Unbound

      Солас сидел во внутреннем дворике напротив небольшого фонтанчика. Уже на протяжении нескольких часов мага изнутри снедала странная тревога и от дурного предчувствия путались мысли в голове. Однако журчание воды его успокаивало, даруя временное облегчение, и Волк, помня о том, зачем Митал взяла его с собой, магией обострил свой слух и обратил все свое внимание на двух эльфов, прохаживающихся неподалеку.       — Наши правители в последнее время заняты исключительно друг другом и совсем позабыли о своем государстве, — сказал высокий лорд с вьющимися каштановыми волосами.       — Истина ваша, — согласно кивнул эльф в плотно прилегающем к телу зеленом дублете с вышитым золотыми нитями изображением дракона на высоком воротнике. — Сколько крови пролилось сегодня ночью, когда псы Фалон’Дина вырезали несогласных молчать?       — Много, — ответил второй и остановился подле высокой статуи оленя, на чьих рогах, увитых плющом, расселось несколько цветастых птиц. — Слуги до сих пор смывают ее с мрамора. Убито несколько приспешников Силейз, один из охотников Андруил пропал. Воистину, стервятники пируют!       — Но вас ваша госпожа защитила, — с усмешкой заметил знатный эльф из свиты Митал.       — Она приказала мне держать язык за зубами до тех пор, пока Андруил не переступит порог этого дворца. Без нее Гиланнайн боится предпринимать что-либо.       — А не опасны ли такие слова? — с усмешкой спросил сторонник верховной из эванурисов, заправив за ухо прядь светлых волос, выбившихся из прически.       — Нынче все, что мы говорим, может стоить нам жизни, но это не повод молчать. Не советую вам забывать о том, что пока наши короли и королевы ставят капканы друг другу, вся власть у нас. И раз они ничего не предпринимают, то это сделаем мы.       — Боюсь, я вынужден возразить, — отозвался беловолосый, — Мы – лишь опора для наших владык, их верные слуги, чье служение предполагает заботу о целости империи. Но мы не имеем права действовать за их спинами.       Сторонник Гиланнайн нахмурился и сложил руки на груди.       — А что еще нам остается? — спросил он, немного помолчав. Повернув голову, эльфийский лорд окинул двор взглядом, задержав его на Соласе, по-прежнему спрятанном под обликом Сенана. Волк сделал вид, что читает молитву, призванную повысить сосредоточение и очистить мысли от разного рода искушений, но эльф, вкладывающий средства в поддержку исследований Матери Галл, все равно заговорил тише. — Если рабы имеют смелость переметнуться на сторону Забытого, то от них, как от предателей, надлежит избавиться. Среди моих знакомых много недовольных нынешним положением дел. Остроухие крысы имеют дерзость не повиноваться, уходить со службы. Некоторые даже воруют, а есть и те, что, обезумев, осмеливаются поднимать свои грязные руки на господ!       — Они простые эльфы, мой друг, — похлопав собеседника по плечу, сказал беловолосый, — а среди нашего народа много нетерпимых к несправедливости. Я искренне надеюсь, что Митал им поможет и Эльгарнан не будет препятствовать ей в этом. Все же, кое в чем Диртамен… То есть, Фалон’Дин, был прав. Если рабам будет нравиться их жизнь, то они никогда не перейдут на чужую сторону и, соответственно, не будут бунтовать.       Второй лорд собирался было что-то возразить, но тут появился сам бог удачи и тайн, и оба эльфа склонились в синхронном поклоне. За собой король-маг вел Забытого, пристегнутого на цепь, словно взбесившаяся собака.       Волк стремительно встал и тоже поклонился, но глаз не опустил и внимательно проследил за тем, как двое элвен пересекают двор. Летанавир казался измотанным, но глаза его ликующе мерцали. Впрочем, как и красные очи альбиноса, шествующего за его спиной.       Когда Фалон’Дин и Анарис скрылись в коридоре, что тянулся вплоть до тронного зала, Солас последовал за ними, а двое эльфов продолжили делиться друг с другом своими мнениями касательно происходящего в Элвенане. Последним, что услышал Волк за своей спиной, было то, что оба лорда назвали Фалон’Дина личностью крайне ненадежной, которой нельзя доверять власть в тех объёмах, что имелась у бога удачи на данный момент. И Солас был абсолютно с ними солидарен.

