Unbound

      Обугленные фолианты кружились в воздухе, затянутые в потрескивающие энергетические воронки, тлеющий страницы плавно оседали на пол, многочисленная мебель превратилась в зависшие над землей щепки. Однако не было ни криков, ни иных звуков. Залы некогда великолепной Вир Диртары утонули в гнетущей тишине, и не было добрых духов, что сновали бы среди книжных лабиринтов и щедро делились знаниями. Впрочем, как не было и тех, кто мог бы эти знания с жадностью впитать.       Диртамен остановился возле горстки пепла, оставшейся от грозного библиотекаря и, хмыкнув, развернулся к последнему живому архивариусу, сцепив руки в замок за спиной.       Создание, служившее проводником для жаждущих знаний, было ужасно слабо после всего, что ему довелось пережить. Оно порой исчезало, теряя очертания, и эванурису приходилось подпитывать гил-дирталена своей магией, чтобы тот окончательно не прекратил своего существования. Расколотая личность духа сыграла с ним плохую шутку – вор, проникший в библиотеку, пытал архивариуса, поочередно уничтожая осколки его сознания и иных порождений эмоций, свойств и чувств, которым не повезло оказаться поблизости. Их развоплощали и развеивали, стирая с лица этого мира, и все лишь для того, чтобы призрачный проводник указал секретный проход в подземные комнаты, которые, подобно музеям, хранили разные магические артефакты, собранные и созданные королями-магами за все годы их правления.       — Столько всего утрачено, господин, — стенал полупрозрачный оранжевый силуэт, оглядываясь по сторонам. — Эта пустота еще не скоро заполнится.       — Мы потеряли много замечательных духов, — Диртамен кивнул, — но то, что может произойти в ближайшем будущем, принесет куда больше горечи и страданий в этот мир.       Хранитель Тайн медленно приблизился к архивариусу, и глаза его полыхнули синим пламенем в прорезях новой лазуритовой маски, лишенной какого-либо выражения.       Дух поник, словно слова бога ударили по нему хлыстом боли. Его и без того изменчивое тело начало распадаться и тускнеть, но Диртамен одним усилием воли зажег искру жизни в груди существа, заставив его поднять голову.       — Говори, что еще ты видел, — мягко, но в то же время требовательно приказал король.       — Я чувствовал боль каждого из них… — гил-диртален в очередной раз начал терять концентрацию, утопая в воспоминаниях. Покуда мысли между духами пролетают быстро, шквал боли иных обитателей этого места захлестнул архивариуса прежде, чем он успел дать какой-либо отпор чужаку. И боль эта выжгла глубокий отпечаток на его сознании и сущности, едва не превратив доброе создание в ужасного монстра.       — Да, нарушитель причинил им боль. Но ты поможешь мне воздать по заслугам тому, кто это сделал, если вспомнишь, кто это был.       — Его глаза… Глаза друга были красны, словно в теле его поселился сам Гнев.       Диртамен посмотрел на архивариуса, расширив ауру спокойствия вокруг себя так, чтобы дух попадал в радиус ее действия. Он и без его слов уже догадался о том, что чудовищем, безжалостно истребившим духов, был Анарис, а не один из его подпольных агентов, но ему нужно было словесное подтверждение от существа неспособного лгать, чтобы развязались те невидимые путы, не позволяющие ему действовать.       — Друга? — удивленно спросил он, гадая, чью внешность примерил на себя Забытый, чтобы духи сочли его близким себе.       — Да… То был молодой северянин, который трудолюбиво учился и исследовал магию, сбежав из дворца и отказавшись от покровительства своей богини. Солас.       Диртамен нашел в себе силы подавить усмешку, растянувшую его губы под маской. Отклик Фалон’Дина был неуместен, и его реакция волной удовлетворения пробежала по телу, заставив скрытного и спокойного бога вздрогнуть.       Еще одно подтверждение предательства. Еще одна ниточка, за которую он когда-нибудь с силой потянет, чтобы сместить Луну и Солнце с небесного престола.       — Что ты здесь делаешь? — голос Митал разрезал воздух и заставил магию отступить. Аура спокойствия рассеялась, книги и деревянные щепки попадали на пол. Диртамен ощутил подступающий к нему холод и почувствовал себя совершенно одиноким и беспомощным – это страх гил-дирталена, отсеченного от Тени и остальных частей себя, передавался стоящему рядом магу. Однако эванурис быстро взял себя в руки и наложил на стоящего рядом духа заклятье забвения.       Диртамен резко развернулся, посильнее натянув синий капюшон на голову и поправив шарф из королевского шелка на шее.       Митал шла к ним в сопровождении своей дочери, Силейз. Верховная королева выглядела строго и решительно – полы черной юбки с тихим шелестом тянулись за ней длинным шлейфом, а авантюрины в зубчатой короне из обсидиана искрили золотыми вкраплениями. Силейз в своем серебристом платье из струящейся ткани выглядела не так внушительно и казалась бледной тенью на фоне своей великой матери. И даже бриллианты, украшающие серебреный венец на ее голове, потемнели и не сверкали гранями.       Диртамен потянулся к ней мыслями и сразу же ощутил ту печаль, что поселилась в сердце его сестры. Лорд Кимрин был для Силейз верным союзником и добрым другом, отстаивавшим интересы золотоволосой королевы, когда ее не было в столице. Его потеря стала серьезным ударом для нее, и даже ревнивый Фалон’Дин, чувствуя ее скорбь, смягчился и не стал прорываться наружу сквозь непоколебимое спокойствие своей второй личины.       — Приветствую, — Диртамен опустил голову и чуть наклонился вперед в смиренном поклоне. Получив одобрительный кивок от драконьей владычицы, он посмотрел на ее дочь и сказал:       — Сочувствую твоему горю, дорогая сестра. Лорд Кимрин был достойным представителем своего рода и жаль, что смерть забрала его у нас в столь неподходящий момент.       В глазах Силейз блеснули слезы, и богиня зажмурилась, задержав дыхание. Когда Митал обратила взгляд на свою дочь, та уже совладала с эмоциями и казалась спокойной и собранной, однако старшему брату ничего не ответила.       Богам нельзя показывать своих слабостей. Даже перед духами, ведь мысли между ними проносятся так быстро… Не уследишь – и все поймут, что никакой божественности нет; что они такие же элвен, как и все, и смерть от удара зачарованным клинком в сердце для их телесного воплощения также естественна, как и закат солнца по окончанию дня.       Диртамен переместил руки вперед и снова сплел пальцы в замке, но уже на животе, а не за спиной. Жар силы, исходивший от Великой Защитницы, заставлял его чувствовать себя неуверенно, поэтому он и носил маски, скрывающие его эмоции, если это не удавалось сделать второй ипостаси.       — Я был неподалеку, когда все произошло, — ответил он прежде, чем Митал успела повторить свой вопрос, угрожающе понизив тон. — Элвен, почувствовав дурное, взмолили о помощи, и я не мог это игнорировать.       — И я благодарю тебя за твою заботу, — то напряжение, которое возникло между матерью и сыном, когда королева переступила порог библиотеки, спало, и в глазах Митал Диртамен увидел облегчение и слабую искорку радости.       — Случилось то, чего мы все ожидали, верно? — тихо спросила Силейз, с сожалением глядя на парящего рядом гил-дирталена. — Анарис достал ключ, чтобы освободить своего брата. Вскоре он найдет способ вызволить из плена и... Гельдаурана, а мы так и не смогли ему воспрепятствовать! Спрашивается, почему? У нас самые лучшие шпионы и воины, повсюду множество защитных заклинаний и ловушек, но этот проклятый маг крови все равно добился желаемого!       — Умерь свой пыл, Силейз, — тут же отозвалась Митал, — И не забывай, о ком ты говоришь. Анарис не простой мальчишка с улиц, возжелавший власти. Некогда он был к нам близок, и, видимо, уже тогда он нас изучал. Мы не знаем, когда именно Гельдауран смутил его сознание и настроил против нас, зато он хорошо осведомлен о наших навыках и наиболее часто используемых заклинаниях. Он умеет обходить и разрушать их…       — А кровь повышает его силу, делая врагом, которого стоит уважать и бояться, — закончил за нее Диртамен, получив награду в виде одобрительного материнского кивка.       — Но мы не позволим ему вернуться на Перекресток и закроем элювианы до тех пор, пока Анарис не будет пойман, а ситуация с рабами улажена.       — А как же Джун и Андруил? — озадачено поинтересовалась Силейз.       — Им следовало вернуться в столицу, когда о возвращении Забытого стало известно, но они этого не сделали, — Диртамен заметил, как рука Митал дрогнула, собираясь сжаться в кулак, но глава эльфийского пантеона быстро отпустила свой гнев. — Теперь пусть добираются пешим ходом.       — Моя королева-мать, — вновь привлекая все внимание к себе, позвал Хранитель Тайн. — Боюсь, наш великолепный владыка Эльгарнан запретил закрывать зеркала.       Брови Митал в удивлении изогнулись, а Силейз нахмурилась. Для них обеих это было новостью, и только Диртамен знал о новом указе своего отца. И знанием этим он решил поделиться.       — Сегодня утром Сын Солнца получил рапорт от одного из своих пограничных разведчиков. Он поведал ему о кровопролитных стычках с «быстрым» народом у южных границ империи. Шемлены наглеют, и Эльгарнан намерен вернуть их в пещеры, из которых те когда-то повылезали, если в ближайшее время ситуация не изменится, и для этого ему нужны элювианы. К тому же Гиланнайн выводит очередное создание в мир и ей нужен быстрый доступ к Золотым равнинам – пока что единственному месту, где те могут существовать в гармонии с природой.       Услышав новости, Митал помрачнела. Диртамену даже показалось, что она сгорбилась и побледнела, а в глазах ее отразилась многовековая усталость. Ей не нравилось то, что Эльгарнан не может пренебречь собственным удобством ради своего государства. И что уж говорить про Гиланнайн, которая не всегда может совладать с создаваемыми ею же тварями. В памяти бога тайн всплыл долгий поход под землю, организованный после одного из неудавшихся экспериментов Матери Галл. Тогда ему и Митал пришлось спускаться к разгоряченным недрам земли, используя широкие подземные туннели, вырытые гигантским червем. То путешествие полнилось опасностями и тревогами, ведь червь, как и всякий паразит, питался кровью, только в отличие от своих природных и более мелких сородичей, вритрен* пил кровь титанов и рисковал одного из них разбудить. Тогда им удалось остановить прожорливую тварь: Митал обернулась драконом и опалила его рыло, в то время как бог тайн, будучи Фалон’Дином, проткнул тело червя священным мечом.       — Я поговорю об этом с супругом и уже завтра все входы в Зазеркалье будут перекрыты, — проговорила Митал с такой уверенностью, что ее дети разом приободрились, и даже дух успокоился, хотя изнутри его по-прежнему грызла печаль.       — Разумеется, вы с ним поговорите, — согласился Диртамен. — Мы все с ним поговорим, ведь именно сегодня вечером Эльгарнан созывает совет.       Тень раздражения пробежала по лицу Великой Защитницы. Ей не нравилось узнавать все новости последней, однако Диртамен оказал ей услугу, предупредив о вечернем собрании, ведь Эльгарнан не приглашал на него свою супругу и дочь, зная, что они уже заранее настроены против всех его планов.       — Если позволите, я вас покину, — вырывая Митал из раздумий, произнес Диртамен. — Я должен продолжать свои поиски.       Силейз, поняв, что беседа закончена, увлекла архивариуса за собой и начала восстанавливать библиотеку, магией возвращая книги на полки и наводя порядок. Митал коротко кивнула, пусть и насторожилась столь внезапному рвению сына выполнять приказ отца, но спрашивать ничего не стала и направилась к потайным комнатам с разными старинными вещицами.       Диртамен покинул библиотеку и вышел на улицу. Небо имело пепельно-серый цвет, плотный облачный покров заслонил собой солнце. Голубая плитка под ногами была влажной, и в неглубоких канальцах, образовавшихся на месте стыков, была вода. Казалось, что только ряды деревьев с шапками из зеленых листьев радуются такому обилию живительной влаги, в то время как остальных жителей города, а также промокших и замерзших животных, постоянные дожди и мрачность дней раздражали.       Бог тайн поднял голову, и два ворона, петляющих между шпилями башен Вир Диртары, спикировали вниз и, каркая, уселись на его плечи, вцепившись острыми когтями в ткань.

