрённые пулями, залатали, покрасили, развесили на них новые картины. Центральную часть особняка, распиленную напополам, собрали заново по камешкам. Протянули новую проводку, поставили окна. Полы отмыли, постелили новые дорогие ковры, заменили мебель. Трупы вытащили и сожгли или похоронили — смотря чьи были тела. Выветрился запах крови, горелых плоти и дерева. Спустя два с лишним десятка лет ничто внешне не напоминает о трагедии, случившейся с родовым поместьем Хеллсингов, но ничто не стало прежним. Последняя из рода охотников на вампиров не хочет здесь находиться. Это здание, дважды пропитавшееся смертью, больше не тот дом, в котором она росла. Это не тот дом, не та внушающая уверенность и обеспечивающая безопасность крепость, потому что у всех крепостей, замков и особняков должны быть защитники или фамильные привидения — с какой стороны посмотреть. У поместья Хеллсингов его больше нет. Нет привидения, которое по ночам ходит сквозь стены и пугает неспящих жильцов, нет защитника, который накрывает здание своими тенями, как одеялом. Нет личного защитника хозяйки особняка. Без него к Интегре возвращаются страхи и кошмары из детства. Она идёт по коридорам и внезапно ощущает приступ паники, какой бывает у зверя, преследуемого охотниками. Она будто снова двенадцатилетняя девочка, убегающая от своего подлого дяди и его помощников. Но теперь, прибежав в подвал, она не найдёт того, кто дарует ей спасение и свою верность — только его человечную замену. И так на протяжении двадцати пяти лет. Интегре кажется, что лучше бы Алукард исчез совсем, чем повсюду оставил частичку себя. В стенах, из которых леди невольно, по привычке ожидает появления вампира; в подвале, где находится его гроб, а на нём каменный куб с ярким узором пентаграммы из крови Носферату; в угловой тени хозяйской спальни или кабинета, где он любил прятаться и наблюдать; в Серас, которая в ярости становится похожа на своего Хозяина, имеет его кровь в своих венах и следы от его клыков на шее. Ощущение его присутствия не покидает даже спустя столько времени, и это только мучает Интегру. Мучает ожиданием, мучает надеждой, что вампир вот-вот вернётся. С его исчезновением важной части лишился не только особняк, но и его хозяйка. Леди была опустошена, но думала, что время залечит раны, заполнит пустоту в душе и сердце. Однако чем больше времени проходило, тем сильней становилась боль от одиночества, тем глубже пускали корни тоска и горечь, тем сильнее окутывал страх из-за стремительно уходящих лет, конец которых мог настать раньше, чем возвращение Носферату. Интегра сильная, и только ночь знает, насколько Хеллсинг плохо без Алукарда, насколько больно от его невыносимо долгого отсутствия — больнее, чем от предательства Уолтера. Его поступок стал серьёзным ударом для леди, а исчезновение вампира — контрольным.When you cried I'd wipe away all of your tears When you'd scream I'd fight away all of your fears And I've held your hand through all of these years But you still have all of me
Носферату бессмертное, безжалостное и бесстрашное существо. Таким его видят рыцари Круглого стола и Серас, таким его видел Абрахам. Артур смог ближе подобраться к сути этого монстра. И только Интегра стала тем Хозяином, который познал истину и добился понимания своего слуги. Её отец говорил, что в Алукарде жив ребёнок, но ему никогда не приходило в голову утешать маленького мальчика в теле взрослого мужчины. А в голову леди Хеллсинг пришло. Однажды она спустилась в подвал и застала вампира плачущим во сне. Поддавшись навязчивой мысли, Интегра обхватила холодное лицо ладонями и стёрла большими пальцами кровавые капли. Мужчина проснулся и зарычал, явно испытывая злость и стыд, но не мог ничего поделать — не приказывать же Хозяйке. И так леди поступала каждый раз, когда вампир плакал во сне. Со временем Алукард прекратил сопротивляться этому и в тайне, — Хеллсинг знала об этом, — стал