***

      Когда Хранитель Тайн вместе со своим пленником вошел в зал, Эльгарнан и Митал сидели на своих тронах и тихо о чем-то спорили, однако тут же умолкли, завидев сына. Силейз и Гиланнайн умостились на широких и высоких ступенях у королевских престолов главных эванурисов, но не смотрели друг на друга и не общались. Однако обе эльфийки оживились, увидев своего родственника и альбиноса, которого тот тащил за собой, дергая за сверкающую цепь с толстыми звеньями.       Кроме эванурисов, Забытого и молодого приспешника, закрывшего за Фалон’Дином двери, в помещении никого не было, и шаги бога гулким эхом отражались от мозаичных стен.       В то время как Хранительница Очага и Мать Галл облегченно вздохнули при виде схваченного Анариса, Эльгарнан помрачнел. Владыку, видимо, огорчал тот факт, что его своенравный потомок в очередной раз сумел избежать наказания, к которому Сын Солнца его приговорил. Митал же казалась абсолютно спокойной, словно все происходящее было ею заранее спланировано и ничего иного она от своего первенца не ожидала.       Приблизившись к трону, Фалон’Дин дернул за цепь, притянув к себе Забытого, и с силой пихнул его вперед, ударив по ногам, чтобы тот пал перед королем и королевами ниц.       Анарис шлепнулся на колени, но головы не склонил и с легкой усмешкой смотрел на Эльгарнана снизу вверх.        Член паствы Митал встал в стороне от богов и Фалон’Дин широко улыбнулся ему, на что тот ответил полным вызова взглядом.       «Волчонок в шкуре галлы, — подумал про себя бог удачи, — придет время, и я спущу с тебя обе эти шкуры».       Маг крови тоже повернул к юноше голову и нахмурился, присматриваясь. Однако Солас укутался в свой мираж настолько сильно и плотно, что чужой облик более не чувствовался чем-то посторонним и колебание Тени больше не ощущалось так явно. Сделал Волк это достаточно проворно, чтобы боги, увлеченные Забытым, ничего не успели заметить, а интерес Анариса быстро угас и все его внимание было перенаправлено на эванурисов.       Эльгарнан поднялся со своего седалища и, медленно спустившись по ступеням между дочерью и невесткой, вплотную приблизился к Анарису. Его кафтан из золотой парчи был перехвачен на талии поясом из красной кожи с металлической пряжкой в виде солнца посередине. И от всего этого золота у Фалон’Дина уже рябило в глазах. Эванурис поймал себя на мысли, что с удовольствием обрезал бы отцовские волосы и переодел его в одежды более мрачные, лишенные всяческих украшений и символики. Но пока что это была несбыточная мечта, осуществить которую он мог только при содействии Анариса и остальных Забытых.       И бог удачи поклялся себе, что обязательно по-скромному приоденет родителя, провожая его в последний путь.       — Приятно видеть, что время, проведенное в заключении, совсем не испортило твоей необычной красоты, — вместо приветствия произнес Эльгарнан, ухватившись за белую прядь и прокрутив ее между пальцев.       Силейз поджала губы, а Гиланнайн удивленно вскинула брови. Митал же никак не изменилась в лице и только ее руки с силой сжались на подлокотниках, а длинные пальцы побелели, обхватив изящные драконьи головы, вырезанные в белой кости.       — А вас, я смотрю, оно потрепало, — отозвался Анарис, тряхнув головой, и волосы его выскользнули из ладони Сына Солнца. — Не чувствую я между вами былой связи… Вы слабы и разбиты.       В следующую секунду все элвен содрогнулись от резкого звука, с которым Эльгарнан наградил Забытого пощечиной. Щека повстанцы покраснела, налившись кровью после удара, но сам альбинос сохранил внешнее равнодушие, никак не отреагировав.       — Ты ошибаешься, — процедил сквозь зубы Эльгарнан. — Могуществу нашему нет предела и любой, кто рискнет бросить нам вызов, жестоко поплатится за это.       — Ваш собственный народ бросает вам вызов, — ответил Анарис.       — Из-за твоего пособничества, — подчеркнула Силейз.       Тут вмешалась Митал, повернув течение беседы в другое русло.       — Сын мой, — обратилась она к притихшему Фалон’Дину, — могу я узнать, где ты обнаружил нашего врага и как поймал его?       От Летанавира не утаилось, как глаза его матери на долю секунды метнулись к Соласу и боковым зрением эванурис увидел тень волнения, пробежавшую по его лицу.       — Анарис осквернял своим присутствием могилы великих элвен, что обрели покой под нашим прекрасным и сияющим Арлатаном, — ответил он. — Когда я пришел к нему, он обратил на меня гнев своих последователей. Множество рабов преградило мне путь, мои сопровождающие погибли, исполняя свой долг, но никто из нападавших не был достаточно силен, чтобы помешать мне поймать его.       Забытый улыбнулся уголками губ, но прежде, чем кто-либо успел это заметить, опустил голову и длинные волосы белоснежным занавесом закрыли его лицо.       — А что случилось с рабами? — внезапно охрипшим голосом поинтересовался приспешник Митал, и Великая Защитница посмотрела на него взглядом, полным сочувствия и горечи утраты.       — А что случается с теми, кто переходит дорогу богам? — вопросом на вопрос ответил Фалон’Дин, не смягчив жесткости своего тона, и внутренне возликовал, когда его слова причинили рабу с зеленым клеймом на лице боль.       — И ты не мог переубедить их? — спросила Силейз.       — Они набросились на меня и не дали мне такой возможности, дорогая сестрица, — пожав плечами, сказал бог тайн.       — Какое дело нам до рабов? — возмутилась Гиланнайн, обратив взор на Эльгарнана. — Изменники жизнями поплатились за свое предательство, но нам нужно узнать с чего все началось!       — Верно, — кивнул владыка всех эльфов, что по легендам сбросил само солнце с небес. — Кто освободил тебя, Анарис?       — Фен’Харел, — ответил за Забытого Летанавир, про себя подметив, что Солас едва заметно напрягся при упоминании своего второго имени.       Анарис удивился и вопросительно посмотрел на своего пленителя, но Фалон’Дин не удостоил его взглядом. Илладен и Ваэрон рассказали эванурису все, что знали, не забыв упомянуть при этом прозвище, под которым Солас прислуживал магу крови. И Фалон’Дин счел весьма ироничным то, что бывший любовник Андруил скрывается под позором имени, коим его наградили стражники, чьих товарищей тот когда-то потрепал. Имя, при упоминании которого обычные элвен презрительно плевались, стало для него надежным прикрытием в стане врага всей империи.       Эльгарнан скривился, припомнив, какой переполох вызвало нападение этого чудища среди воинов. Безумный оборотень, жестокий убийца, монстр, рыскающий по ночным трущобам и пьющий эльфийскую кровь. Среди народа слухи распространялись быстро, искажаясь при передаче из уст в уста, и очень скоро Ужасный Волк стал причиной, по которой стражники с еще большой неохотой спускались в нижние районы для патрулирования улиц.       Но Фалон’Дин знал, что Волк этот не так уж и ужасен и без покровительства его матушки ничего из себя не представляет.       — Прошу прощения, — обращая на себя внимание, произнес Солас голосом, дрожащим от едва сдерживаемого гнева. — Могу ли я покинуть вас?       Сын Солнца посмотрел на раба с недоверием, но на защиту своего слуги пришла его супруга:       — Конечно, я как раз хотела дать тебе распоряжение позаботиться о пострадавших, — сказала Митал и строгим взглядом усмирила своего сына. — Ты же, сын мой, проведешь панихиду в честь умерших, что и входит в твои обязанности как бога.       — Уместно ли это? — удивилась Гиланнайн.       — Они не заслуживают подобного, — прошипел Эльгарнан. — Я приказываю тебе собрать все тела в кучу и сжечь.       Летанавир пропустил мимо ушей слова отца и кивнул, принимая приказ матери.       