Unbound

      Диртамен сидел на мягкой софе напротив выхода на балкон. Окна были распахнуты настежь, вороны недовольно каркали в раскачивающихся от ветра клетках, на темно-синий наряд эвануриса попадали брызги дождя, но сам король не двигался и не содрогался от холода. В задумчивости своей он не замечал, как густые черные облака рассекают фиолетовые вспышки молний, как гром бьет по ушам и сами небеса трещат от буйства стихии. Мысли темноволосого эльфа были обращены к двум рабам, продавшим своих товарищей за золотые монеты. К тому, что они ему рассказали.       Анарис прятался в древних погребальных палатах под Арлатаном и гипнотизировал представителей низших сословий, собирая себе подпольную армию. А среди его сообщников был Солас. Волчонок с севера, когда-то гревшийся в постели его дорогой сестры. Но самым волнующим для короля-мага оказалось то, что побег Забытого из Зазеркалья был тесно связан с его матерью. Ни Ваэрон, ни его отец-подхалим не нашли точного свидетельства тому, что Митал замешана в этом напрямую, но они не стали отрицать того, что первоначально Солас хотел обратиться за помощью именно к ней. А потом один из камней-ключей чудесным образом пропал, а беловолосый маг крови оказался на свободе.       Диртамен глубоко вздохнул и сжал пальцы, украшенные перстнями, в кулаки.       Если бы оказалось, что виновником побега Забытого является Эльгарнан, а не его мать, он бы не медлил ни минуты и тут же собрал бы свою семью на совет, обвинив главу эльфийского пантеона в измене своей династии и всей империи. И ценой за это предательство для Сына Солнца была бы смерть, и век его тирании подошел бы к концу. Но нет, Солас исполнял волю Митал, и для Диртамена было неожиданностью то, что Великая Защитница ополчилась против своей же семьи, выпустив на волю того, кто едва не убил ее детей и не захватил небесный трон.       Диртамен пытался найти ей оправдание, но что-то подсказывало эльфу, что Митал, как и Эльгарнан, просто желает подчинить остальных эванурисов себе. Великая Защитница хотела быть услышанной своей семьей, мечтала, чтобы они делали то, что она посчитает благом для Элвенана, но при этом часто забывала, что империя претерпела ряд изменений с того момента, как голову ее украсила корона, а бремя правления свалилось на плечи. И теперь то, что было благом для одних, ущемляло права других, и богам приходилось выбирать, чьи интересы поддерживать, а чьими можно пренебречь. Симпатии драконьей владычицы были на стороне слабых крестьян, но поистине неоценимую помощь им всегда оказывала знать.       И теперь, повинуясь совести, Хранителю Тайн следовало бы поведать обо всем если не отцу, то хотя бы Силейз, но он решил молчать. Гнусный голос, принадлежащий другому воплощению его самого, снова прозвучал в мыслях, и слова его жалили сердце огнем.       «Наша семья несовершенна, никому нельзя доверять, — рассуждал Фалон’Дин и, управляя его руками, потянулся к блюду с фруктами и сорвал несколько спелых виноградин. — Отец не любит нас и пытает наше тело, чтобы показать свою силу и превосходство, мать своим предательством вонзила нам кинжал в спину. А сестра… сестра отвергла нас и, ведомая любовью к мужу, готова прервать нашу жизнь. И это те, кто ведет наш народ? Мудрые и справедливые? Сильные и милосердные? Нет! Комок змей, да и только».       Когда кожица винограда коснулась губ, а в нос ударил приятный ягодный аромат, Диртамен остановил свою руку.       — А от змей принято избавляться, — тихо сказал он, пытаясь сдержать внутри себя боль, вызванную этим признанием. — Джун и Гиланнайн слабы, а Андруил живет, повинуясь мимолетным прихотям. Кто же возглавит элвен, если их не станет?       «Ты знаешь ответ».       Покои бога удачи потонули в какофонии звуков, доносившихся снаружи. В лицо ударил холодный ветер и руки взмокли от пробравшейся внутрь помещения влаги.       