Невидимка: конец детства

      — Ох, я больше не могу-у! — взвыла Рейн, плюхаясь на землю и поднимая клубок пыли. Хорошо хоть лицо успела отвернуть, не то острые камешки и мелкие песчинки непременно впечатались бы в щеки и лоб. А ей и так хватало неудобств, вызванных увечьями из-за тренировок.       Да уж.       За все три с лишним недели Рейн успела в полной мере оценить значение фраз «пахать как лошадь» и «уставать как собака».       Лошадепёс. Собашадь. Вот как она себя сейчас чувствует.       Рейн, наивная детская душа, полагала, что раз супер-пупер-мега секретный кеккей генкай ее клана заключается в силе глаз, то и работать ей предстоит исключительно над зрением.       Великий Рикудо, как же она ошибалась.       Старик Мено совсем не щадил ее. Правда, в первые дни, когда они отошли достаточно далеко от деревни на юго-запад, в сторону Страны Рек, глава клана лишь беседовал с ней, вел разговоры о силе, которой она обладала, выяснял, где нижняя черта знаний Рейн, и ничего больше.       «Меноме[1] уникален, как и любое другое додзюцу[2], — говорил он. — Конечно, нельзя сказать, что он обладает силой, равной шарингану Учиха, однако же сенсорные возможности, существующие благодаря ему, могут быть поистине велики. И прежде всего ты должна осознать вот что: мало просто владеть силой глаз, важно уметь применять ее в бою, сделать так, чтобы твой противник понял: ему не победить в этой битве. И в последующих, если он уйдет от тебя живым, тоже».       Рейн старалась слушать внимательно (все-таки это касалось ее долгого и счастливого будущего), но ничего не могла поделать с любопытством, снедающим ее весь их путь. Она впервые была за пределами Конохи, впервые видела так много пространства, покрытого густыми, нетронутыми человеческой рукой лесами, впервые видела реки, по ширине равные огромной Резиденции Хокаге, правителя деревни, главного и уважаемого шиноби. И, конечно, впервые с ней не было где-то поблизости семьи.       Только глава клана и его неизменный, будто приклеенный к голове, тюрбан. Ну и курительная трубка. За компанию.       В общем, само путешествие чрезвычайно взволновало ее сердце, а воспоминания о дороге оставили глубокие и неизгладимые колеи в юном сознании до конца жизни.       Когда она вспоминала, для какой цели они все же покинули родное гнездо, то сию же секунду обращалась в одно большое и целое ухо, чтобы слушать и внимать, внимать и слушать. И пытаться понять, что же именно она успела пропустить, пока окуналась в мир грез.       Мено, казалось, если и замечал, что она рассеянна, то ничего на это не говорил, не ругал ее, не пытался привлечь внимание — лишь продолжал вещать.       «Если же сравнивать Лисий глаз и бьякуган, то можно обнаружить, что наш кеккей генкай и здесь уступает. Если ты знаешь, на бьякугане основывается стиль боя клана Хьюга — мягкий кулак, джукен, иначе говоря. При помощи силы глаз носители могут видеть потоки чакры в теле человека и перекрывать их точными и довольно болезненными... — Старик невольно потер место под сердцем, что не ускользнула от глаз Рейн, — ударами. Кроме того, Хьюга отличные сенсоры. Я бы даже сказал, лучшие. Некоторым ничего не стоит видеть как на расстоянии 5 километров, так и сквозь предметы. Однако, — тут Мено выдержал ощутимую паузу, подняв указательный палец вверх, — у них есть свои пределы. И именно в этом плане мы, Ка, Нэ, Цу и прочие ветви клана, выигрываем Хьюга.       Дело в том, что пределов у Лисьего глаза как таковых нет (на этом моменте Рейн очень удивилась, ведь, по ее мнению, все в мире имело свои границы). Уровень мастерства этого додзюцу зависит скорее от упорства носителя, чем от каких-то личных биологических особенностей. И, как я считаю, второе преимущество меноме состоит в том, что ты можешь разглядеть мельчайшие подробности... скажем, обмундирования противника, или важного вражеского объекта. Главное — иметь полный контроль и высокий уровень владения и использования техники».       