Unbound

      Уже на подходе к храмовому комплексу паломники ощутили умиротворение и покой. У Соласа создалось впечатление, что над территорией храма, словно большой мыльный пузырь, нависал защитный барьер, увидеть который никто не мог, а вот чувствовали все. Когда Волк пересек невидимую черту, он испытал облегчение, будто кто-то сорвал с его плеч тяжелую ношу. Сознание мага прояснилось, а губы затронула беззаботная улыбка. Это место опьяняло чувством радости и защищенности, и все пришедшие знали, что будут выслушаны своей госпожой.       Внимательные часовые, увидев, что среди очередных гостей есть раненные, быстро призвали служителей, которые за какие-то полчаса развернули целый приемный пункт и окружили заботой жертв гигантского медведя. Будучи уверенным, что здесь об эльфах позаботятся, маг прошел дальше, потеряв в толпе своего голосистого и золотоволосого спутника.       Неподалеку от самого храма расположились раздельные купальни для мужчин и женщин, чтобы те после долгого и изматывающего путешествия могли немного расслабиться и привести себя в порядок. Вздохнув при виде огромной очереди на аудиенцию к Великой Защитнице, Солас понял, что в его расположении есть время на водные процедуры, а потому направился к каменному строению, отведенному для мужчин.       Внутри было душно и скользко, от обилия пара сразу же взмокла одежда и кожа, а мужчины, сидевшие у центрального фонтана, вели себя по-детски игриво и плескали друг в друга водой. Солас был рад, что в купальне имеются отдельные комнаты, но, покуда народу здесь было не меньше, чем снаружи, ему пришлось немного подождать прежде, чем одно из таких помещений освободилось и он смог наконец-то остаться наедине с собой.       Комнатка была не слишком большой: вдоль стены тянулась лавка, на которой можно было оставить вещи, а в самих стенах имелись впадины, в некоторых из них стояли ароматные свечи, а в других же аккуратными стопками лежали чистые полотенца, посреди помещения располагалась мраморная чаша бассейна. Вода была такой чистой, что можно было четко разглядеть мозаичное дно, а в небольшой выемке с краю лежало несколько видов душистого мыла и специальная обеззараживающая соль для ванны; мочалки же приносили уже сами посетители. От водной глади поднимались белые столбики пара, танцующие при движении воздуха, подобно обворожительным прелестницам из какого-нибудь элитного публичного дома на одной из престижнейших улиц Арлатана. Солас с удовольствием погрузился в теплую воду и, почувствовав, как расслабляются мышцы, откинул голову назад и блаженно прикрыл глаза.       Ему начало казаться, что он никогда и не покидал дворца эванурисов, что все произошедшее, включая жизнь в нищете, – дурной мираж, и стоит открыть глаза, как на противоположной стороне бассейна возникнет обнаженная фигура Андруил, которая с усмешкой подметит, что он снова заснул в ванной и не заметил, как остыла вода.       Солас встряхнул головой и, очнувшись в небольшой комнатке, закусил губу и потянулся за мылом.       Он ненавидел те моменты, когда Великая Охотница возвращалась в его мысли. Иногда она появлялась в его снах, вытесняя из них духов, словно непрошенных гостей. Королева ходила вокруг него кругами и присматривалась, словно хищник, и, как бы он не старался повернуться к ней лицом, Андруил всегда оказывалась у него за спиной и резким движением руки вонзала острие изогнутого кинжала в его плоть, медленно проворачивая рукоять и с усмешкой глядя, как алая кровь из раны струится по ее смуглым пальцам. Она ловила его последние вздохи и дарила прощальный поцелуй, после которого сознание Соласа проваливалось в черное небытие, и маг с криком просыпался в лачуге Рилофира, обливаясь холодным потом. Волк пытался узнать, были ли эти кошмары плодом его собственного воображения или же Андруил действительно знала дорогу к его мыслям и могла навещать его во снах, играя с мужчиной, словно кошка с пойманной мышкой, но ничего так и не смог выяснить.       