Диртамен думал о многих вещах: о том, что будет с его семьей, если правда выплывет наружу; о том, как это повлияет на его народ. Готова ли империя к такого рода переменам? Готовы ли элвен распрощаться со своими богами и принять владыкой его одного? Того, кто может быть добр и щедр к друзьям и беспощаден к врагам? Летанавир считал, что нет никого, кто бы справился с ролью верховного короля лучше него. И то, что остальные принимали за безумие, было его преимуществом: в то время, как Фалон’Дина побоялись бы предавать, Диртамену доверили бы самые страшные тайны. Одна его ипостась была бы протянутой к народу дланью, а вторая – топором палача, обрывающим жизни неверных. И, избегая ошибок родственников, он построил бы лучший мир.       — Пока что я сберегу это знание, — произнес Диртамен, повернув голову к вороньим клеткам. Облаченные в птичью плоть Обман и Страх с любопытством наблюдали за ним черными, как смоль, глазами. — Интересно узнать, что наша королева-мать будет делать дальше. Если ее действия спровоцируют очередной мятеж, то наше решение очевидно.       В то время, как Диртамен сохранял холодное спокойствие, эмоции Фалон’Дина бушевали, подобно грозе, обрушившейся на столицу. Мать, от которой он меньше всего ожидал какой-либо подлости, предала свою плоть и кровь, выбрав сторону нищих. Женщина, подарившая ему жизнь, вернула в мир того, кто так стремился эту жизнь отнять, на долгие годы погрузив империю в хаос.       За окном снова вспыхнула молния, ослепив эвануриса на пару секунд. И Диртамен прикрыл глаза, откинув голову назад.       Внезапно он почувствовал, как русло истории меняет свое течение, и события, которые грянут в будущем, навсегда изменят империю, которую его семья защищала тысячелетиями.

***

      Десилас нашла Забытого в глубинах катакомб, в одном из крупнейших семейных склепов. Каменные гробы расположились полукругом, а в центре зала стоял саркофаг с необычным содержимым: внутри лежала овальная капсула из переливающегося прозрачного камня, в которой был заключен эльф. Он не выглядел мертвым, а казался заснувшим, но именная табличка у его изголовья стерлась со временем и прочесть по ней происхождение покойника было невозможно.       Анарис стоял рядом с этим саркофагом и водил рукой по гладкой поверхности минерала. И тот реагировал на его прикосновения тихим гулом магии – старый защитный барьер все еще отвечал на посягательства извне, но за века настолько истощился, что не мог спугнуть нарушителей вечного покоя ушедших из мира элвен.       — Ты знаешь, кто это, Десилас? — продолжая своими пальцами дразнить магический щит, спросил альбинос, даже не удостоив свою помощницу взглядом.       — Нет, — честно ответила эльфийка. — Рабов не учат истории.       Анарис усмехнулся и пояснил, обведя помещение рукой:       — Здесь покоятся члены династии, основавшей Элвенан. Последний представитель их рода был королем во время Великой войны и погиб в решающей битве, — Анарис взглянул в лицо мертвеца, — и тогда кончилось правление одной семьи и началась эпоха эванурисов.       — И при них королевство средних размеров превратилось в богатую империю, центр мира, — подхватила мятежница, встав рядом с Забытым.       — Да, сперва казалось, что лучше них никто бы не справился с этим. Но они забыли свое место. Забыли, что были рождены от союза мужчин и женщин, а не созданы самим солнцем и выброшены в мир из пучин океанов. Они вознесли себя на небеса, оставив свой народ гнить на земле. Это непростительно.       Десилас посмотрела на лицо мага крови, но оно оставалось невозмутимым, словно произнесенные им слова уже не вызывали у мужчины никаких эмоций. Она хотела бы продолжить развивать эту тему и дальше: узнать так много, сколько Забытый позволил бы, но тема королей прошлого была так далека от ее понимания, что время, в котором она живет, казалось ей намного важнее.       — Почему здесь?       Анарис оживился и, отстав от саркофага, начал бродить по склепу.       — Здесь много королевских костей и аура смерти наиболее сильно чувствуется именно в этом помещении. Даэрнталу здесь понравится, он сможет быстро восстановить силы… Возможно, кого-то из них он даже воскресит, чтобы попугать эванурисов и напомнить им о том, как они получили свою власть.       — Вы верите, что Фен’Харел найдет для вас ключи? — осторожно спросила Десилас. Увиденное ею у алтаря Митал подорвало ту хлипкую надежду на безоговорочную верность Ужасного Волка их общему делу. И пусть те реплики эльфа, что ей удалось услышать, и говорили о его тревогах за клейменный народ, знание того, что в своих попытках освободить их Солас готов пожертвовать Забытыми, уже не ставилось ею под сомнения.       Но она молчала и не говорила Анарису о том, что узнала. Эльфийка понятия не имела, как годы тюрьмы изменили ее господина. С виду мужчина остался прежним, но что-то в его красных глазах, в его движениях и легкости, с которой он наносит себе раны, пугало ее. И, если раньше Анарис оплакивал каждого эльфа, принесенного в жертву во имя победы, то сейчас он говорил об этом так непринужденно, словно все ныне живущие были специально для этого рождены. К тому же Десилас боялась, что рано или поздно он решит использовать ее кровь, и поэтому все чаще думала об эванурисах, которые строго пресекали любую «извращенную» магию.       — Нет, не найдет, — ответил Анарис. — Он не до конца честен со мной. Я знаю, что с губ его слетает ложь, когда речь заходит о наших «великих» богах. Возможно, он не смог окончательно оборвать старые привязанности, или наш ручной Волк просто боится их. Но все-таки я заполучу то, чего хочу.       — И как? Вам нельзя показываться во дворце! — Десилас всплеснула руками.       — Камни скрыты не там, а запрятаны в местах, на которые мало кто может подумать, — Анарис задумчиво почесал подбородок. — Возможно, что при помощи карты и специально зачарованного на поиск кристалла я смогу найти его.       — И вы точно знаете за что надо ухватиться, чтобы обнаружить магический след? Вам знакома аура этих предметов?       — Каждый из этих камней уникален и неповторим, но при их создании эванурисы использовали нашу кровь.       — Фен’Харел сказал, что тот артефакт, которым он владел, рассыпался в прах, после того, как он вас освободил.       Анарис кивнул и его бледные губы затронула тень улыбки.       — Верно… Эванурисы уважали нашу силу когда-то, а потому сохранили возможность вызволить нас в случае угрозы, с которой империя еще не сталкивалась. Дважды, сказал мне Эльгарнан, дважды я могу освободить вас, но потом заключение ваше будет вечным и ни одна сила не сможет вытащить вас на свободу, в реальный мир.       — Значит, ключей было создано по числу наших владык? По одному на каждого?       — Кроме Митал. Она настолько желала нашей казни, что отказалась создавать для себя ключ. Однако она была вынуждена помогать Гиланнайн при постройке нашей темницы, ведь другие могли что-нибудь напутать, оставив в защите брешь.       От Десилас не ускользнуло то, как Анарис поморщился, стоило ей произнести «наши владыки», но эльфийка уже настолько привыкла выражаться именно так, что слова вылетали изо рта прежде, чем она успевала их осознать и обдумать, уместны они или нет.       Поняв, что урок истории окончен, девушка поспешила оставить своего господина и помчалась за всем необходимым в одну из верхних комнат. Покуда сама она не шибко часто использовала свой дар, то вместо своей скромной спальни мятежница зашла в кабинет Соласа. Это было тесное помещение, в котором, к тому же, царил настоящий бардак. Постель, вплотную придвинутая к стене, была не застлана, а рабочий стол завален разными магическим атрибутами, среди которых Десилас рассмотрела элементы для создания нового посоха. Из невысокого книжного шкафчика едва ли не вываливались впихнутые впритык друг к другу дневники самого мага, записывающего каждое узнанное в Тени заклинание, однако наиболее ценные фолианты лежали на шкафу, бережно завернутые в ткань.       Десилас подошла к столу и начала обыскивать ящики. Карту она могла взять у себя, но вот кристалл мог иметь только маг, всерьез развивающий свои способности. Ждать, когда Волк вернется и выпрашивать у него разрешение на его использование было слишком затратно по времени. К тому же Солас мог отказаться одолжить кристалл и попытаться помешать Анарису найти остальные ключи. Разумеется, он бы сделал это скрытно, повредив магическую вещицу, а затем списав это все на случайность. Мол, кристалл с самого начала был испорченный.       