Большая часть того, что он говорил, в основном, относилась к одному: насколько важно относиться к обучению сейчас должна Рейн. Про сам Лисий глаз он мало что рассказывал, и Рейн не понимала почему. Почему он медлил? Опасался кого-нибудь? Или ждал подходящего момента?       Зато когда старик нашел подходящее место для тренировок, достаточно удалённое от поселений и городков, он взялся за нее всерьез и больше не юлил. Настоящий поток информации вывалился на Рейн только сейчас.       — Тебе придется работать больше, чем кому-либо другому, — серьезно сказал глава, опуская рюкзак со всем содержимым на землю. Потом он прикрыл глаза и, выпрямив указательный и безымянный пальцы, оставив остальные согнутыми, как делают Хьюга, активируя бьякуган, внимательно посмотрел ей в лицо и вдруг произнес: — Кажется, у тебя что-то внутри просыпалось. Песчинки какие-то, я уже не могу понять, что именно, из-за возраста.       И покачал головой, судя по всему, сожалея о том, что он был не так молод, как хотелось бы.       Рейн не сразу поняла, о чем он говорил. А осознав, засуетилась, чтобы стянуть с плеч свой рюкзак и, потянув замочек на молнии, судорожно искать то, что просыпалось.       — Н-нашла, — пораженно произнесла она, оторвавшись от созерцания рюкзака. Подняв голову, она встретилась глазами с Мено. — Мено-сама, это... это мама положила крупу. И она высыпалась из мешочка. Крупа.       Старик засмеялся и присел под высоким деревом, возле которого лежал его походный рюкзак.       — Так вот оно что! Заботливая Хакучо. Как всегда. Кто-то с возрастом совсем не меняется.       Он снова ненадолго замолчал, вглядываясь в лицо Рейн, а потом выдал:       — Как так получилось, что ты ни на кого сильно не похожа? Ни на отца, ни на мать, ни даже на тетку. Твои сестры такие же? Дейда, когда я видел ее в последний раз, напомнила мне твою маму в молодости. Сколько сейчас Дейде? Лет пятнадцать?       — Восемнадцать, — недовольно ответила Рейн. Ей почему-то не понравилось, что глава вспомнил ее сестру. Но вспомнив, с кем говорит, она тут же исправилась, добавив: — Это Хаяши пятнадцать. Она в прошлом году получила звание джонина[3]. А Дейда пока чунин.       — А Хирами?       — Одиннадцать ей. В этом году она закончит Академию ниндзя и станет генином.       — Понятно, — словно из ниоткуда, он вытянул трубку и поднес к губам. — Значит, ты у нас совсем еще кроха.       Рейн поняла, что ей совсем не хочется говорить о семье. Особенно с ним. С этим странным, загадочным человеком, которого не волновало ни мнение папы, ни мнение тети, ни кого бы то ни было, когда дело касалось ее судьбы. Она знала, что он ее дед, но было трудно принять его как члена семьи. В первую очередь он был... главой клана, для которого отдельной семьи не существовало, для которого было важно благополучие всех Кицуне, а не кого-то в отдельности. Что это за дедушка, который не может вспомнить, сколько лет детям его дочери и какого они ранга? Как это? Как он может быть ее близким, если они виделись в последний раз, только когда она была настолько мала, что, наверное, была не в состоянии вспомнить, что ела на завтрак и куда дела погремушку? Как она может называть его джи-джи?       Со всей этой мешаниной отторгающих старика чувств она ощущала к нему кое-что особенное. Нечто среднее между уважением и благоговением. Ни больше, ни меньше.       Он был посторонним.       Незнакомцем, к которому она, несмотря ни на что, чувствовала зарождающуюся симпатию.       — А как вы поняли, что у меня крупа рассыпалась? Вы увидели это сквозь ткань, да? — спросила Рейн, наблюдая, как поднимается дым от костра, унося с собой какие-то мелкие частички. Она сидела на тонком походном футоне, обняв колени и гипнотизируя взглядом огонь.       