***

      Солас стоял возле небольшого каменного алтаря, на который он возложил свое подношение. Подожжённые палочки благовоний, расставленные вокруг его дара богам, щекотали нос ароматами ладана и мирры.       В городской молельне народу было немного: парочка работников реконструировала обвалившуюся мозаику Андруил, несколько прихожан молились у алтаря Эльгарнана, а две эльфийки мыли полы, оттирая золотую плитку в центре зала и под длинными скамьями.       Солас не верил в богов, но ему было приятно находиться здесь. В молельне царило удивительное спокойствие, которого магу давно не хватало, и он пользовался каждой минутой, чтобы восстановить душевное равновесие и силы для продолжения избранного им пути. К тому же, делая подношения в память тех, кого уже не было среди живых, он извинялся перед всеми, кого подвел и предал. Это было болезненное, но мотивирующее напоминание, которое толкало его вперед, отсеивая сомнения и приглушая желание все бросить и начать жить с чистого листа в какой-нибудь далекой от столицы деревушке.       С каждым днем дела становились все хуже и хуже. Разумеется, ужасные новости не разглашали среди толпы, чтобы избежать паники среди населения, но Волк понимал, что что-то не так. Помимо увеличившегося количества стражников, рыскающих по улицам, его настораживало поведение рабов. Большинство из них стало игнорировать приказы своих хозяев и покидать их дома. До Соласа даже доходили слухи, что какая-то молодая девушка отхлестала своего господина кнутом и подожгла его одежду, за что ее сразу казнили, однако проверять правдивость этой истории не было смысла: будь оно так, нижний район уже полыхал бы в огне, а разгневанные аристократы возмездия ради избивали бы нищих.       Солас встряхнул головой, выгоняя из сознания мрачные и лишние на данный момент мысли. Он хотел отсрочить ту ужасную минуту, когда ему придется покинуть молельню и вновь окунуться в бушующие волны его нынешней жизни. Вновь предстать перед Анарисом и заставить себя исторгать перед ним ложные истории, чтобы завести Забытого в тупик, сбив с основного пути. Вновь обучать рабов заклинаниям, видя их затуманенные мороком глаза, и ожидать, когда Митал передаст ему дальнейшие распоряжения.       Услышав чей-то голос, Солас оглянулся, и увидел как в молельню заходит стражник. Это место было священно и проливать здесь кровь было запрещено, а значит, блюститель порядка пришел сюда с той же целью, что и сам Волк. Сняв свой шлем из красной стали, он пригладил волосы и опустился на одно колено у алтаря Андруил, на груди у него красовалась ее эмблема, а в ножнах из галльей кожи, висевших на широком поясе, покоился меч с эфесом, инкрустированным темно-красными драгоценными камнями. Стражник не заметил Волка, но маг решил не рисковать и не ждать момента, когда тот окинет зал взглядом и увидит его. Поднявшись на ноги, Солас закутался в свою черную накидку, посильнее натянув капюшон на лицо, и медленно, чтобы не вызывать подозрений, направился к выходу.       Рилофир ждал его снаружи, спиной оперевшись на колонну, переливающуюся завитками магических рун. Увидев друга, бывший охотник с шрамом на щеке кивнул в сторону площади. Солас посмотрел туда, куда он указывал, и разрешил себе улыбнуться.       На площади двое эльфов, заливаясь краской вплоть до кончиков острых ушей, целовались, а вокруг них кружил сияющий силуэт Любви. Чистая и искренняя любовь между эльфами в последнее время была явлением редким – судьбы большинства из них были решены еще в раннем детстве и браки заключались в основном для закрепления или улучшения положения семьи. К тому же, в столь мрачный день публичное проявление подобной нежности к друг другу поднимало настроение и умиляло всех, кому посчастливилось парочку заприметить, и в мыслях тут же проносились картинки солнечных, лишенных всяких забот дней. Дней юности и невинности, когда весь мир кажется радужной сказкой, из которой исключили зло и горести.       — Ну хоть у кого-то дела идут хорошо, — с грустной усмешкой прокомментировал Рилофир и, отстранившись от колонны, направился к одному из переулков.       Солас последовал за ним, мысленно пожелав влюбленным счастья, и вскоре нагнал эльфа.       Они прошли по узкой улочке и завернули за угол, пройдя мимо магазина со свежей выпечкой и разнообразными десертами. Глядя на маленькие пирожные, Волк почувствовал, как рот наполняется слюной и сглотнул.       — Как там Анарис? Эльфов еще не режет? — спросил охотник, стараясь придать своему вопросу шутливый и несерьезный тон, чтобы не испортить настроения другу. Однако Солас все равно поморщился и ответил весьма неохотно:       — Проповедует свою истину эльфам, создает свое королевство внутри империи и сидит на троне среди костей.       — А Митал? Что она приказала тебе делать? — Рилофир повернул к нему голову, глядя на мага единственным видящим глазом.       Солас пожал плечами.       — Снабжать его байками и ждать ее дальнейших распоряжений.       — Слушай, а ты не думал о том, чтобы взять инициативу в свои руки, лично возглавить это восстание и поскорее приблизить дело к развязке? Ты ведь сам видишь – воздух загустел от напряжения, словно вот-вот все рванет, но при этом не происходит абсолютно ничего.       — Думал, — признался Солас, — однако после визита в Черную крепость понял, что мне недостает сил, чтобы противостоять хотя бы одному из эванурисов. У Анариса эта сила есть.       — Я сомневаюсь, что он освободит рабов. Мне кажется, ему до нас нет никакого дела. Мы – инструменты в его руках, нашими стараниями он завоюет себе трон, но ничего не изменится. Максимум: крестьяне и элита поменяются местами, и все равно кто-то будет страдать. Может, пора перестать быть ведомым и начать вести самому?       — Если бы я только мог манипулировать Анарисом, я бы уже это сделал. Я заметил, что он тревожится за брата и наставника. Они – его слабость, но я не имею никакой власти над ними, а потому и не могу управлять Забытым.       — Но ты можешь первым найти ключи и шантажировать его их уничтожением, подмять его под себя…       — Очень оптимистично, — оборвав Рилофира на полуслове, съехидничал Солас.       Охотник вздохнул и грациозно перепрыгнул через лужу, преградившую им путь. Солас не стал за ним повторять и прошагал по воде, с удовольствием погружая пальцы в холодную жидкость.       — А что еще остается? Не пойми неправильно, но после решения Митал освободить Анариса я… сомневаюсь в ней. Может, она просто создает повод, чтобы возглавить карательную операцию и пресечь любые повстанческие волнения? Выявить предателей и устранить их, вернув покой своей любимой знати?       — Митал не плевать на свой народ, — резко возразил Солас. Резче, чем рассчитывал, и Рилофир это заметил. — Но она не может открыто пойти против остальных эванурисов. Это дало бы начало расколу среди их семьи, и за этим последовала бы кровопролитная дележка земель.       — Что это я слышу? Восхищение в голосе?       Солас прикусил губу и отвернулся от друга, рассматривая многочисленные торговые лавки, растянувшиеся вдоль широкой площади, закрытой от осадков золотым магическим куполом. Дождевая вода портила товар и поэтому купцы возвели мерцающую защиту.       — Я восхищаюсь ее храбростью, — спустя пару секунд паузы, ответил Волк, — Нужно обладать немалой смелостью и уверенностью в себе, чтобы решиться выпустить на волю давнего врага и использовать его в своих интересах.       — Эванурисы не объединятся, — с грустью отозвался Рилофир, покачав головой. — Времена, когда они могли договориться и найти для себя точки соприкосновения, прошли. Я понимаю это. Ты понимаешь это. Митал же застилает взор привязанность к родным, и она не видит того, что они давно перестали быть теми милостивыми владыками, которыми некогда были. Они не будут слушать ее и вряд ли станут терпеть, если она будет пытаться ограничить их власть и указывать им, что делать.       — Дай ей шанс, мой друг, — Солас положил руку на плечо спутника и крепко сжал. — Если бы она и впрямь позволяла привязанности затмить свой разум, то не продержалась бы так долго во главе эльфийского пантеона.       — Все рано или поздно подходит к концу, — мрачно сказал Рилофир. — Даже то, что может казаться вечным. Все ошибаются. Даже боги.       «Их божественность – величайшая ложь», — прорычал в мыслях Соласа голос альбиноса. Его наставления все-таки отложились в памяти молодого мага, и Волк про себя отметил, что не испытывает никаких негативных эмоций в связи с этим. Ведь эванурисы и вправду не были богами. Они были могущественными магами и силы их проложили им путь к трону, но при этом они оставались эльфами. Эльфами, с одной из которых Солас когда-то делил ложе и ради которой творил ужасные вещи. Они позволяли себе играть чужими жизнями во имя собственного веселья, а не благих целей, и это следовало прекратить. Чего бы это не стоило. Лучше устроить одну масштабную битву и по ее окончанию начать восстанавливать мир, чем жить короткими передышками между чередующимися одна за другой войнами.       Солас уже собирался развеять сомнения друга, как почувствовал чужое прикосновение к своему разуму. Ненавязчивое магическое воздействие, словно легкий туман, чье холодное щупальце коснулось его мыслей. Кто-то хотел привлечь его внимание к себе, и сила этого эльфа казалась светлой, словно тот был еще очень молод.       Маг остановился и оглянулся. Рилофир нахмурился и начал оглядываться по сторонам, рука его тут же ухватилась за рукоять кинжала.       — Что случилось? — озадачено спросил он.       — За нами кто-то идет, — ответил Волк, пытаясь высмотреть незнакомца среди прохожих.       Лица эльфов были расслаблены и в них не чувствовалось той концентрации, которая необходима новичкам во время сотворения заклинаний.       — Десилас? — предположил Рилофир.       — Нет.       Энергетика медноволосой мятежницы была Соласу хорошо знакома. Ощущение при соприкосновении с ней напоминало магу дуновение холодного ветра, вызывающего мурашки на коже. Но та сила, которая пыталась залезть к нему в голову сейчас, ощущалось иначе, и в мыслях Волка возникала ассоциация в виде картинки искрящегося под солнечными лучами белого снега.       Солас настроился на то, чтобы ухватиться за этот белый магический усик и пойти по его следу, но не успел он реализовать свой план, как Рилофир ухватил его под руку и оттащил в ближайшую подворотню и прижал к стене.       С губ охотника тут же сорвалось быстрое заклинание, скрывающее их ауры от других магов, и Солас понял его замысел и не сказал ни слова.       Они стали ждать, и вскоре незнакомец показался сам. Проследовав за ними, он прошел под аркой и оказался в маленьком дворике, уткнувшись в тупик. Когда незнакомец обернулся, Солас и Рилофир перекрыли ему единственный путь к отступлению.       Это оказался бледный эльф-подросток в сером плаще, скрывающем под собой кольчугу, однако зеленый валласлин и высокие золотые поножи с ликом Митал на коленях выдавали в нем служителя Великой Защитницы. Солас вспомнил его. Это был тот молодой послушник, с которым Митал разговаривала, когда Волка приволокли к ней для допроса.       Юноша, увидев их, не стал искать способов скрыться. Он только изучил Рилофира взглядом золотых глаз, после чего посмотрел на Соласа.       — Тебя послала Митал, верно? — спросил Волк.       Эльф сперва удивился, но не стал отпираться и кивнул. Рилофир фыркнул.       — Вот так просто поверишь ему? А вдруг это шпион?       — Я видел его с ней, к тому же она обещала прислать мне своего связного. Не верить смысла нет.       — Я, Сенан, — сказал подросток, и маг подметил, что у него ломается голос. — И я не стал бы тревожить вас, если бы не заметил, что ручные демоны Фалон’Дина следуют за вами по пятам.       Рилофир и Солас переглянулись.       Для Волка стало настоящей неожиданностью то, что один из эванурисов пустил по его следу своих ищеек. Неужели он как-то себя выдал? Или же это Анарис натолкнул мага-короля на его след, чтобы отвести внимание от себя? В конце концов в шахматной игре пешками всегда жертвуют с необычайной легкостью.       — Кроме того, я почти уверен в том, что им приказано схватить тебя, Волк. И я не могу допустить этого, — сказал Сенан, горделиво вскинув подбородок.       Солас усмехнулся бы, если б его мысли не заняли слуги Фалон’Дина. Этот юноша явно переоценивал свои способности, но при этом маг не мог отрицать того факта, что Сенан проявил себя очень вовремя.       — И что же ты намерен делать, парень? — не скрывая насмешки, спросил Рилофир. Вид Сенана и ему не внушал особой уверенности в силах эльфа, и, в отличие от Соласа, охотник этого не скрывал.       Послушник одарил его строгим взглядом и сложил руки на груди.       — Я приму облик Ужасного Волка, и мы вместе с тобой отвлечем их внимание на себя, — Сенан повернулся к Соласу. — А ты в это время отправишься на встречу с Митал в Поющие сады. У нашей госпожи есть к тебе разговор.       Солас, задумавшись на секунду, кивнул, одобряя эту идею.       Пока удивленный внезапным поворотом событий Рилофир стоял на страже, эльфы поменялись одеждой. Броня служителя Митал была Соласу маловата, но он легко изменил размер, с помощью одного несложного заклинания подогнав ее под себя. А его одежда, наоборот, была юноше велика, но тот изменил свой облик и сразу стал выше и шире в плечах.       Его молодое лицо производило ошибочное впечатление, и оттого Сенан казался юным и неопытным. На самом же деле он хорошо владел магией и без постороннего вмешательства изменил свою внешность. Солас даже почувствовал укол обиды, заметив, что Сенан искривляет пространство вокруг себя, затрачивая вдвое меньше маны, чем обычно использовал он сам. Но Волк быстро утешил себя осознанием того, что Сенан учился магии под бдительным взором Митал, в то время как он сам страдал от нехватки знаний под боком у Андруил, а после пытался самостоятельно наверстать все упущенное, сидя в Вир Диртаре.       Не обращая внимания на вспыхнувшую где-то в груди искру зависти, Волк взглянул на Сенана, увидев в нем себя.       — Не думал, что у меня столько веснушек на носу, — подметил он.       — Зато я красивый, — парировал Сенан, глядя на Соласа, принявшего его облик. Видимо, шутил юноша нечасто, а потому Волку начало казаться, что тот пытается произвести впечатление «своего» на Рилофира, который лишь хмыкнул, наблюдая эту сцену.       — Если вы закончили любоваться друг другом, то, думаю, самое время разделиться, — сказал он.       Сенан и Солас еще раз оглядели друг друга и проверили иллюзию на прочность. Когда выяснилось, что им не стоит опасаться быть распознанными, они кивнули охотнику.       — Мы выйдем первыми, а ты подожди пару минут и тоже уходи, — Сенан прошел вперед, но на ступеньках задержался и, не оборачиваясь, сказал:       — Будь осторожен и постарайся не навлечь на Ее Величество беду.       Солас ничего не ответил и лишь проводил своего друга и копию себя взглядом. Сердце бухнуло в его груди, и плохое предчувствие удушающей хваткой невидимых пальцев сжало горло. Ему совершенно не нравилось внимание бога удачи к своей персоне. Он чувствовал, что ступает по тонкому лезвию и его жизнь висит на волоске. А единственной надеждой если не на спасение от смерти, то хотя бы на ее отсрочку был разговор с Митал.