Unbound

      С той безумной ночи, когда красноглазое чудище было повержено, прошло несколько лет.       Юноша, которого Андруил забрала в столицу, возмужал. Он быстро учился и вскоре стал очень умелым шпионом и страстным любовником, заменив наскучившего лучнице Рилофира. Порой он был дик и горяч, запросто мог бросить вызов одному из братьев своей госпожи, если считал, что он относится к Андруил неуважительно. Солас напоминал неистовое пламя, что бушевало, сжигая все на своем пути, и Великую Охотницу чрезвычайно радовал тот факт, что она – единственная, кто был способен обуздать его. В основном она давала выход его бурным эмоциям через постель, в которой они могли проводить целые дни, наслаждаясь друг другом, причиняя боль и ловя глубокие поцелуи, и не было ничего, чтобы он не делал с ней, а она с ним. Но порой она позволяла ему говорить за себя среди других эванурисов, и ее ручной волк мог обыграть в споре любого, даже Эльгарнана.       Солас быстро вознесся среди себе подобных, и только валласлин на лице напоминал ему о том, кто он и откуда.       Северянин был поборником и глашатаем, которого Андруил отправляла в разные концы империи вершить суд от ее имени и нести ее волю. В столице же он служил ей карающим мечом, разоблачающим заговоры против нее и жестоко карающим предателей.       И вот в один из жарких летних вечеров он вернулся к своей госпоже из родной деревни, в которую Великая Охотница послала его, вняв многочисленным молитвам жителей тех далеких и холодных краев.       Андруил хотела проверить его, причинить душевную боль и сломить, однако надеялась, что узы, связывающие их вот уже несколько лет, дадут результат, и сформировавшаяся преданность вычеркнет из сердца мага любовь и память о родных, сделав его верным слугой.       С помощью элювиана он вошел в парящий над столицей дворец и поднялся в ее покои, найдя Великую Охотницу на балконе, с которого она, словно соколица с вершин своего гнезда, рассматривала вечерний Арлатан с его хрустальными шпилями, блестящими под воздействием последних тусклых лучей уходящего солнца, и буйством царившей на широких улочках жизни.       Он подкрался к ней сзади, словно хищник к добыче, но прежде, чем Солас успел обхватить руками ее бедра, Андруил развернулась и положила ладонь ему на грудь. Робкий юноша с тугой косичкой и самодельным посохом, которого она привезла с собой в Арлатан, превратился в красивого широкоплечего мужчину. Волосы он обрил на висках, а остальную часть заплел в дреды и стянул резинкой в широкий хвост. Лоб мага венчала черепушка маленького, но редкого хищника, которого им с Охотницей однажды удалось обнаружить в одном из своих многочисленных путешествий. Не было в нем и былой скромности и податливости, он всегда делал то, что хотел и когда хотел.       Порой богиня думала, что слишком многое ему позволяет, но он был полезен и если некая свобода в действиях могла сойти за награду за службу, то она была готова ее выплатить. Остальные эванурисы могли возмущаться, сколько им хотелось – ей было плевать на их мнение.       — Ты выполнил мой наказ? — спросила она, увернувшись от поцелуя.       Солас застыл на секунду, в глазах его промелькнула скорбь. Однако мужчина быстро взял себя в руки и улыбнулся кончиками губ.       — В живых остались только дети, — сообщил он голосом, лишенным всяческих эмоций, — мужчины, женщины и старики мертвы. Пали от лап дикого зверя в угоду тебе.       Андруил едва ли не замурлыкала от удовольствия. Он прошел ее проверку и убил своих родных, знакомых и друзей по ее желанию. Принес их жертву Великой Охотнице, которой был бесконечно предан.       — Славно, — шепнула ему на ухо эльфийка и обошла мага стороной, направляясь к постели, на которой лежал новый наряд, специально приготовленный для сегодняшнего праздника.       Завязки ее тонкой туники развязались под действием одной лишь мысли. Белая ткань с тихим шелестом опустилась на пол, оставляя прекрасное тело полностью обнаженным. Даже белеющие на смуглой коже полосы шрамов не портили ее облика, наоборот, она становилась похожей на тигрицу, сильную и грациозную.       Солас не отвернулся. Наблюдал за переодеванием, ловя взглядом каждое движение и порой встречаясь глазами с пылающими изумрудными очами своей госпожи. Андруил не была красавицей, обладала грубыми чертами лица, немного приплюснутым носом и широким лбом, но всегда умела двигаться. Двигаться так, чтобы все мужчины хотели ее и мечтали о ней по ночам. В каждом ее жесте, движении рук было что-то манящее и завлекающее, чувствовались искры страсти. Богине Охоты нравилось играть и мучить, нравилось давать надежду, но не оставлять шансов получить желаемое.       