Все-таки то событие не давало ей покоя.       Господин глава хрипло рассмеялся, поворачиваясь к ней боком в своем спальном мешке. Взглянув на него, Рейн разглядела смешинки в его помутневших от прожитых лет глазах.       — Нет. Немного не так. Мы завтра начнем тренироваться, и тогда я все тебе расскажу.       — Все-все?       — Все, что знаю я сам, — заверил ее он.       Было заметно, как ее плечи слегка опустились. Как будто до этого она сидела вся напряженная в ожидании ответа.       — Тогда ладно. Но вы обещали, Мено-сама.       — Конечно, — кивнул он. — Я сделаю все возможное, но для начала мы должны с тобой хорошенько поспать. Мы столько времени провели в пути! Наконец-то можно расслабиться. Здесь мало кто ходит. А если и ходят, то обычные крестьяне. Шиноби здесь не появляются.       — А как вы узнали? — вновь с интересом загорелись ее глаза.       Старик усмехнулся и подпер голову с тяжелым на вид тюрбаном рукой.       — Меноме, — только ответил он и, опустившись на футон, лег спать.       Рейн напряженно глядела на длинную фигуру, спрятавшуюся под темной тканью спальника.       Снова Лисий глаз!       И ждать нужно целую ночь. Как же она уснет, так и не узнав ничего? А если она забудет все к утру? Все то, что хотела спросить у него?       Она раздраженно сдула рыжую прядь волос, вырвавшуюся из растрепавшихся кос.       Что ж все так сложно! Неужели и дальше будет так же?

໒( ͡ᵔ ▾ ͡ᵔ )७

      В первое утро Рейн проснулась от громкого хлопка прямо над ухом. Подпрыгнув, она заспанно-обреченно попыталась рассмотреть, кто же ее так жестоко разбудил, и ее светлые глаза вполне ожидаемо натолкнулись на склонившегося над ней главу.       Тот для верности хлопнул в ладоши еще пару раз, заставив Рейн вздрогнуть, а затем, распрямившись (и позволяя утренним лучам ударить девочке в глаза), полным энергии голосом изрек:       — Подъем, подъем! Нас ждут великие дела!       Не совсем понимая, зачем ей мешают спать, Рейн приподнялась, тут же почувствовав, как холодок щупает оголенную из-за сползшего одеяла кожу, и непонимающе посмотрела на старика:       — Мено-сама?       Одарив ее все тем же решительным взглядом, он ответил:       — Просыпайся, Рейн-чан. Пора завтракать. Как только поедим и приведем себя в порядок, начнем тренироваться.       Надо ли говорить, что после этих слов Рейн так скаканула, что Мено только боевой опыт помог избежать столкновения с ее маленьким, но полным сил телом?       Он с довольной улыбкой следил за тем, как она забрасывает в рот рисовую кашу, не жуя глотает специальную пилюлю, лежавшую рядом с тарелкой, на подстилочке, и залпом выпивает кружку успевшего подостыть чая.       Когда все приготовления были закончены, палочки для еды вымыты, а спальники и покрывала убраны, они оба — старый шиноби и его подрастающая смена — встали посередине небольшой полянки и начали разминку.       — Члены клана Кицуне (на этом слове лицо Рейн вытянулось, словно продолговатая на полуострове страна Чая) обладают улучшенным геномом. Я знаю, весь путь я рассказывал тебе только об одном, но на самом деле их два.       Старик задумчиво потер бороду, глядя куда-то вбок, пока делал упражнение на растяжку, что, как показалось Рейн, выглядела весьма забавно для кого-то настолько великовозрастного и длинного.       — Первый это, конечно, меноме. В отличие от второго кеккей генкай, он появляется не у всех, однако, поскольку способа защитить его от чужаков, охочих до любой силы, представляющей опасность, так и не было придумано, само существование его тщательно скрывается даже от членов нашего клана, если, разумеется, они не пробудят его. Еще про него известно главам семейств. Если кто-то из их семей пробудит меноме, они должны будут знать, что делать.       