Невидимка: конец детства

      — Куда мы идем, сенсей? — невнятно пробубнила Рейн, не отрывая ладони от лица. В районе глаза сильно болело, и ей почему-то казалось, что если прикрывать синяк, то боль уменьшится и рассосется сама собой, а потом улетит куда-нибудь в окно. А еще лучше — переползет к Исаму.       Произошедшее ни капельки не злило Рейн. Наоборот — она чувствовала себя в какой-то степени героем-спасителем. Конечно, ей хорошенько досталось, и вообще… это из-за Исаму обычное утро завернулось в необычный водоворот проблем, но… почему-то она ощущала непередаваемую легкость. Ей думалось, что еще немного, и она взлетит к потолку, пролетит в окно или дверь и воспарит в небо под крики ошеломленного Като-сенсея, требующего, чтобы она немедленно спустилась на землю. Правда, боль быстро отбивала мысли о подобном, и думы Рейн быстро перемещались от желаемого к реальности, где она покорно шла за шедшим куда-то вперед учителем.       Рейн не сомневалась, что синяк — не просто тягучая и густая боль, а символ ее победы, ее крутости и непобедимости. Она была уверена, что она одна из всего класса умеет применять базовые техники. И от этого падающее настроение постоянно поднималось вверх, вновь грозя заполонить голову Рейн идеями о полете в небе.       — А, — махнул рукой молодой шиноби в бандане, словно то, о чем они говорили, совершенно неважная и неинтересная вещь, — к ирьёнину[1].       — К ирьёнину? — удивилась Рейн, глядя вверх, на парня, не совсем довольным взглядом.       Еще чего! Зачем ей к нему?       Сенсей улыбнулся своей странной улыбкой, слегка прикрыв глаза, будто прикорнул на ходу:       — Да, — он задумался, а потом добавил: — Не будешь же ты всю жизнь ходить с такой чудесной фиолетовой отметиной на глазу?       То есть он ведет ее лечить доказательство ее храбрости и самоотверженности? Олицетворение ее победы? Что?! Не так уж и важно, что этот символ причиняет боль, главное — то, что он вообще есть! Рейн была готова покусать любого, кто покусится на ее синяк. Она никому не позволит коснуться его!       — Нет!       Они оба остановились, и Като посмотрел на девочку с явным замешательством.       — Я не хочу, чтобы меня лечили! — упрямо повторила Рейн и скрестила руки на груди. Она отвернулась от учителя, не желая даже смотреть в его сторону.       Да как он мог? Нельзя было о таком даже подумать!       — Почему?       — Потому что это важно!       — Как это может быть важным?       Рейн раздраженно топнула ногой, а в следующий момент зашипела и зажмурилась от внезапно накатившей непосредственно в глаз боли. Проклятье, откуда это? Что происходит? В глазнице неприятно защипало, и Кицуне сильно вдавила ладонь в голову, чтобы это самое пощипывание прошло. Как?! Как прогнать это чувство?       На плечо легла рука сенсея. Он так ненавязчиво развернул ее обратно и подтолкнул, заставляя идти вперед.       Сопротивляться смысла не было — Рейн это прекрасно понимала. Она не могла раскрыть даже здоровый глаз. Подумалось, что если она это сделает, то с больным обязательно приключится что-то плохое.       На вопрос учителя, все ли с ней хорошо, Рейн замотала головой и поведала о своей новой проблеме. Пальцы странного сенсея чуть сильнее сжали ее плечо.        — Боюсь, тебе все-таки понадобится помощь медика, — сказал он.       Наконец-то боль стала более-менее терпимой. Ее отпустило.       Рейн с облегчением выдохнула, радуясь, что она снова вернулась к мыслям о парении в небе, словно птица.       — Уже все в порядке, — заверила она учителя, отодвигаясь от него. Тот усилил хватку и притянул Рейн поближе к себе, предотвращая неудачную попытку сбежать. — Правда! Я чувствую себя отлично!       — Ты просто не видишь, как твой красивый глаз расплывается в море сиреневых красок. Я его даже вблизи рассмотреть не могу, — хмуро заметил сенсей, глядя прямо перед собой.       — К-красивый? — запинаясь, переспросила она, не обращая должного внимания на остальные слова.       Надо же, сенсей считает, что у нее красивые глаза… невероятно! Наконец нашелся тот, кто не считает их просто «странными»!       