Когда же наряд занял свое место на теле эльфийки, а диадема с россыпью драгоценных камней увенчала голову, Андруил подозвала своего любовника к себе. Она удостоила его чести сопровождать ее, и он не имел права ей отказать. Эльфийская королева специально не послала слуг за нарядом для своего спутника, ибо ей нравилось, когда он выделялся среди других эльфов в дорогих, но однотипных костюмах. Андруил предпочитала видеть на его плечах накидку с мехом, а не плащ из тонкой струящейся ткани – ей хотелось, чтобы он навсегда остался для окружающих диким зверем. Зверем, которого она себе подчинила и выдрессировала, сделав своим питомцем.       Солас этому не противился. Он занимал высокое положение в обществе, несмотря на то, что был рабом, и считал, что достоин большего. Рано или поздно он доведет свои навыки до совершенства и станет одним из эванурисов. Обретет свободу, которой никогда не имел даже в молодости, живя в далекой от крупных городов деревне. Он с детства был предназначен магам-королям, его с малых лет готовили к тому, что слуги богов в любой момент могут явиться к ним в поселение и увезти за собой тех, кого сочтут полезными. В конце концов, бессмертные владыки и владычицы всегда пожинали рабов со всех уголков Элвенана, сгоняя их в столицу для обслуживания аристократии и постройки новых зданий. Империя росла на крови и поту угнетенных. Но Соласу повезло, что Андруил приехала в его родную деревню лично и разглядела в нем столь необходимого для себя сторонника.       Пир был в самом разгаре, и Великая Охотница со своим фаворитом наслаждались пряным вином. Повсюду слонялись эльфы, вкушающие угощения, пьющие и веселящиеся. Танцовщицы кружили среди толпы, извиваясь телами, подобно гибким змеям, акробаты показывали магические фокусы – бессмысленные, но красочные. Когда же на праздник в сопровождении мужа явилась Митал, музыка перестала играть, гости затихли и синхронно поклонились высшим из эванурисов. Солас так же склонился, как и большинство магов-королей, уступавших Сыну Солнца и его супруге по силе, но Андруил и Фалон'Дин остались стоять.       У эльфийки побежали мурашки по коже, когда она почувствовала на себе колкий взгляд холодных глаз Эльгарнана, но она лишь гордо вздернула нос и пригубила вина из золотой украшенной рубинами чаши. Митал же оставалась спокойной и этого бунтарского жеста непослушания будто бы и вовсе не заметила.       Когда все присутствующие поприветствовали глав эльфийского пантеона и те прошли в центр зала, музыка заиграла вновь: зазвенели струны, запела флейта и молодая певица затянула дивную песню о том, как небеса осветили первые звезды.       Фалон’Дин, видимо, обрадованный тем, что неповиновение проявил не он один, подошел к лучнице.       — Ну что, сестрица, — заговорил он, сделав жест одной из служанок, которая тут же, петляя между гостями быстро и осторожно, чтобы никого не задеть, подбежала к господину с кувшином в руках и наполнила чашу до самых краев. — Теперь мы оба – изгои в глазах отца.       Андруил поморщилась, не сумев подавить эмоций.       — Ты огорчаешь его куда больше, чем я, Фалон’Дин, — она усмехнулась и, встав лицом к лицу с братом, спросила:       — Или мне звать тебя Диртаменом? Кто передо мной?       Эльфийский король лукаво улыбнулся, и тут же на лице его, теряя прозрачность, подобно второй коже проявилась маска, имеющая схожие черты со своим носителем, но отличавшаяся хмурым выражением.       — А кем ты хочешь, чтобы я был?       Солас недовольно цокнул языком. Ему не нравились игры Фалон’Дина, его постоянные перевоплощения с целью запутать народ, ведь чем больше эванурисов, тем больше рабов и подношений делают в храмах. Меняя личность, Фалон’Дин получал то, что причиталось бы двум, имел куда больше влияния, чем Андруил, Джун и Силейз, и сына Эльгарнана это забавляло.       С течением времени простое притворство превратилось в нечто большее. Фалон’Дин уже не отделял себя от своего «брата» и это уже больше походило на раздвоение личности. Бог Удачи мог пролить кровь раба, забывшего лишний раз им восхититься, но будучи Диртаменом осуждал свои же действия и всячески отрицал свою причастность к ним. Именно из-за этой двойственности Фалон’Дин все чаще и чаще ссорился с отцом, Митал же пыталась оградить от сумасшедшего божества его поданных.       —Твой питомец чем-то недоволен? — спросил темноволосый эльф, по-прежнему не снимая маски. Даже его голос умудрился поменяться, став более глубоким и бархатным.       Солас проскрежетал зубами и сделал шаг вперед, чтобы высказать свои мысли эванурису прямо в глаза, находившиеся за узкими щелками маски, но тут к их компании присоединилась белокурая Гиланнайн, и обида на слова Фалон’Дина тут же сменилась колющим чувством нарастающей ревности.       Мать Галл была небольшого роста. Худенькая, с бледной кожей и хрупким телосложением она поистине напоминала белых оленей, коими так восхищались среди элвен.       Девушка встала на носочки и поцеловала Андруил, та засмеялась сквозь сомкнутые губы, обхватила эльфийку руками, едва не расплескав свой напиток, и сжала ее в крепких объятьях.       — О, да ты покраснел, — ядовито подметил темноволосый эванурис и, рассмеявшись, добавил:       — Она ее любимица, не ты. Ты игрушка, питомец. И стоит тебе ей наскучить, вернешься к истокам и будешь тонуть в нищете. Прискорбно, но ты повторяешь судьбу Рилофира, который грел ее постель до тебя. Где же он сейчас? Хм, наверное, лежит в какой-нибудь сточной канаве с перерезанным горлом.       Фалон’Дин прекратил смеяться и, похлопав Соласа по плечу, направился к группе аристократов, оживленно что-то обсуждающих.       — …если хочешь, твой Волчонок может сегодня присоединиться к нам, — тихо промурлыкала Гиланнайн своей любовнице.       Солас, наблюдавший за тем, как уходит довольный собой Повелитель Удачи, упустил первую часть разговора, но по тому, что успел услышать, понял, о чем именно идет речь.       Андруил провела большим пальцем по полной нижней губе своей возлюбленной и краем глаза посмотрела на Соласа.       — Нет, а то он будет недовольно рычать всю ночь. Собственник.       Маг глубоко вздохнул и отвернулся. Ему были ненавистны те дни, когда Гиланнайн возвращалась в столицу. Мужчина чувствовал себя гораздо лучше, когда она была далеко-далеко в своем собственном дворце, который парил над прекрасной зеленой долиной. Пусть бы и дальше продолжала сидеть там, на позолоченном троне, и созерцать прекрасные пейзажи, а не носилась бы каждые несколько дней в Арлатан, чтобы лишний раз напомнить о себе.       Когда же королевский пир начал близиться к завершению, их своим визитом почтила сама Митал.       На сей раз, когда Великая Защитница стояла совсем рядом, Андруил вынуждена была поклониться. В конце концов, поссорилась она с отцом, а не с матерью.       Глава эльфийских богов была одета во все серебряное, голову ее украшала высокая корона, сверкающая алмазами. В то время как Эльгарнан был наряжен во все золотое, всем своим видом поддерживая легенду о том, что он – сын Солнца, Митал же холодным свечением своих одежд давала понять, что она его Луна.       Вся империя до сих пор верила в любовь и согласие в их браке, но только члены семьи и приближенные слуги знали, что между супругами уже несколько лет царит раздор.       — Митал, — Андруил выпрямилась первой и взглянула матери прямо в глаза. — Чем обязана столь внезапным вниманием?       Лицо Великой Защитницы было вытянутым и строгим, среди окружавшего ее веселья она казалась лишней. Сразу стало понятно, что богиня решила посетить этот пир просто потому что так заведено, а не потому, что ей этого хотелось. Она не могла позволить, чтобы ее неявка стала поводом для сплетен и оружием в руках мужа, который мог внушить эльфийской элите, что она к ним более не благосклонна.       — Своими действиями, дочь, — ее голос так и веял холодом, а слова хлестали, словно удары плети по спине. — Я слышала, что жители севера обратились к тебе с мольбой. Результаты твоей помощи меня удручают.       Митал украдкой взглянула на Соласа, но тот с достоинством выдержал ее тяжелый взгляд.       — И все же я была единственной, кто откликнулся на их зов. Вы, матушка, им не ответили.       Слова Андруил были полны издевки, но желаемого эффекта она не добилась. Митал не стала перед нею оправдываться и признавать свою вину. В тот день, когда молитвы бедных горожан достигли столицы, Великая Защитница возглавляла поход на Глубинные Тропы и сражалась с пробудившимися титанами. Даже если бы она знала об этом крике о помощи, то все равно не пришла бы к ним, ибо судьба всего народа элвен была ей дороже, чем нужды пары десятков крестьян. Но она могла бы отправить кого-нибудь на помощь. Возможно, и отправила. Вот только Солас оказался на севере первым.       — Лучше бы ты не откликалась, Андруил, — Драконья Владычица вновь взглянула на спутника своей приемной дочери, и Солас сразу понял, что женщин надо оставить вдвоем для серьезного разговора.       И он ушел.       В месте, где вино лилось рекой, а музыка вскруживала голову, найти развлечение оказалось не так уж и просто. Без Андруил знатные эльфы не желали заводить разговора с рабом и демонстративно отворачивались, и только слуги, подобно серым мышкам, сновали рядом и предлагали ему то какую-нибудь изысканную сладость, то крепкий напиток.       И Соласу пришлось ждать, когда же его госпожа присоединится к нему и развеет нахлынувшую скуку. Однако он все-таки нашел, чем себя занять. Всматриваясь в лица гостей, он вслушивался в их разговоры, ожидая услышать слова, так или иначе свидетельствующие о теневой игре, которая велась за спинами эванурисов. Магов-королей уже давно хотели сместить с их божественных пьедесталов, но Митал удавалось воодушевляющими речами и обещаниями удерживать всех вместе и гасить пламя зарождающегося среди народа бунта. Защитница просто не могла позволить начаться гражданской войне, когда империи грозила опасность извне.       Главные зачинщики бунтов уже давно были изгнаны эванурисами в место между мирами без права вернуться в Элвенан, но семя сомнений в правоте и силе богов, посеянное ими в рядах аристократии, проросло и открыло дорогу рвущимся к власти представителям многочисленных знатных домов.       И пусть имена неверных были давно забыты, как и они сами, королевская чета до сих пор разгребала последствия пылких речей, когда-то произнесенных одним из повстанцев на главной площади перед сотнями рабов и их хозяевами.       Когда праздник все-таки завершился, гости торопливо стали покидать зал, чтобы дать слугам возможность поскорее приступить к уборке помещения. Солас вышел в коридор и встал у стены, провожая взглядом уходящих. Заметив Андруил, он уже было собирался присоединиться к ней, как увидел рядом со своей госпожой тоненькую фигурку Гиланнайн, оживленно рассказывающей своей спутнице о желании попробовать создать существо, прекрасно совмещающее в себе как драконьи черты, так и эльфийские. Судя по выражению лица Великой Охотницы, она свою подругу совсем не слушала. Мысли ее занимал разговор с матерью, и эльфийка в данный момент больше всего напоминала отруганное дитя.       Андруил и Гиланнайн прошли мимо него, даже не заметив, и Солас в очередной раз с досадой подумал о том, что спать ему сегодня придется либо в своей маленькой комнатушке, либо, – как советовала ему сама лучница в подобных случаях, –обернувшись волком, под дверью в покои своей госпожи. И все же собственная, пусть и неуютная комнатка была куда предпочтительнее холодного пола.       Неожиданно рядом с ним, словно белое приведение, появилась Митал. Солас вздрогнул, но быстро взял себя в руки и выпрямился.       Женщина окинула его взглядом и, взяв за подбородок холодной рукой, сказала, глядя прямо в глаза:       — Ты мог быть выше всего этого. Мог стать кем-то значимым. Прискорбно видеть, что такое дарование погибает зря.       И, не успел он и слова промолвить в ответ, как эльфийская владычица ушла в гордом одиночестве, без мужа и без свиты.       Солас смотрел ей вслед, пока длинная пола ее серебристой мантии не исчезла за поворотом.       Оставшись в одиночестве, маг все еще слышал слова Защитницы в своей голове. Их сила нарастала, превращалась в гром, от которого звенело в ушах. В сознании будто бы образовался вихрь, состоящий из образов и эмоций.       Вот он увидел улыбки отца и матери, а в следующую секунду их растерзанные трупы, которые он лично положил в груду других тел и сжег на глазах у детей. А в последующий миг перед мысленным взором предстал другой исход тех ужасных событий, в которых он дарит монстру смерть не от медленной стрелы, а от метко выпущенного заклинания, и в родной деревне его чествуют, словно героя, а не мысленно проклинают.       «И ты еще можешь стать лучше. Ты еще не потерян окончательно».       Гром утих, а мысли пришли в порядок. Тихий женский шепот, успокаивающий, словно нежные материнские руки, что гладят лицо ребенка, увидевшего дурные сны, ласкающий, подобно легкому ветерку в жаркий безоблачный день, внушил в мужчину надежду на искупление.       И в этот момент что-то внутри Соласа сломалось.