Я не зря тебе приводил в пример бьякуган. В какой-то степени Лисий глаз используется так же, как он. Для сенсорики, в общем. Определить местоположение врага, численность личного состава, вооружение и экипировку, состояние заложников, если таковые имеются, и все в таком духе. Но! — тут глава покачал головой и упер руки в бока, буравя взглядом землю, — но. Тут надо понимать кое-что. При активации меноме ты не ощущаешь каких-либо изменений в своем теле. Не видишь напрямую чакру и даже не видишь все в каком-то определенном цвете. Твоему врагу, кстати, тоже не видно ничего. Он и не подозревает, что ты используешь додзюцу. Не знаю, хорошо это или плохо, но, я думаю, ты знаешь, что при активации учиховского шарингана их глаза становятся красными, а у Хьюга набухают вены у глаз. Учитывая скрытность нашего клана, отсутствие видимых изменений все-таки плюс.       Однако на каждую положительную сторону всегда найдется отрицательная.       Поэтому то, что играет на руку скрытности, совершенно мешает самому носителю. Тут только опыт работы с глазом поможет тебе определить, работает там что-то или нет. Новичкам всегда приходится туго, Рейн. Описать ощущения, которые возникают при активации меноме, я не смогу, и не потому, что не хочу, или из вредности, а потому что их попросту нет. Это значит, что тебе самой придется постигать эту часть.       Перебивать, конечно, было невежливо, но Рейн вдруг вспомнила кратковременные боли, когда Като-сенсей вел ее после драки к ирьёнину.       — Но, Мено-сама, когда... я пробудила Лисий глаз, было очень больно и...       — Я понял тебя, — закивал он, нисколько не обижаясь на непочтительность младшей. — Пожалуй, неприятные, иногда жгучие ощущения в глазах — единственное, что помогает понять, что дар Лиса отметил тебя.       Рейн непроизвольно склонила голову вбок. Как интересно он выражается, однако.       — Хочу тебя подготовить: пробуждение меноме проходит в три этапа. Первый самый короткий. Он происходит толчком, словно с горы внезапно сходит лавина. Нет никакой подготовки к нему, а потому предсказать, у кого геном проявится, невозможно. На втором и третьем этапе будет туже. Тебе придется научиться контролировать потоки чакры в своем теле, чтобы управлять глазом и для начала вообще активировать его. Помимо этого придется работать над телом в общем.       — А сколько длится этот этап?       Сейчас они приступили к ногам и уже разминали голень.       — У всех по-разному, — пожал плечами старик. — Обычно развивается глаз до двух месяцев. Это означает, что тебе предстоит работать на износ все это время.       — И как понять, что этот этап закончен?       — Никак.       Рейн даже встрепенулась.       — То есть как это? Откуда тогда вы знаете, что два месяца — максимальный срок?       — Сообража-аешь, — довольно протянул наставник и вновь провел ладонью по бороде. Впрочем, очень быстро он снова сосредоточился на обучении. — Просто ко второму месяцу боли в глазах перестают беспокоить.       Рейн ненадолго впала в транс.       Сколько они пёхали сюда, ничего у нее не болело, совсем ничего! Если у всех остальных болело, значит, и у нее тоже должно быть так? Но почему? Почему с ней ничегошеньки не происходило? Она чувствовала себя, как обычно, не было абсолютно никаких изменений. Как будто... как будто и не пробудился у нее кеккей генкай.       С ней что-то не так?       Она не преминула сообщить об этом главе. Тот, рассмеявшись сквозившей в ее голосе панике, сразу успокоил ее, сказав, что мучаются от болей, только когда приступают непосредственно к тренировкам.       — Вот именно поэтому я поспешил заняться тобой. Чем младше носитель, тем, вопреки общему мнению, что у него больше времени, сложнее ему приходится. И меньше времени на то, что тело не отторгнет улучшенный геном. Ты пока еще слишком маленькая, Рейн. Если мы не займемся твоим меноме, может случится и так, что ты его навсегда потеряешь. Либо же — пострадаешь как-то по-другому. Тут невозможно предугадать.       