Солас, скрипя зубами, стремительно вышел из зала, в то время как Фалон’Дин решил немного задержаться.       — Теперь же пора нам решить твою судьбу, — Эльгарнан, заложив руки за спину, начал ходить из стороны в сторону прямо перед носом у Забытого, которого его слова совсем не взволновали. — А после мы отыщем этого Ужасного Волка и предадим его справедливому суду.       Фалон’Дин едва смог сдержаться от саркастичной усмешки, ведь понятие справедливости за тысячелетия жизни у его венценосного отца изрядно изменилось, и теперь тот считал справедливостью все, что соответствовало его интересам и желаниям.       — Тут и решать нечего, — всплеснула руками Митал, и на лице ее в свете завесного огня, холодом пылающем в жаровнях, задвигались тени. — Его нужно казнить, чтобы избежать дальнейшего развития этой истории.       — Поддерживаю, — кивнула Силейз.       — Возражаю, — громко сказал Фалон’Дин, привлекая к себе внимание отца. Гиланнайн, желавшая выступить на стороне Митал, притихла, готовая выслушать причину несогласия сводного брата своей возлюбленной.       — Объяснись, сын, — потребовала Великая Защитница и эванурис, поняв, что остальные боги готовы его слушать, прочистил горло и заговорил:       — Я внял словам отца о возможной угрозе Элвенану со стороны и считаю, что Анариса лучше попридержать на поводке подольше, — он демонстративно дернул за цепь и та отозвалась бряцаньем тяжелых металлических звеньев, трущихся между собой. Анарис одарил Летанавира гневным взглядом, но ничего не сказал.       — На этот случай у нас есть еще двое Забытых, — парировала Митал, высокомерно взмахнув рукой, словно повстанец, стоящий на коленях перед ее родными – всего лишь сломанное оружие, которое более не представляло возможности применения и было не более чем хламом, от которого следует избавиться.       — Это не то, дражайшая матушка! — возразил Фалон’Дин и перевел взгляд на своего золотоволосого отца. Он знал, что чтобы добиться своей цели, в первую очередь надо убедить в правильности своих суждений именно его. — Без Анариса триумвират Забытых не столь силен. Они превосходно дополняют друг друга, и если хоть один из них будет утерян, то другие сделают все, чтобы отомстить за него и сами проложат путь шемленам в сердце нашей империи. Но если они будут вместе, мы сможем принудить их к послушанию, и, может быть, когда-нибудь они искупят свою вину перед нами и станут благородными хранителями границ Элвенана.       — Это смешно, — сказала Гиланнайн, деликатно прикрывая тонкой ладошкой улыбку, возникшую на ее лице. — Лидеры восстания никогда не будут преданы нам.       — Вам нет, империи – да, — подыграл богу удачи Анарис.       — Но не империи, во главе которой стоим мы, — прошипел Эльгарнан, прожигая повстанца взглядом.       — Но разве это не повод измениться? — спросил Фалон’Дин, с надеждой глядя на мать. Он играл на ее стремлениях, на жажде перемен. И играл хорошо, потому что на лице Митал проскользнула тень сомнения, а Силейз согласно кивнула, меняя свое изначальное решение.       — Он прав, Элвенан не может существовать в том состоянии, в котором находится сейчас. Наши подданные должны любить нас и видеть, что мы о них заботимся. Никаких показательных казней предателей, никакого наказания для рабов, что просто желали лучшей жизни для себя и своих детей. Мы должны править справедливо, чтобы быть достойными своих мест! — Хранительница Очага кивнула в сторону двух тронов.       Эльгарнан плотно сжал губы и те превратились в тонкую полоску. Фалон’Дин вновь видел его нежелание менять привычные устои, но слова родной дочери все-таки нашли свой оклик и в его собственных думах. Воспоминания о самых лучших днях Элвенана пробуждались в его сознании. Века, когда они с Митал только-только пришли к власти и возродили погибающее в результате войны королевство и путем завоеваний превратили его в империю, быстро пронеслись в голове главы пантеона и всплыли на поверхность осадком теплых чувств. Фалон’Дину даже показалось, что он слышит, как ликует и аплодирует их народ, когда золотая колесница Эльгарнана, сияющая в лучах яркого солнечного диска, проносится по небесам над их головами. Новоявленные боги были любимы и почитаемы, и сейчас верховному эванурису этого не хватало.       — Я поддерживаю замысел Фалон’Дина, — тонким голосом произнесла Гиланнайн, — от своего имени и от имени Андруил.       Силейз посмотрела на эльфийку украдкой, но сама же решила не выражаться от имени своего мужа.       Голос Матери Галл стал решающим, и Эльгарнан согласно кивнул.       — Да будет так, — сказал он, — Анарис вернется в Черную крепость и вместе с остальными Забытыми будет сидеть там до тех пор, пока я не сочту нужным освободить их и использовать их навыки во благо империи, — он повернулся к своей когда-то любимой супруге. — Мы же с вами в приватной беседе обсудим, что еще можно сделать, чтобы свести недовольство наших подданных к минимуму.       — Я рада, что ты обратил свой взор на народ, — ответила Митал, — но оставлять Анариса в живых – ошибка.       Эльгарнан усмехнулся и кивнул на молчаливого альбиноса, который по-прежнему стоял на коленях.       — Этой ночью он был побежден моим сыном, и сегодня он мог умереть. Теперь, вдали от своих марионеток, он неопасен, и потому я счел правильным вернуть его в тюрьму.       — Его последователи все еще на свободе, — напомнила мужу Великая Защитница.       Фалон’Дин едва подавил свое удивление. Он думал, что богиня позволит теме приспешников Анариса забыться, чтобы не подвергать опасности своего агента.       — Ты об Ужасном Волке? — усмехнулся Эльгарнан, — Через день или два он также будет пойман. Не вижу поводов тревожиться.       — Но…       — Довольно! — Эльгарнан поднял руку, прерывая дискуссию. — Смирись уже с тем, что ничто в империи не будет только по-твоему! Я принял решение, поняв, что его поддерживает большинство эванурисов, и значит оно является истинно верным! Также я согласился пересмотреть свое отношение к нашим подданным, чего еще ты от меня хочешь?       Митал едва совладала с бурей эмоций, внезапно ее охватившей. И не сказала ни слова против.       — Молчание – вот твой ответ, — Сын Солнца развел руками и направился к выходу, но остановился возле Фалон’Дина, — наши чемпионы сойдутся в битве с первым снегом. Радуйся последним дням своей двуличной жизни, с моей победой этому придет конец.       — Ваш проигрыш обойдется вам куда большими потерями, чем мне, отец. Ибо для кого вы будете верховным богом, если вас одолеет ваш собственный сын? Вы опуститесь на ступень ниже, а я, – вернее, я и мой брат-близнец, – возвысимся над вами.       — Утешай себя мечтами, пока можешь, — и Эльгарнан, тепло улыбнувшись Летанавиру, ушел.       Когда двери за богом закрылись, Фалон’Дин поймал на себе неодобрительный материнский взгляд.       — Вы гордитесь мной, матушка? — тщательно маскируя издевку в голосе, спросил бог удачи. — Я осуществил вашу мечту?       — Убери его из моего дворца, — прошипела она, проигнорировав его вопросы, и, кивнув своей дочери, покинула зал вместе с ней.       Гиланнайн тоже собиралась уйти, но задержалась, одарив Анариса хмурым взглядом.       — Ужасный Волк… Кажется, мне это знакомо. Воспоминание вертится на языке, но я никак не могу вспомнить, — пожаловалась она.       Анарис скептично изогнул бровь, переводя взгляд с одного эвануриса на другого.       «Конечно, он тебе знаком, милая матерь белоснежных оленей. Ужасный Волк имел твою любимую, а потом отказался от нее, как от ласк дешевой шлюхи, и примкнул к моей матери», — но вслух он ничего не сказал и лишь пожал плечами.       