Эльф долго и старательно соскабливал грязь со свой кожи, затем распустил волосы и помыл их, про себя отметив, что чем те длиннее, тем труднее о них заботиться и в ближайшее время их нужно будет укоротить. Когда же с водными процедурами было покончено, маг насухо обтерся и переоделся в свежий комплект одежды, после чего быстро освободил помещение и покинул купальню.       На свежем воздухе ему стало еще лучше. Он слышал крики восседающих на высоких деревьях, обвитых лианами, цветастых тропических птиц; видел, как мелкие зверьки прыгают с одной широкой извилистой ветви на другую и с любопытством наблюдают за большим скоплением эльфов.       К концу дня очередь из желающих повстречаться с Митал, излить ей свою душу, попросить помощи или признаться в преступлении и вымолить у нее прощение, изрядно поредела. Паломники, получив у служителей храма ужин, расходились по своим шатрам, в поисках единения с семьей или душевных бесед с приобретенными в путешествии друзьями. Главные ворота храма должны были закрыться как только солнце коснется горизонта, и Солас боялся, что попасть к драконьей владычице сегодня он уже не успеет. Те, кто отправился в храм за несколько минут до него, вскоре вернулись, сказав, что стражи больше никого не пускают внутрь, а служители наводят в здании порядок после долгого дня. Однако Волк все же ступил на широкий мост, перекинутый через глубокое ущелье, куда ниспадал широкий водопад, поднимая в воздух огромную завесу искрящейся в лучах закатного солнца водной пыли. Вместе с ним решились на переход еще несколько мужчин. У самих врат их встретили часовые в золотой броне с серыми капюшонами, надвинутыми на головы, и с зелеными валласлинами, полосами корней испещрившие их лбы, носы и подбородки. Все они выглядели очень молодо, однако Солас чувствовал таящуюся внутри них мощь. Если избранники Андруил могли решать, чем им пользоваться в бою – магией или холодным оружием, – то поборники Митал развивали свои навыки в обеих этих областях и были умелыми воинами. Солас не хотел бы, чтобы у кого-то из них к нему возникли претензии, однако не отступил, заметив их недовольные взгляды.       — На сегодня аудиенция закончена, — сказал один из них нейтральным, но в тоже время пробирающим до костей голосом. — Разворачивайтесь и уходите.       Несколько других эльфов, пришедших вместе с Соласом, поспешили последовать его совету, пока тот не превратился в угрозу, и отправились в обратную прогулку. Однако сам Волк не сдвинулся с места.       — Я понимаю, что госпожа устала, но мне срочно надо с ней поговорить, — как можно вежливее сказал он, стараясь не выдать взглядом своего напряжения.       — Возвращайся к остальным и жди завтрашнего дня, — сказал второй часовой, и маг уловил в его голосе нотки раздражения. Сразу стало ясно, что если понадобится, он будет стоять насмерть, охраняя покой своей богини.       Солас прикусил губу, размышляя над своей следующей фразой. Ему нужно было попасть внутрь, но в то же время он хотел, чтобы цель его визита была известна только самой Митал и никому более. Однако эти часовые отдали свои жизни поклонению ей, они были верны верховной эванурис и вряд ли стали бы распространяться о ее гостях без позволения самой королевы.       — Я пришел поговорить о рабстве, которое подобно болезни уничтожает нашу империю.       — Завтра поговоришь, — равнодушно отозвались часовые.       