Он внимательно посмотрел на рыжеволосое чудо перед ним. Трудно понять, повезло ей или нет пробудить меноме в таком юном и нежном возрасте. С одной стороны, ей придется очень тяжело. Тяжелее, чем всем другим. Ее крохотное тельце просто не способно работать до потери пульса. И голова совсем не осознает всех возможностей, что дарует глаз. С другой стороны, по сравнению с другими носителями (при условии, что Мено удастся сделать так, чтобы разум и тело девочки успевали за развитием Лисьего глаза) у нее будет гораздо больше возможностей для его изучения и открытия новых путей использования.       Такой противоречивый случай.       Ах, бедное, бедное дитя!       — Второй кеккей генкай более примитивен по своей сути, — говорил глава, пока ходил за спиной Рейн и следил за тем, как она пытается в первый раз медитировать. Выходило у нее, прямо скажем, не очень. Сказывался возраст и неусидчивость, присущая всем детям. — Господство стихии.       Рейн даже распахнула глаза. Опять он заковыристые словечки использует! Сразу видно, что они с Хаяши родственники! Одна про какую-то боязнь солнца твердит, второй вообще непонятными фразами разбрасывается во все стороны.       Мягкий удар ладони пришелся по спине, напоминая о том, что лучше бы юное дарование не отвлекалось на всякую ерунду.       — Сосредоточься, дитя!       Рейн попыталась успокоиться, но... это было невероятно трудно, потому что сидение на одном месте больше тридцати минут уже начинало ее утомлять. Почему они не могут пометать кунаи и сюрикены? Почему не могут побегать? Да та же самая растяжка лучше тупого сидения на попе!       Она невольно вздохнула.       Когда это все уже закончится?       — Как правило, подавляющее большинство членов клана владеют этим господством, — мирно продолжил старик, хотя всего секунду назад его «Сосредоточься, дитя!» звучало очень строго и требовательно. Какие поразительные перемены.— Оно выражается в следующем: может быть, ты знаешь, обычно шиноби тяготеют к одной стихии, хотя при желании они могут развить на хорошем уровне владение второй и даже третьей стихией. У Кицуне (опять она вздрогнула, да что ж такое!) это тяготение возведено в абсолютизм.       Ну вот. Ей опять ничего не понятно. Ох уж эта манера заковыристо изъясняться.       — Это значит, что нам трудно работать с какой-либо стихией, не являющейся сродной нашей собственной чакре. Это минус. А плюс в том, что владение первой стихией значительно лучше, чем у кого бы то ни было. Я думаю, тут помогли гены Узумаки, потому что до создания родственных узов с ними подобные случаи встречались гораздо реже, чем сейчас...       — Узумаки? — удивленно подала голос ученица, все еще безуспешно пытаясь покорить просторы своего сознания. — Это клан с повышенной регенерацией? Они еще вроде бы специализируются на фуиндзюцу[4]?       — Да-да, это именно они. Так вот... Долгое время наш клан был их вассалом, а потому наши предки жили в Узушиогакуре, а не в Конохагакуре. Лишь когда Девятихвостый Демон-Лис перешел к Листу, клан двинулся следом и крепкие узы, что связывали нас, растянулись и порвались...       Дальше Рейн снова все прослушала. В голове все никак не могла устаканиться мысль: ее гордые предки, благодаря которым Кицуне до сих пор живут уединенно ото всех и воспитываются с сознанием собственного превосходства, подчинялись! И не просто неизвестным кому-то-там, а самим Узумаки! Знаменитым долгожителям, людям, чья жизненная сила прославилась на века! И при этом предки умудрились породниться с ними! Может, конечно, не с главной ветвью (с ней вообще трудно породниться даже представителям Великих кланов, чего уж говорить о вассальных!), но все равно это... звучит как большое достижение. Значит, и в Рейн есть крохотная доля Узумаки, этих невероятных Красноволосых Дьяволов, чей нрав крут, как водопад в Долине Завершения! Ну надо же, наследие Узумаки до сих пор живет в Кицуне!       