Шаря рукой по деревянным ящикам, эльфийка наконец нашла то, что искала и вытащила наружу белый непрозрачный минерал, который более всего походил на ледяную сосульку, но был теплым и прочным. Затем Десилас сбегала, нашла у себя карту и вернулась к ожидавшему ее Забытому. Тот сидел на полу в центре ритуальной пентаграммы, по контуру которой были расставлены свечи, подожжённые завесным огнем. Эльфийка отдала ему кристалл и карту, а сама отступила, почувствовав внезапный прилив страха, вызванный не инстинктами, а пробуждающейся магией.       Анарис расстелил перед собой карту, тихо прошептал пару слов, и белый камень завис над детальным изображением столицы, медленно вращаясь вокруг своей оси. Затем Забытый снял свои перчатки, явив миру покрытые рубцами шрамов руки с воспаленными от ран ладонями, и достал из складок своего черного одеяния нож. Пройдясь острозаточенным лезвием поперек основания кисти, он быстро перевернул руку, чтобы кровь, сочащаяся из тонкой красной полоски, дорожкой из рубиновых капель окропила карту. Левитирующий в воздухе кристалл зажегся яркой звездой, на несколько секунд разогнав все тени в зловещем склепе, а после начал вращаться с бешеной скоростью, сопровождая это действо нарастающим писком, сильно раздражающим тонкий эльфийский слух. Неожиданно капли крови на карте двинулись в разные стороны, оставляя за собой красный след. И, что девушка с удивлением подметила, двигались они исключительно по дорожкам, огибая улицы, скверы и парки. Некоторые из них, что текли по одному и тому же направлению, слились воедино и, образовывая капли побольше, поползли дальше. Всего их было три, и остановились они в весьма любопытных точках.       — Какова ирония, — пробурчал Анарис, поднимаясь на ноги.       Он вышел из круга, вновь натягивая на руки свои перчатки.       Десилас задумалась, почему ключей оставалось пять, а кровь указала лишь на три места, но потом поняла, что Гельдауран не является родственником Даэрнтала и его старшего брата, и ключи от его камеры Забытому придется искать каким-нибудь другим образом.       — У меня для тебя задание, Десилас, — Анарис встал рядом с ней, и девушка высоко задрала голову, чтобы взглянуть в его лицо. — Тебе придется отправиться в имение, которое некогда принадлежало моей семье. Ключ Даэрнтала там, в секретном подвале, где когда-то нас с братом обучал магии наш наставник. Но после войны подвал был превращен в хранилище. Справишься?       — Для вас все что угодно, владыка, — эльфийка поклонилась. — Но где вы добудете тот камень, что отпирает темницу Гельдаурана?       — Я догадываюсь, где он может быть, — Анарис оглянулся назад, на сотворенную им пентаграмму с картой внутри. — Они запрятали их в самых значимых для себя местах. Второй ключ Даэрнтала спрятан под городской ареной, воздвигнутой на поле, где когда-то мой брат сошелся с Андруил, а еще один камень, но уже мой, где-то под статуей Эльгарнана, что свысока взирает на столицу.       — Словно он втоптал вас в землю, — задумчиво произнесла Десилас, но тут же закрыла рот, поймав на себе предупреждающий взгляд алых глаз.       «Я еще не проиграл», — читалось в них.       Эльфийка поежилась и, отвесив еще один низкий поклон, попятилась к выходу из склепа. В уме она воспроизвела изображение карты, подметив, что только два места, которые эванурисы не обделяли своим вниманием, не были отмечены кровью Анариса. Святилище Сына Солнце, некогда разоренное отрядом, в котором состоял муж Десилас, по приказу Гельдаурана; и Вир Диртара – сосредоточие знаний, уникальная библиотека, построенная на месте разлома между мирами, образовавшегося вследствие кровопролитной битвы между Забытыми и эванурисами. В памяти эльфийки сцена того сражения отпечаталась картинами чудовищных магических вспышек, звуками криков, ликованием демонов и землей, дрожащей под ногами от силы произносимых заклинаний.       Оставшись наедине с собой, лидер повстанцев снова подошел к саркофагу короля, словно желая получить у него благословение, и, замерев и плотно закрыв глаза, начал колдовать, вбирая в себя силу барьера и меняя свой облик.