За все недолгое время, что Рейн провела в Академии ниндзя, она довольно-таки часто ловила на себе взгляды других детей, особенно пока шла по коридорам. Хирами и Дейда часто обсуждали проблемы их внешности: люди (которые не Кицуне) находили их цвет глаз необычным. Они часто сравнивали их с глазами клана Хьюга, но потом все же признавали, что светлый оранжевый цвет с каким-то настораживающим золотым блеском выглядит страшнее Бьякугана[2]. До поступления в Академию Рейн редко выходила за пределы квартала Кицуне, а потому пристальное внимание со стороны других людей было ей чуждо. Для нее казалось обыденным — иметь такой цвет глаз. Остальные, по-видимому, так не считали.       — Да, — довольно кивнул сенсей и наконец-то посмотрел на нее. — А ты что, не считаешь свои глаза красивыми?       — Ну-у-у… — задумчиво протянула Рейн, — трудно сказать. Я думаю, что глаза Хаяши намного красивее моих: они сильнее блестят и…       — Хаяши? — переспросил ее учитель. — Это кто? Твоя подруга?       Рейн замотала головой и одарила его возмущенным взглядом. Что за бред? У нее нет друзей. Да и как он мог не понять, о ком она говорит, если явно заметил Хаяши еще на церемонии вступления, а они с Рейн очень даже похожи. Все-таки он еще страннее, чем они с Хаяши думали.       — Нет. Это одна из моих старших сестер. Она была со мной на церемонии, — ожесточенно добавила девочка с рыжими волосами, всем своим видом показывая, как она разочарована в недогадливости молодого человека.       Като-сенсей ошеломленно вылупился на нее.       — О, она, значит?.. Ясно…       Дальше поговорить не получилось: они наконец дошли до места казни символа превосходства Рейн. Дверь в кабинет ниндзя-медика ничем не отличалась от любых других дверей в Академии, но Рейн показалось, что эта — самая уродливая, самая шаткая и самая прогнившая из всех самых уродливых, шатких и прогнивших дверей на свете.       Внутри было светло и довольно навязчиво пахло лекарствами. Запахи показались настолько отвратительными, что Рейн состроила озлобленную гримасу. Като-сенсей по-товарищески сильно хлопнул ее по лопаткам (наверное, чтоб она перестала корчить рожи), обратился к сидевшей за столом молодой девушке (та кивала, слушая его, и совершенно не отрывалась от писанины) и, показав на Кицуне, поспешил ретироваться с места сражения за символ гордости, сославшись на то, что у него дети остались без присмотра.       Рейн с подозрением покосилась на ирьёнина.       Чем-то она не понравилась ей. По большей части тем, что она являлась носителем медицинских техник. Может быть, сама девушка выглядела довольно миловидно в облипающей тело кофте и широких штанах, но сейчас это волновало Рейн меньше всего. Главное — она враг. Неважно, какие грязные методы предпримет медик — Рейн не позволит себе попасться ни на какие ловушки и хитрости. Мало того что ирьёнин, так еще и взрослая! Ну, не совсем, возраста Хаяши, наверное. Но все равно — ей нельзя доверять. Все взрослые шиноби невероятно коварны и опасны. А подростки еще и гадкие. Тройная, нет, четверная угроза!       Рейн не могла перестать твердить про себя не терять бдительности.       Медик какое-то время заполняла бумаги у себя на столе. Наконец она отложила ручку в сторону и посмотрела на пациента. Девушка как-то странно дернулась, заметив девочку, рыжеволосую и сердито сверлившую ее светлыми оранжевыми глазами.       Потом девушка, поправив распущенные короткие иссиня-черные волосы, улыбнулась и встала с кресла. Ее штаны опустились еще ниже, съезжая на бедра, однако не открыли чужому взору самые сокровенные части молодого женского тела. Девушка подошла к Рейн и наклонилась, с какой-то дотошливой заинтересованностью вглядываясь в фиолетово-синее повреждение.       Рейн сощурила здоровый глаз и откровенно призналась:       — Я не хочу, чтобы вы лечили меня.       Ирьёнин отклонилась назад, заливаясь чисто женским нежным смехом, с приветливостью поглядывая на девочку.       Рейн нахмурилась еще сильнее, когда одна из ладоней девушки быстро легла на затылок, а вторая прислонилась к опухшей области. Она честно боролась и вырывалась, но хватка у девушки с черными волосами была на редкость крепкая: из нее было невозможно вырваться.       — Успокоилась? — старательно пряча полуулыбку, спросила она. — Я просто осмотрю тебя, не беспокойся.       Уловка — Рейн сразу поняла это. Она попыталась отодвинуться как можно дальше, но рука на затылке не позволила увеличить расстояние между ними ни на один бу[3]. От досады хотелось взвыть. Сейчас ее точно вылечат, и никто из домашних не узнает о ее подвиге!       — Сиди смирно, — приказали ей. — Ка.       Рейн прекратила попытки выбраться на свободу и замерла на пару секунд, во время которых судорожно обдумывала, откуда этот ужасный человек знает ее, с вашего позволения, фамилию. Кицуне было не так уж и много, да и контактировать с жителями деревни почти никто из них не пытался. Внешность, конечно, атрибут запоминающийся, но даже ее недостаточно, чтобы все, кто видел кого-нибудь из Кицуне на улице, понимали, что это тот самый клан. К тому же, фамилию Ка носила только семья Рейн — у всех остальных семейств Кицуне были другие сокращения, опять же, все подобные махинации проводились ради сохранения безопасности клана и его секретов.       — Как вы… узнали? — спросила Рейн на выдохе, следя за медиком уже не сердитым, но пораженным взглядом.       Ирьёнин снова улыбнулась:       — А как же не догадаться?       Ловушка! Рейн захотелось ударить себя по лбу за неосмотрительную реакцию на слова (ставшего снова ужасным) медика. Девушка просто была знакома с кем-то из семьи Рейн — она угадала с чудесным конспирационным кодовым сокращением фамилии, только потому что знала только это сокращение, и теперь точно знала, что Рейн — «Ка».       — Вы очень хитрая, — деликатно подметила Кицуне. — И кого вы из моей семьи знаете?       Девушка выглядела немного удивленной, но она продолжила осмотр, поворачивая рыжую голову то так, то эдак.       — А ты очень внимательная.       Рейн захотелось засмеяться во весь голос и, желательно, как можно более злобно и громко, чтобы повергнуть шиноби в шок и вырваться из ее цепких лап.       — Вы совсем не умеете незаметно уходить от вопросов.       Девушка вздохнула.       — То, что я знаю, кто ты, — результат моих наблюдений.       Рейн снова прищурилась.       — Не только.       — Ох, ну хорошо. — В следующую секунду вокруг ладони девушки, приложенной к глазу, образовалось шипящее зеленое облачко — медицинское дзюцу. Рейн мысленно застонала: чертов ирьёнин. Все-таки это был не просто осмотр. Она знала это! Ее все же обманули! — Мы с Хаяши очень хорошие друзья.       Хаяши? Учитывая ее бунтарские склонности, такой вариант единственно возможный из всех прочих. Хаяши же всегда было по барабану на идеалы Кицуне, так что… да, девушка не врет.       — Ну, это неудивительно, — осторожно пожала плечами Рейн.       — А ты, наверно, Рейн, да? — опять улыбнулась ей подруга Хаяши. — Хаяши говорила, что в этом году ты поступаешь в Академию. Ты самая младшая их всех сестер, верно?       Рейн горестно вздохнула. Вот почему дома из Хаяши и слова не выдавишь, а при чужих она ведет себя, как самое настоящее трепло? Это просто нечестно.       — Вы очень похожи.       Рейн нахмурила брови и была готова отрицательно покачать головой — снова помешала ладонь на затылке.       Зеленое свечение шосена[4] неприятно слепило здоровый глаз. Кицуне пришлось сначала скосить его в противоположную сторону, а потом, поняв, что это ни капельки не спасает, прикрыть оба века.       — Хирами похожа на Хаяши, не я, — пояснила она свой ответ.       Хоть теперь Рейн не могла видеть лица медика, она почему-то не сомневалась, что та снова тепло улыбается.       — Нет, Хаяши сказала, что ты больше похожа на нее.       Это заставило Рейн широко распахнуть здоровый глаз.       — Что? Правда? — приятно-удивленно прозвучал ее голос.       — Конечно, — кивнула ей девушка. — Зачем мне врать тебе?       Рейн могла бы привести ей в пример минимум семь причин, объединенных весьма красочным названием «а почему бы вам не соврать мне, собственно говоря». Доверять кому-то безоговорочно — довольно опасно, особенно человеку, который тебе не слишком симпатичен и с которым ты знаком меньше десяти минут.       — Странно, что вы думаете, будто я стану верить вам.       Улыбка на лице ирьёнина стала доходить почти до ушей. И как она еще кожу не порвала?       — Истинная «Ка». Теперь я точно не сомневаюсь в этом, — с усмешкой проговорила она, наклонившись ближе в глазу Рейн. Зеленое свечение потухло так же быстро, как и появилось. Девушка притянула за подбородок лицо ребенка и стала с особой тщательностью всматриваться в поврежденную область.       — Кажется, все намного хуже, чем я предполагала, — сказала она таким тоном, каким обычно врачи признаются, что человеку предстоит ампутация всех конечностей — даже тех, которых у него не может быть от природы. — Если с синяком на щеке и скуле я еще могу хоть как-то справиться, — Рейн мысленно затопала ногами и прокричала протяжное «Не-е-ет!», — то с глазом твоим тут настоящая катастрофа.       — Почему? — только и спросила Рейн, нисколько не волнуясь за свою дальнейшую судьбу. Ирьёнин странно покосилась на здоровый оранжевый глаз, будто сомневалась в том, что девочка не до конца понимает серьезность сложившейся ситуации.       Медик попыталась сжать губы в тонкую полоску (именно попыталась, потому как губы у нее были довольно пухленькие, да она, к тому же, не сильно-то и сжимала их) и отпустила ладони с затылка и подбородка рыжеволосой пациентки. Рейн поспешно отстранилась от нее и с некоторой настороженностью наблюдала за тем, как девушка возвращается на свое рабочее место, садится на стул и деловито скрепляет руки в замок.       — Видишь ли, Рейн, — начала она, стреляя взглядом в разные стороны. — Дело в том, что учиться медицинским техникам я начала сравнительно недавно. А чтобы лучше овладеть ими, я попросила, чтобы меня пристроили в Академию, где практиковаться можно дольше и безопаснее (серьезные ранения тут получить просто невозможно), чем в полевых условиях при работе со взрослыми шиноби.       Рейн сосредоточенно кивнула, не отрываясь от созерцания обеспокоенной подруги Хаяши.       — Я могу вылечить тебя, но это займет дольше времени, чем нужно любому другому ниндзя-медику…       — Я все еще не понимаю, в чем проблема, — перебила ее Рейн.       Девушка поправила волосы, взбив их вверх, и натянула пониже обтягивающую кофту.       — Мне не хватит мастерства вылечить твой чудо-глаз.       Рейн моргнула здоровым глазом.       — Чудо… глаз? — переспросила она, не слишком уверенная, что правильно расслышала.       — Именно, — кивком головы подтвердила медик. Потом она встала — ее ладони вновь засветились зеленой чакрой — через секунду очутилась перед лицом ребенка и приступила к лечению синяка. — Хаяши как-то упоминала о техниках вашего клана, связанных с глазами.       Рейн ошарашенно вылупилась на нее.       — Чего?!       О каких еще техниках идет речь? Что вообще происходит? Как так получилось, что абсолютно чужой человек знает о каких-то клановых техниках, о которых даже сама Рейн не знает? Что-то тут не так.       Оранжевый глаз зло прищурился.       — Хаяши что-то слишком раскрепощенная, — осторожно, стараясь не показывать свою неосведомленность по этому поводу, призналась Рейн.       Кажется, злодей-ирьёнин улыбнулась, но Рейн не могла быть в этом полностью уверена. Дурацкое свечение, исходившее от ладоней, мешало как следует разглядеть выражение лица подозрительной персоны, говорившей всякие небылицы. Наверняка она насмехалась над ней, — подумала Рейн и еще злее уставилась на нее единственно свободным от пут боли глазом.       Боль постепенно рассасывалась, а опухоль, хоть и медленно, но все же сходила на нет. Рейн, поглощенная разговором, не сразу заметила это.       — Твой глаз налился кровью, — сообщили ей. — Лопнули сосудики. Я пробовала залечить, но ничего не вышло. Судя по обследованию, твой глаз сам по себе почти не пострадал. Если кровоизлияние и произошло, то не такое уж и сильное. По крайней мере, не настолько, чтобы из-за этого можно было бы беспокоиться, — Медик закусила нижнюю губу и на пару секунд отвела взгляд в сторону, что-то обдумывая. — Честно говоря, я не имею ни малейшего понятия, откуда взялась остальная кровь в глазу, ведь другие сосуды вокруг глазного яблока целы, — объяснила она ей, — поэтому, думаю, тут виноваты именно ваши чудо-глаза.       — Понятно, — сухо ответила Рейн, за что получила восторженно-удивленный взгляд.       — Ну точно «Ка»! И как у вас это только получается — настолько хладнокровно воспринимать подобные вещи? Такая маленькая, а уже так себя ведет! — полурадостно-полуошеломленно забормотала девушка с темными волосами. — Так к чему это я веду: твой здоровый глаз тоже выглядит не ахти.       — О чем это вы? — вежливо поинтересовалась Рейн, перестав давить тяжелым взглядом на молодую девушку.       — Ты выглядишь так, будто тебе досталось сразу в оба глаза: второй тоже налился кровью. Обследовать его бесполезно, и я знаю это. Ты не чувствовала ничего странного, пока, скажем, шла сюда, нет?       Некоторое время Кицуне напряженно глядела на нее, раздумывая, говорить все-таки правду или нет.       — Не переживай, я никому ничего не скажу, — заверила ее шиноби.       В это верилось с трудом по вполне объяснимым причинам.       — Если ты не скажешь сама, то мне придется спросить либо у твоих одноклассников, либо у твоего учителя. Так или иначе, я все равно узнаю, и не имеет значения, раньше или позже. Просто, если ты сразу признаешься, мы сэкономим наше общее с тобой время, ты так не считаешь?       Этот довод не показался Рейн достаточно убедительным. Ее учили держать ухо в остро с другими ниндзя, неважно, из Конохи они или нет. Имело значение то, что они не Кицуне.       Послышался вздох.       — Знаешь, а я не удивлена такой скрытности. Все вы так себя ведете.       И ежу было понятно, кого она имела в виду под «всеми».       — Рейн, в это трудно поверить, — медик неожиданно заговорила с какой-то явной издевкой в голосе, — но я здесь для того, чтобы помогать всем, и тебе тоже. То, что с тобой сейчас происходит, может сильно повлиять на твое физическое состояние в будущем. И если я не разберусь, в чем дело, ты, возможно, не сможешь быть ниндзя. Ты можешь стать калекой, Рейн.       Это заявление сильно смутило и насторожило Рейн. Оно всколыхнулось и смело в голове все учения и предостережения отца. Да, речи подобного рода не могут не взволновать ребенка, чей ум еще не крепок и неустойчив. Бытие ниндзя — для Рейн это значило не столько сохранение устоявшихся традиций клана, сколько мечту, желание, настоящую одержимость доказать всем, кто в ней сомневается, что не весь природный талант достался ее старшим сестрам. Она не могла рисковать этим!       Напряжение, царившее в обители медика, спало.       — Сильно щипало и болело. Оба глаза, — смутившись своей слабости перед уговорами медика, скованно пробурчала она и закрыла глаз, чтобы не видеть насмехающийся мир.       — Ясно, — твердо прозвучало в ответ. — Я, конечно, не знаю ничего о ваших тайных техниках... — где-то глубоко внутри Рейн стало легче: как будто тяжеленный мешок с зерном, висевший на обрывающейся ниточке над пропастью, неожиданно наполнился гелием и взлетел вверх. Все же Хаяши рассказывает незнакомцам не обо всем! — ...но что-то мне подсказывает, что это определенно симптом пробуждения Кеккей Генкай.       Оранжевый глаз снова распахнулся.       — А?       Когда от синяка не осталось опухоли и покраснения, ирьёнин отлепилась от маленького пациента и с удовлетворением произнесла:       — Тебе лучше пока пойти домой. Передай все отцу, или кто там у вас главный, о своей проблеме. Но ни в коем случае, — она погрозила пальцем, — ни в коем! Поняла? Не говори, что мне что-то известно о ваших чудо-глазах, ясно? Я передам Като, что отпустила тебя домой.       И все-таки у нее есть мозги, подумала про себя Рейн и в порыве радости быстро-быстро закивала головой. Хотя знака отличия больше не было на лице, теперь у нее появился новый — клановый Кеккей Генкай. Отчего-то хотелось поверить словам медика. Может, она и не Кицуне, но все же хорошая.       Рейн нисколько не сомневалась в том, что дома все порадуются за нее.