Солас глубоко вздохнул и выдохнул. Что ж, раз не получается войти по-хорошему…       — Я бывший избранник Андруил, — начал он, с первых слов ощутив на себе пристальное внимание подчиненных Митал, — ныне изгнанный и приговоренный нашей богиней охоты к смерти, я перебрался в нижний район и в образе страшного волка напал на городскую стражу. В ходе этой стычки один из этих доблестных рыцарей лишился руки, впрочем, как и всеобщего уважения. Ныне я собираюсь поднять бунт против эванурисов…       Стоило часовым услышать фразу «бунт против эванурисов», как они пришли в движение. Солас не успел защититься и согнулся от резкого удара обернутого в латную перчатку кулака, который угодил ему в живот, а эльфы, быстро отворив врата, втащили его внутрь храма и бросили на пол.       Стоя на четвереньках и пальцами упираясь в голубоватую мозаичную плитку, Волк старался выровнять дыхание и мысленно отстраниться от ноющей боли в животе. Во рту он чувствовал металлический привкус крови, а перед глазами маячили черные точки.       Не успел Солас прийти в себя, как оба эльфа подхватили его под локти и потащили вглубь храма.       Они миновали внутренний двор с алтарями и ритуальными площадками и втолкнули его внутрь зала просителей, который представлял из себя большую комнату с высокими потолками.       Стражи отпустили эльфа, и он от неожиданности припал на колени. Собравшись с силами, Волк проглотил горькую слюну и поднял глаза.       Митал стояла на возвышенности и разговаривала с молодым послушником, который, судя по всему, вступил в орден совсем недавно – одет он был в простую одежду, контуры его валласлина были воспалены, словно его нанесли считанный часы назад, а серебряные волосы были завязаны в простой хвост. Сама же эванурис была одета в кожаный доспех кроваво-красного цвета, ее иссиня-черные волосы были собраны в сложную прическу, напоминающую драконьи рога, а лоб пересекал тонкий золотой обруч с тремя небольшими рубинами в центре. Великая Защитница всем своим благородным видом внушала восхищение и страх, сила кружила вокруг нее, и магия щелкала в воздухе подобно фейерверку. И все же под этими клубившимися облаками ее мощи Волк ощутил сильную усталость и устыдился того, что не подождал следующего дня, дав владычице отдохнуть.       — Что случилось? Зачем вы привели его? — голос ее, как и прежде, был строгим, и маг невольно содрогнулся, когда слова сильнейшей из элвен достигли его ушей.       — Это Ужасный Волк, — прошипел один из часовых.       — Я вижу, — отозвалась Митал и, не спуская с мага глаз цвета жидкого золота, изящным жестом руки позволила ему подняться. — Сюда тебя привели муки совести, Фен’Харел?       — Он собирается устроить бунт против вас! — пояснил часовой.       Драконья Владычица вопросительно изогнула одну бровь и посмотрела на Соласа, как на глупца.       — Обычно такие вещи делают в тайне, чтобы те, против кого они направлены, ничего об этом не знали.       Солас сделал шаг вперед и начал говорить сам:       — Я знаю, что руки мои по локоть испачканы кровью невинных, что я вел распутную жизнь и делал ужасные вещи удовольствия ради, но… Вы помните, что сказали мне в конце приема? Возможно, вы воздействовали на меня с помощью магии или же внутри меня действительно пробудилась и возопила совесть. Моя жизнь изменилась. Я изменился.       Митал стояла и слушала его, на ее лице не дрогнул ни один мускул. Она была подобна мраморной статуе: такая же белая, холодная и непоколебимо-величественная.       Смотрители, которых в зале было не менее двух десятков, переглядывались между собой, гадая, почему Ужасного Волка еще не постигла справедливая кара за все его зверства.       — Я увидел подлинную жизнь большей части нашего народа. Бедолаги живут в халупах, их хозяева обращаются с ними, как с помоями, и вся столица утопает в пучине пороков и несправедливости…       Митал резко подняла руку, призывая Волка к молчанию.       — Это мне и без тебя известно, — спокойно сказала она, глядя на мага сверху вниз. — Скажи же, если ты настолько изменился, то почему же ты появился здесь в неположенный час? Чем ты важнее остальных просителей? Почему ставишь свои прошения важнее их?       — Потому что мои дела к вам имеют более масштабный характер, а их последствия способны улучшить жизнь тех, кто остался по ту сторону врат, — как само собой разумеющееся, ответил маг. Он понимал, что эванурис задает такие вопросы, чтобы проверить его и прощупать правду в его словах.       — Ты – часть того народа, о котором говоришь, и, если им было приказано ждать – они ждут. Ты же не научился терпению, Фен’Харел, и это когда-нибудь погубит тебя.       — Я не…       Солас вздохнул.       В зале повисла гнетущая тишина, и Волк увидел, как смотрители обходят его стороной и покидают помещение. Он не услышал приказа, но понял, что те оставляют свою королеву не по собственной воле. Митал хотела поговорить наедине.       — Так о каком бунте ты заявил у входа? — даже оставшись один на один, Митал не смягчилась и не позволила себе расслабиться.       — О бунте рабов против их хозяев, — повторил Солас, морщась от боли в животе, игнорировать которую у него больше не получалось.       Эванурис, видя его страдания, подозвала эльфа к себе. В воздухе начали прорисовываться дрожащие силуэты широких каменных ступеней, ведущих прямо к Митал. Их контуры становились все четче, лестница отвердевала, становясь реальной. Когда же она была достроена, Солас поднялся по ней и встал рядом с королевой, а ступени за его спиной рассыпались в прах, будто их и вовсе никогда там не было. Глаза Митал на секунду сверкнули, и Волк ощутил внутри прилив заглушающего боль тепла. Вскоре та окончательно исчезла, и он смог выпрямиться и расправить плечи, не ожидая, что его скрутит очередной спазм.       Солас хотел услышать от владычицы какой-нибудь ответ, но, вылечив его, она развернулась и пошла в сторону высоких двустворчатых дверей, которые со скрипом распахнулись перед ней. Покуда Защитница поманила Волка за собой, тот последовал за ней.       — Ты же понимаешь, что если вспыхнет мятеж, то пострадают все? — спросила она, когда они шли по коридору, вдоль стен которого протянулись узкие водные канальцы. Журчала вода, и это сглаживало напряжение, возникающие в груди мага, каждый раз, когда Митал задавала ему вопрос.       — Понимаю, — ответил он, стараясь, чтобы его голос звучал громко и уверенно. — Однако это наш единственный способ что-либо изменить.       — Тебя зовут Солас, ведь так? — вежливо уточнила королева, и Волк кивнул. — А понимаешь ли ты, что твоим народом являются не только многострадальные рабы, но и остальные элвен? И аристократы, которых ты так недолюбливаешь, и стражи, на которых ты позволил себе напасть. Твои действия нацелены против них и результатом их будет только то, что стороны поменяются местами. А потом, через сотню лет, найдется тот, кто изъявит желание поднять восстание против тебя и тех, кого ты возвысил. Это замкнутый круг.       Сперва Солас хотел возразить, но, открыв было рот, тут же закрыл его, словно рыба, не произнеся ни звука. Он глубоко задумался о словах Митал и понял, что она права. Те же аристократы цеплялись за власть и богатства лишь потому, что с самого детства ни в чем и никогда не нуждались. Они не знали иной жизни и за это их нельзя было винить. Знатные элвен боялись потерять достоинство и стремились укрепить свое положение при дворе, чтобы в будущем их дети также не вкусили горького плода бедности. Они гордились подвигами своих предков и высоким происхождением своих семей, с гордостью носили титулы, передающиеся по наследству. Да, среди них бывали подонки, издевающиеся над низшими из-за простого желания, – при Андруил Солас и сам был таким, – но были среди лордов и леди элвен, достойные баллад и всеобщего восхищения. Жаль только, что столь благородных господ было мало, а голодающими бедняками полнились улицы всего нижнего Арлатана.       — Невозможно изменить что-то в государстве, чтобы при этом не было пострадавших, — только и смог сказать Ужасный Волк, когда они с Великой Защитницей вышли в благоухающий и цветущий сад с множеством изящных увитых цветочными лианами статуй, запрятанных среди фруктовых деревьев. Широкий водный канал разделял двор на две зоны.       — Верно, — согласилась Митал, глядя строго перед собой, — но жертвы можно свести к минимуму.       Она прошла вперед, и Соласу показалось, что она не идет по земле, а плывет над ней, подобно сказочному ведению из красочного сна. Он даже не слышал шороха травы под ее ступнями, в то время как звук собственных шагов доносился до его ушей весьма отчетливо.       — Как это можно сделать? — озадачено спросил Волк. Он сомневался, что аристократы отпустят своих рабов, если он пригрозит им потерей имущества. Зато точно знал, что у тех не останется выбора, если прислуга по ночам начнет вырезать их семьи. Однако тогда развернется полномасштабная гражданская война, которую беднякам точно не выиграть. Солас этого не хотел. По его вине и так погибло слишком много невинных, и этот список он не хотел расширять, вписывая в него новые имена.       — Постепенно. Если потратить на реконструкцию общества несколько лет, то изменений народ может и вовсе не заметить. Правда, делать это нужно чрезвычайно осторожно и исключительно изнутри, ибо давление извне приведет лишь к растущему недовольству.       Терпение. Она снова напоминала Соласу о терпении и это лишь лишний раз подтвердило то, что каких-то преобразований в ближайшем будущем он может и не ждать. Но было в ее словах и что-то еще.       — Вы не отказываетесь помогать мне, — пытаясь скрыть удивление, подчеркнул Солас.       — Я много думала об этом еще до твоего появления в нашем дворце, а когда ты покинул мою дочь и отправился в Вир Диртару, я поняла, что вскоре встречусь с тобой вновь. Нынешнее положение моих подданных ужасно, а положение элвен в мире – еще ужаснее. Вскоре грядут перемены, – возможно, войны с захватчиками, – и мы должны быть к этому готовы. А для полной боевой готовности народ должен быть един, иначе одни бросят других в пламя, а свою смерть лишь немного отстрочат. Пойми, Фен’Харел, я не для того веками воздвигала империю, чтобы в один прекрасный день та рухнула, как карточный домик, из-за того, что разные сословия не смогли поделить что-то между собой.       — Но остальным эванурисам плевать на нас, они живут только для собственного удовольствия, — Солас раздраженно всплеснул руками.       Митал остановилась и, повернувшись к нему лицом, обожгла мага грозным взглядом. Сказанное им ей не понравилось. И мужчине оставалось лишь гадать, кроется ли причина этого недовольства в слишком сильной привязанности к своей семье и желанию ее защитить, либо же он действительно высказался слишком резко и проявил неуважение к правящей династии.       — Прошу прощения, госпожа, — потупив взгляд, тут же поспешил извиниться Ужасный Волк.       — Помни о том, что некогда они спасли нашу расу и подарили ей нынешнее величие, вместе со мной основав империю, — строго проговорила она и, отвернувшись, продолжила идти, пригнув голову, проходя под веткой фруктового дерева со спелыми плодами.       — Я… помню об этом. Их подвиг велик.       — Однако нынче они слепы. Любая проблема кажется им незначительной, а все мои попытки обратить их внимание на их же подданных оборачиваются новыми скандалами и ссорами.       Соласу не нашлось, что ответить, и поэтому он решил пока попридержать язык за зубами, и позволить Митал говорить дальше. По тому, как она нахмурилась, Волк понял, что королева мыслями обратилась к терзавшим ее изнутри тревогам. Впервые он увидел, как эмоции затронули ее красивое, вечно молодое лицо: губы поджались и побледнели, глаза потемнели от гнева и отчаяния, благородные скулы заострились, а на лбу появились маленькие бисеринки пота.       — Эльгарнан отдалился от меня и ожесточился. Муж, которого я знала, никогда бы не стал пытаться повлиять на мысли своих детей и навязать им свою волю, ополчив их против меня.       Все свои опасения Великая Защитница обычно держала при себе, и только Солас смог надавить на какой-то внутренний рычаг, давший владычице возможность и желание выговориться. И он ее внимательно слушал, стараясь не проявлять своего сочувствия внешне, чтобы королеве не показалось, будто он ее жалеет. Она была королевой, воином и могущественным магом, а такие ненавидят, когда их жалеют более слабые.       — Фалон’Дин изменился после одного из таких магических истязаний своего отца. Он уподобился ему, а осколки былой личности своего первенца я теперь вижу только в мрачной ипостаси Диртамена. И то, он лишь бледная тень того, каким был мой сын, когда мы еще были генералами на кровопролитной войне.       Они достигли самой священной части храма, и перед взором Соласа предстал Источник Скорби и элювиан, стоящий у стены на противоположной стороне бассейна. Находиться здесь было для него большой честью, так как обычно сюда приходили только служители храма да сама Митал.       — А есть ли среди эванурисов еще хоть кто-то, кто согласен с вами? Силейз с Джуном? Или Гиланнайн?       — Силейз и Джун отдалились и живут словно бы в другом мире. Андруил это не нравится, и она делает много ужасных выпадов в их сторону – лишь бы раззадорить супругов. Гиланнайн… Когда-то она была одаренной девушкой, которую я с удовольствием приняла в свою семью, но теперь она стала чем-то иным. Ум Гиланнайн извратил ее, и с недавнего времени она перешла все дозволенные границы и начала ставить опытами над элвен… Скрещивает их с драконами, выводит каких-то летучих и ползучих тварей, от которых мои воины уже устали избавляться.       Митал вздохнула и прикрыла глаза, словно бы прислушиваясь к тому, что тихо шепчут ей голоса из Источника.       — Впрочем, все-таки есть те, кто мог бы помочь нам, — сказала она, грустно улыбнувшись, после чего ее лицо вновь стало непроницаемой красивой маской. — Те, кто способен отвлечь внимание эванурисов на себя, пока мы с тобой будем перекраивать Элвенан изнутри.       Солас навострил свое внимание. Почему-то ему показалось, что возможные союзники, о которых говорила Митал, не придутся ему по вкусу.       — Кто они? — нетерпеливо спросил он, когда Великая Защитница замолчала, словно взвешивая все «за» и «против».       — Те, кто пытался сместить нас с божественных престолов двумя веками ранее. Те, чьи имена элвен нынче совсем позабыли.       Волк замер, не в силах справиться с чувствами. Он был еще совсем юн, когда столицу сжирал пожар этого восстания. Тогда его семья и вся деревня в целом не поддержали эванурисов, а встали на сторону их противников. И от казни по завершению этого мятежа их спасло только то, что вклад деревенских жителей в дело ныне забытых повстанцев был весьма невелик. Лишь несколько молодых эльфов отправились в столицу, и их навык владения боевой магией был слишком низок, чтобы оказать Забытым нужное содействие.       — Это безумие! — вспыхнул Волк, но поутих под пристальным взглядом золотых глаз. — Они давно изгнаны и скитаются между мирами без права вернуться.       — Запечатаны в Пустоте, в которой мало кто способен жить долгое время, — закончила за него Митал и сказала:       — Красивая ложь, которая навсегда останется в летописях нашей истории.       У Соласа от удивления округлились глаза. Он не мог поверить, что повстанцы могут находиться где-то в этом мире и не прибегнуть к еще одной попытке захватить власть.       Однако Великая Защитница не подтвердила его опасений.       — Они действительно заперты, но не в Пустоте, а в изолированной части, скрытой могущественной магией, на территории Перекрестка, где ты бывал по многу раз, когда служил моей дочери. Любой из эванурисов может освободить Забытых и тех их немногих приспешников, что еще живы, в любой момент.       — Если вы их освободите, начнется новая война, — Солас резко выдохнул и отошел в сторону, собираясь с мыслями. — Это не то, что нужно нашему народу.       — Война начнется, если я освобожу сразу всех. Нет… нам нужен лишь один, самый сговорчивый, который поверит тебе и примет как брата, сочтя удобным инструментом для возвращения того, что когда-то было утрачено. За ним поднимутся рабы, но ты будешь силой, что сдержит его гнев и направит весь его потенциал в нужное нам русло.       — Кто? — Солас, услышав свой голос, не узнал его – столь тихим и подавленным он был.       — Анарис, — отозвалась Митал, и по ее тону Волк понял, что это имя далось ей с трудом. — Среди всех повстанцев он был самым рассудительным и не скорым на необдуманную жестокость, но годы заключения меняют даже самых устойчивых из элвен. Нам остается лишь надеяться, что он не убьет тебя, получив свободу.       Она подошла к магу и положила руку ему на плечо. Даже сквозь ткань свой одежды Солас чувствовал, какая та холодная.       Он медленно повернулся, и жена Эльгарнана вручила ему небольшую вещицу. Талисман, внутри которого маг чувствовал огромную силу.       — Это ключ к его тюрьме. Освободи его, но не говори, что это я тебя послала, иначе он откажется слушать. Скажи, что ты его последователь, что этот ключ ты украл и у тебя нет возможности освободить остальных. Его адептов оставь в заключении – они нам не нужны. Нам нужен лишь Анарис.       — Даже если я смогу расположить его к себе, поверит ли народ в его возвращение?.. Они ведь забыли его!       Митал горько усмехнулась.       — Если будет нужно, он им напомнит. Но эванурисы никогда не забывали о своих врагах, а потому они его признают.       Элювиан у Источника Скорби вспыхнул, и Солас вместе с Митал резко обернулись на его переливчатое свечение.       — Время твоей аудиенции иссякло, — сказала Защитница, убрав руку с плеча эльфа. — Я надеюсь, твоя миссия тебе ясна, и ты постараешься сделать все как можно осторожнее. — Митал кивнула в сторону элювиана. — Сейчас самый подходящий момент для нашего первого шага.       Она быстро произнесла заклинание и вокруг Соласа заклубился серый дым, который быстро развеялся, сделав его невидимым. Под теневым плащом он отошел в сторону.       Из элювиана вышел Джун. Высокий, смуглый и широкоплечий мужчина, супруг Силейз и божество ремесла. Шагнув в Тень, он пересек круглый бассейн, не касаясь воды, и возник прямо перед верховной эванурис. По сравнению с ним, Митал казалась хрупкой женщиной, которой нужно было задирать голову, чтобы взглянуть супругу своей дочери в глаза. Однако это впечатление было обманчиво. Солас, обходя Источник по направлению к волшебному зеркалу, чувствовал, что Джун значительно уступает Митал в силе. К тому же, король даже не почувствовал присутствие скрытого гостя, в то время, как, например, Фалон’Дин сразу же обратил бы внимание на некое магическое колебание в воздухе, и скрыться от него у Соласа не получилось бы.       Джун низко поклонился Великой Защитнице и та кивнула, приветствуя его.       — Нам нужно поговорить, — глубоким голосом произнес Джун.       — Об Андруил? — без всякого интереса спросила Митал.       Бог ремесла кивнул, и королева, которой жалобы на поступки детей, по-видимому, надоели еще несколько веков назад, закатила глаза и сложила руки на груди, готовая слушать.       Соласу и самому было интересно узнать, что такого снова учудила его бывшая госпожа, но элювиан вот-вот мог закрыться, и потому маг скользнул в яркий портал, переносясь на Перекресток и отдаляясь от Митал, Джуна и великого храма.