благодарен. Тепло человеческих ладоней согревало и успокаивало его. Интегра знала обо всём, что мучило её слугу во сне, и прогоняла его давние страхи так же, как и он прогонял её кошмары, пробираясь в них и уничтожая обидчиков. Целых десять лет они жили бок о бок, он следовал за ней по правую руку. Он считал, что принадлежал ей, как слуга, но не знал, что и она так же всецело была его.You used to captivate me By your resonating light But now I'm bound by the life you left behind Your face it haunts my once pleasant dreams Your voice it chased away all the sanity in me These wounds won't seem to heal This pain is just too real There's just too much that time cannot erase
Она всегда знала, что поведение Алукарда зачастую было показное. Он демонстрировал всем, насколько был монстром безжалостным и бесчувственным, и настолько привык к этому образу, что сам поверил в него. Однако Интегра видела другую его сторону, светлую, если можно так выразиться. Это был Алукард, который умел плакать, который боялся, который испытывал сострадание и уважение к тем, кто его заслуживал. Для Интегры это было по-своему очаровательно — сквозь жестокую и насмехающуюся над всем миром оболочку видеть страдающего мужчину. И именно к этой человечной, сентиментальной стороне и привязалась леди Хеллсинг. Алукард — её слуга, Граф — её мужчина. Она доверила ему свою жизнь, но он оставил её. Оставил в реальном мире, но не во снах. Алукард постоянно снился ей, и на утро Интегра помнила видения до мелочей. Однако эти сны вызывали в ней двоякие чувства: то радость от того, что снова увидела его лицо, то разочарование и печаль от того, что увидела не в реальности. А его незабываемый глубокий голос, пробиравшийся в самую душу, преследовал её не только в грёзах, но и жизни — мерещилось его уважительно-игривое «Хозяйка», будто отдалённо разносился его смех. Иногда Хеллсинг думала, что сошла с ума. И сейчас так думает, по пути к собственному кабинету. А какой ещё вывод можно сделать, если позволила себе привязаться к нежити настолько, чтобы теперь переживать и страдать из-за его исчезновения? Не должна последняя из рода Хеллсингов испытывать боль и тоску из-за вампира — это неправильно, это непростительно. Предки Интегры сказали бы: «Позор» и отказались от неё, отобрали своё наследие. Она испытывает много чего, что не должна, но даже не врёт самой себе и принимает это. Ей действительно очень больно. Справиться с этим не получается. Время только усугубляет ситуацию. Её некому понять, ей некому помочь. Серас не провела с Хозяином столько времени, сколько леди Хеллсинг, и скучает она по нему лишь из-за «кровной» связи.When you cried I'd wipe away all of your tears When you'd scream I'd fight away all of your fears And I've held your hand through all of these years But you still have all of me I've tried so hard to tell myself that you're gone And though you're still with me I've been alone all along When you cried I'd wipe away all of your tears When you'd scream I'd fight away all of your fears And I've held your hand through all of these years But you still have all of me
Интегра постоянно говорила себе: "Виктория может ошибаться". Ей нужно было убедить саму себя в том, что он ушёл навсегда. Она считала, что так легче привыкнуть и смириться с этим, но всё равно продолжала верить. Она надеялась, что со временем ощущение присутствия Алукарда исчезнет, но оно даже не ослабло. Вечное напоминание, которое только сильнее бередит рану. И хоть его присутствие ощущается, факт остаётся фактом — она одна. Была и есть до сих пор. Она касалась пальцами его лица, стирая кровавые слёзы, а теперь лишь рассеяно гладит холодную поверхность его гроба. Она безмолвно помогала ему справляться со страхами из прошлого, а теперь не может справиться даже со своими. В любом случае, — вернётся Алукард вовремя, не вовремя или не вернётся совсем, — Интегра будет принадлежать своему Графу всегда.