Гиланнайн, все еще пытаясь вспомнить, когда ей уже доводилось слышать о Волке, ушла, а Фалон’Дин, искренне радуясь тому, что в пылу разговора и Митал, и Эльгарнан забыли потребовать у него камни-ключи обратно, посильнее намотал цепь на руку и, потянув ее на себя, заставил Анариса подняться.       — В какие игры ты играешь, Фалон’Дин? — вежливо поинтересовался он, словно позабыв о том, как унизительно стоял на коленях перед старыми врагами.       Но Хранитель Тайн не счел нужным отвечать ему и, выведя в коридор, подозвал к себе эскорт стражи, который должен был проводить их вплоть до Черной крепости.       В зале Зеркал Летанавир активировал ближайший элювиан и золотистая стеклянная поверхность замерцала, переливаясь всеми цветами радуги.       Фалон’Дин вытянул руку вперед и магия обволокла его конечность, подобно теплой воде. Затем эванурис прошел внутрь, потянув Забытого за собой, и стражи послушно последовали за ними на Перекресток, который помрачнел с прошлого визита бога удачи. Теперь Зазеркалье больше походило на один длинный коридор с возвышающимися по бокам скалами, а воздух казался тяжелым и спертым.       Но Летанавир прекрасно знал, куда ему нужно, и вскоре остановился в самом центре искусственно созданного мира и повернулся к альбиносу лицом.       — Владыка? — озадаченно спросил один из стражников.       Фалон’Дин на него даже не взглянул, но вытянул руку с раскрытой ладонью и потребовал:       — Дай мне свой меч.       Анарис озадачено оглянулся на эльфа, который без сомнений исполнил приказ эвануриса, а затем на Фалон’Дина.       — Собираешься казнить меня после того, как сам же выторговал мне жизнь?       Бог удачи, прокрутив полученное оружие в руках, кивнул остальным эльфам и те снова пинками усадили Забытого на колени. И тогда Фалон’Дин нанес удар, и сильверитовый клинок вошел в тело альбиноса, продравшись сквозь плотную ткань одежды, кожу и мышцы. И, пройдя насквозь, приукрашенное кровью лезвие вышло из спины Анариса. Сам же повстанец охнул и лицо его исказилось от боли, однако и он, и сын Эльгарнана знали, что для столь могущественного мага это ранение не является смертельным.       И пока воины вокруг ликовали, одобряя решение своего господина, эванурис незаметно для всех вложил в руку Забытого камни-ключи, а после выпрямился и отступил назад, обратившись к своим людям:       — Нашей империи вас будет не хватать, — сказал он и рывком, усиленным магией, переместился на несколько десятков метров в сторону и встал возле одного из элювианов, готовый в любой момент активировать зеркало и исчезнуть внутри портала.       Стражи переглянулись, и самый сообразительный из них занес свое копье над головой и пикой попытался проткнуть Забытого, но тот перехватил металлический стержень и отвел его в сторону.       Кровь горячими каплями падала на землю, пенилась и шипела. Темная магия загустила воздух вокруг Анариса, и обездвиженные стражи замерли. Альбинос нашел в себе силы подняться и вытащил меч из своего тела, любуясь отражением на окровавленном клинке.       Судьба снова преподнесла ему неожиданный сюрприз, и повстанец, чтобы восстановить свои силы, пролил чужую кровь. Благо, Фалон’Дин обо всем позаботился и жертвы сами последовали за ним в объятья к своей смерти.       Когда со стражами было покончено и кровь их стала источником силы, с помощью которой Забытый залечил свои раны, Хранитель Тайн подошел ближе и скрестил руки на груди.       — И что же все это значит? — поинтересовался Анарис, расправляя липкую от крови одежду.       — Это значит то, что я даю тебе шанс отомстить эванурисам, — как само собой разумеющееся, ответил Летанавир, пожав плечами.       — Ты сам эванурис, — напомнил ему Забытый. — Что помешает мне забрать твою жизнь прямо сейчас?       — Ничего, — с усмешкой ответил бог удачи, словно они говорили не о его жизни, а о погоде. — Однако куда выгоднее для тебя будет, если я продолжу оставаться в добром здравии и дальше.       