Может, именно поэтому Рейн иногда совсем не сидится на месте? Говорят, все Узумаки такие безбашенные и активные круглые сутки...       Из всех знаменитых кланов, о которых рассказывали детям Кицуне, Рейн всегда больше нравились Узумаки. Учиха и Хьюга казались ей слишком напыщенными, Нара — себе на уме, Сенджу — многочисленными (куда их столько, честное слово!)[5], Кагуя и Курама — чересчур страшными и пугающими, Сарутоби — слишком правильными и непогрешимыми, а Камизуру и Абураме — слишком... слишком насекомолюбящими.       То ли дело Узумаки, у которых к тому же и прозвище очень круто звучит!       Одно время Рейн питала непонятную слабость к ним, но позже под нескончаемым потоком лекций на тему «Для Кицуне нет никого лучше Кицуне» крошечные зачатки обожествленной любви навеки застыли в начальной стадии и семяна не смогли дать плоды.       Может, это и хорошо. Для Кицуне довольно странно любить не свой клан. Никто бы не понял ее, скажи она, что Узумаки слишком потрясающие.       — ...потом Цу Каяо[6] вышла замуж за Курама Иоширо[7], и так в наш генофонд вошла предрасположенность Курама к гендзюцу.       Вот это поворот. Так получается, что эти не слишком симпатичные по нраву люди, каждый из которых потенциально может сойти с ума, ее родичи?       По матери Рейн и ее сестры — Цу. «Ка» они по линии отца.       Рейн поежилась.       Что-то ей не слишком хотелось бы иметь их в родственниках.       Бедная Каяо-сан. Наверное, ее заставили выйти замуж, потому что из Кицуне редко кто женится на представителях других кланов.       Вот бы Рейн никто никогда не заставлял делать ничего подобного.       — Грустно, конечно, но через год после свадьбы Иоширо погиб, а еще через два года умерла от болезни и Каяо. Детей от их брака наш клан добивался очень долго, но в конце-концов, одного из двойняшек удалось забрать. Плохо, что не двух. Неправильно это — разделять родных братьев.       Мено-сама (как показалось Рейн, все же она сидела к нему спиной с закрытыми глазами) покачал головой и ненадолго приуныл. Потом он, собравшись с мыслями, сумел вывернуть урок в нужное ему русло.       — Вот как наш клан отвоевывал свои позиции в Конохе за счёт родственных связей. Ну да ладно. Я что-то далеко ушел, не в ту степь. Не помнишь, на чем я остановился?       — На том что-о... второй кеккей генкай связан с генами Узумаки.       — Верно. Так вот... все, вспомнил. Преобладание главной стихии у нас настолько сильное, что даже истинные мастера стихий признают членов нашего клана. Иногда главенство стихии может доходить до абсурда. Я имею в виду случай, когда у носителя получается сливаться со стихией и становиться едва ли не ее частью! Очень трудно засечь такого шиноби. Лично я думаю, это невозможно. Не слышал ничего о том, чтобы Кицуне, слившегося с Катоном или Суйтоном, нашли и уничтожили.       — А так бывало? Ну, чтобы человек становился огнем или водой.       — Это очень редко встречается, но бывает. Для этого нужно очень много работать над собой. Нужно быть очень дисциплинированным. — Тут Рейн, почувствовав обласкавшее лицо дуновение ветерка, открыла глаза и увидела стоящего уже перед ней главу клана. Он склонился поближе, как будто снова собрался хлопать в ладоши, чтобы разбудить ее. — Для этого мы сюда и пришли. Работать и учиться быть самодисциплинированными, Рейн.       Собственно, именно после этих слов он и начал гонять девочку так, что она готова была зарыться в землю и спрятаться там навеки, только лишь бы быть подальше от такого требовательного учителя.