Анарис оценивающе оглядел короля-мага с ног до головы и, немного поразмыслив, одобрительно кивнул.       — И чем же я обязан тебе за свою свободу и камни-ключи?       — Прямо сейчас ты уничтожишь эти трупы, чтобы от них не осталось и следа, затем мы пойдем в Черную крепость и освободим остальных...       — Уверен, что хочешь этого? Ты ведь будешь один, а я нет. Ничто не помешает моему брату или Гельдаурану убить тебя.       — Помешают защитные заклинания, которые будут неактивны в моем присутствии, но среагируют, если мне будет угрожать опасность. Поверь, нам всем будет лучше, если мои родственники узнают о том, что ты так и не вернулся в Черную крепость как можно позже.       — Мне кажется или ты заключаешь союз? — удивленно вскинув брови, спросил маг крови.       — До поры до времени, да.       — У Элвенана не может быть несколько правителей, — поучительным тоном проговорил альбинос, — то, что происходит сейчас, прямое тому доказательство.       — Не отрицаю, король должен быть только один, — согласился двуличный бог, снова пожав плечами. — Но кто это будет мы решим, когда душа Эльгарнана уже будет скитаться по загробному царству.       Анарис улыбнулся. Сделка, предлагаемая Фалон’Дином, была крайней выгодна для него. Ослепленный самоуверенностью, бог удачи забывал о том, что когда других эванурисов не станет, он останется один, и никто уже не сможет спасти слишком самонадеянного мага от альбиноса или его брата.       — Не надо праздновать победу раньше времени, — словно прочитав его мысли, предупредил Летанавир. Губы его затронула легкая тень улыбки. — К тому моменту как с королями и королевами будет покончено, я что-нибудь придумаю и буду отнюдь не так беззащитен, как тебе кажется.       Анарис кивнул и подошел к королю-магу.       — И каков же твой план?       — Пока что все, что я от тебя требую ограничивается одним лишь невмешательством в жизнь Арлатана. Скажем, дай моим родственникам некоторое время, чтобы потерять бдительность; сам накопи силы и собери сторонников, а потом я с тобой свяжусь.       — Я не буду марионеткой в твоих руках, — понизив голос, едва ли не прорычал Анарис.       — Не будешь, потому я и предлагаю союз, — заверил его Хранитель Тайн. — И если у тебя есть какие-то предложения, то, пожалуйста, говори.       Но красноглазый альбинос промолчал, и бог удачи продолжил:       — Когда освободишь остальных Забытых, я активирую любой из элювианов на ваш выбор, затем мы расстанемся на неопределенный срок. Когда обстановка во дворце будет наиболее располагающей к перевороту, я незаметно пущу вас в столицу. Мы свергнем эванурисов, а затем решим, кому суждено быть королем, а кому нет, в поединке. Все до смешного просто.       — А потому и подозрительно, — заметил Анарис.       — Что ж, если тебе так угодно, то можешь попытаться убить меня прямо сейчас, но тогда остальные эванурисы будут знать о том, что ты снова сбежал, и поверь: на этот раз они не успокоятся, пока твоя белокурая головка не украсит собой острие пики. Твое очередное восстание погибнет еще в зародыше, и только Эльгарнан окажется на стороне победивших. Ты этого хочешь?       — Нет, а потому прислушаюсь к тебе, но ни о каком доверии и речи быть не может.       — Разумеется, — кивнул Фалон’Дин, — только временное взаимовыгодное партнерство.       Бог удачи протянул руку для рукопожатия и Анарис, согласно кивнув, крепко сжал протянутую ладонь и даже встряхнул ее, в ответ на что Фалон’Дин хмыкнул.       И фауна Зазеркалья в очередной раз поменялась, среагировав на чувства и замыслы эльфов. Все вокруг потемнело, а над головами элвен растянулось черное небо, лишенное кучерявых облаков и звезд. На перекрестке волшебных дорог Забытый и двуликий эванурис заключили сделку, от исхода которой могла зависеть судьба целой Империи.