Unbound

      В прохладном утреннем воздухе, приятно покалывающем кожу, висел запах крови и смерти. Солнце лениво вылезло из-за пышных темно-серых туч и тусклыми лучами очертило силуэты домов, играя бликами на темно-синей черепице покосившихся крыш. Солас бежал, спотыкаясь и падая в лужи, пачкая одежду в грязи и разбивая колени, но его физическая боль была ничтожна по сравнению с той, что терзала душу эльфа.       Он бежал через трущобы, проскакивая под поперек пересекающими улицы бельевыми веревками, перепрыгивал желоба разбитых дорог, отмахиваясь от бездомных животных. И, когда Волк достиг уличного перекрестка, где и произошло ночное побоище, сердце его болезненно сжалось, а в уши ударил жалобный женский плач.       На земле еще виднелись контуры тел, очерченных засохшей кровью. Мужчины из отряда городской стражи складывали изувеченные трупы в повозки, предварительно укутывая их в белые саваны. Среди павших были и те, кому порезали животы и внутренности их комом вывалились наружу. От этой сладковатой вони кого-то стошнило, но матери, жены и сестры, не замечая ничего вокруг, оплакивали погибших родных. Среди женщин также было много жертв, и их мужья и сыновья молча скорбели, сидя на коленях возле недвижимых тел.       Боль утраты была почти осязаема, но хуже всего было то, что Солас знал: будь он с Анарисом во время его задержания – жертв было бы намного меньше. Он бы остановил Фалон’Дина, даже если бы ценой за эту дерзость была его жизнь. Он не позволил бы вот так просто отправить рабов на смерть, тем паче что те даже не осознавали влияние чужого разума над собой. Но факт оставался фактом: он был далеко. Упивался давно забытым пьянящим весельем дворцовых скандалов и заговоров, пока бедолаги гибли под ударами духовного клинка Летанавира. И за это Солас себя ненавидел.       Волк брел среди трупов, заглядывая в остекленевшую пустоту глаз, в мертвенно-бледные лица с посиневшими губами, смотрел на алые цветки крови на одеждах, растекшиеся вокруг колотых ран. И чувствовал, как в груди у него растет гнев, как огонь ярости выжигает его изнутри. И на месте, где под покровом ночи смерть устроила пляску, Тень исторгла на свет несколько демонов, жадно поглощающих страх, боль и ненависть эльфийских рабов. В ответ на пробудившуюся в Соласе злость, в мир яви прокралась новая сущность, но прежде, чем она успела хоть кому-либо навредить, Волк заключил ее в магическую ловушку, как это сделали стражники с остальными потусторонними визитерами, чтобы те не мешали им грузить тела.       И среди множества горюющих эльфов маг заприметил знакомую тонкую фигурку Лауриль, которая бегала от одного тела к другому, заглядывая под простыни и всматриваясь в лица погибших. Она искала Рилофира, и Солас поспешил к ней. Эльфийка его не заметила и, вздрогнув, дернулась в сторону, когда Волк дотронулся до нее. Глаза девушки округлились, словно блюдца, но узнав приятеля своего мужа, она выпрямилась и виновато опустила голову. На щеках у нее заиграл легкий румянец.       — Я рада, что ты жив, — сказала она и, опустившись на корточки, перевернула одно из тел, о котором стражники еще не успели позаботиться и даже ничем не прикрыли. То был мужчина с выколотыми глазами и разорванной когтями щекой. Лауриль охнула и отшатнулась, едва не потеряв равновесие, но Солас вовремя подхватил ее и помог устоять на ногах.       — Где… где же он? — тоненьким голоском спросила она, тыльной стороной ладони вытирая прозрачные бусинки побежавших по щекам слез. — Помоги мне его найти!       — Я не думаю, что он нашел свою смерть среди этих бедолаг, — успокаивающе произнес Волк, пытаясь заглянуть эльфийке в глаза, но та все время отворачивалась, озираясь по сторонам. Казалось, его слова прошли мимо ее ушей, и Лауриль продолжала искать мужа среди мертвецов. — Он не был околдован Анарисом.       — Это все так ужасно! — Лауриль всхлипнула, едва сдерживая истерику. — Столько жизней оборвалось в один момент!       Молодой маг хотел привести девушку в чувства, но его слова не оказывали на нее никакого влияния, а потому Волк не придумал ничего лучше, как обнять ее, крепко прижав к себе. И это подействовало. Лауриль уткнулась носом в его грудь и ее пальцы до боли вжались в его спину. Эльфийку сотрясали рыдания, но тело ее расслабилось и пелена страха, мешающая ей здраво мыслить, спала.       — Ты слышишь меня? Рилофир жив, — тихо прошептал он, по-дружески поцеловав ее в макушку.       — Да… Наверное. Я бы почувствовала, будь он мертв, — уже более твердым голосом ответила она, высвобождаясь из его объятий.       — Где Мелар? — поинтересовался Солас.       — Я оставила его дома, когда услышала крики, — шмыгнув носом, ответила она.       — Одного?       Эльфийка вновь виновато опустила глаза, но Солас понимал ее и не стал ни в чем упрекать. Лауриль сильно тревожилась о муже и не могла оставаться в стороне, а, учитывая любовь младенца ко сну, у девушки имелось несколько часов свободного времени, прежде чем тот проснется и вновь потребует к себе материнского внимания и заботы.       — Послушай, — взяв эльфийку за плечи и развернув к себе лицом, сказал Волк. — Отправляйся домой и ни о чем не тревожься, а я поищу Рилофира и в ценности и сохранности верну его к вам с сыном. Ясно?       — Но… — попыталась возразить она, но Солас ее прервал.       — Никаких «но». Иди домой.       Лауриль ничего не оставалось, кроме как послушаться, и она, развернувшись, медленно побрела в сторону дома, приподнимая полу своего простого светлого платья, чтобы не испачкать его в грязи и крови. Солас проводил ее сочувствующим взглядом, про себя подметив, что в данный момент здесь очень много женщин с душевными ранами, которые нуждаются в утешении и приободрении. И он бы мог применить одно из своих заклинаний, распылив магию по воздуху и вселив в горюющих ложное спокойствие, но не стал этого делать, ибо любые чары рано или поздно развеиваются и лучше пережить самую острую стадию страданий сразу.       Когда жена Рилофира скрылась из виду, Солас огляделся вокруг. Улицы стремительно расчищали: повозки с телами увозили, кровь с земли счищали, а демонов, пришедших подпитываться за счет других, изгоняли обратно в мир Тени. И, стоя среди всего этого ужаса, Волк чувствовал себя абсолютно беспомощным и бесполезным. Он не смог защитить их, он ошибся вновь. Доверился чужим суждениям и, промедлив, поставил под удар жизни тех, кого так хотел защитить и спасти. И за это ему не было прощения.       Собравшись с духом, он присоединился к мужчинам и стал помогать им укутывать мертвых в плотную белую ткань под рыдания потерявших родных эльфов. И мысли, что роились в его голове, вырисовывали в сознании картинки жуткой расправы, учиненной Фалон’Дином. И вместе с этим пришли мечты о возмездии, прогнать которые у Соласа просто не хватало сил.       Когда маг остановился перевести дыхание, чья-то рука легла ему на плечо и, обернувшись, он увидел Митал. Одета она была в простое светлое одеяние, лишенное помпезных украшений, ее волосы иссиня-черными волнами спускались вниз по плечам, а голову покрывал длинный белый платок, придерживаемый тонкой кожаной лентой. Золотые глаза богини померкли и стали карими, а кожа более не сияла лунным светом. Великая Защитница ничем не отличалась от остальных скорбящих женщин, и лицо ее было так же печально.       Однако вместо обычного облегчения, которое дарило Волку присутствие королевы, он ощутил раздражение и резко дернул плечом, с отвращением сбрасывая с себя ее руку.       — Терпение, говорили вы, — прошипел он, даже не глядя в ее сторону. — И вот во что это обернулось. Нужно было действовать иначе, нужно было избавить мир от всех этих монстров, а не прятать их: кого между Явью и Тенью, а кого в королевском дворце.       — Ты имеешь полное право злиться, — отозвалась Митал, — но я тебя не подвела.       Солас непонимающе взглянул на нее через плечо, выжидая разъяснений. Митал хотела было начать говорить, но помедлила и взяла его под локоть, без слов намекнув на то, что им лучше пройтись и поговорить без лишних свидетелей.       Волк без особо энтузиазма повел ее в сторону, вниз по улице, и Митал, понизив голос, заговорила.       — У меня было немного времени после того как все ушли, чтобы поговорить с супругом наедине. И после долгого обсуждения он согласился со мной в том плане, что угодить всем и сразу мы не сможем, а потому, чтобы держать рабов в узде, нам нужен среди них свой представитель. Тот, кто возглавил бы их и окружил заботами; тот, кому они не безразличны. Соответственно, статус этого эльфа будет достаточно высоким, чтобы представлять их интересы при дворе. — Митал сжала руку в кулак, а когда разжала пальцы, открыв ладонь, в свете солнца не ней блеснуло несколько монет. Богиня тут же отдала их хромому бедняге, что шел мимо, опираясь на кривую трость. Эльф сперва не поверил своему счастью и, проверив монеты на зуб, широко заулыбался и бодро поковылял в сторону ближайшей таверны. Солас не знал, демонстративная ли это щедрость или истинная доброта, однако он не подал виду, что вообще зациклил на этом свое внимание. Эванурис подбирала к нему ключи воздействия, но маг не хотел давать ей подсказок, напомнив себе о том, что во дворце подобная игра на эмоциях – дело вполне привычное.       — Эльгарнан решил дать кому-то подобную власть? Как необычно с его стороны, — фыркнул Волк.       — Он и вправду сделал это не по доброте душевной, но из необходимости и на условиях испытательного срока, — Великая Защитница вздохнула и свободной рукой помассировала себе висок. — Если тот, кого я изберу, не справится, то рабами Эльгарнан займется лично.       — А другие аристократы одобряют ваш план? Они смирятся с тем, что желания нищих обретут вес в обществе?       — Они не в том положении, чтобы возражать. Этой ночью, насколько ты знаешь, их ряды поредели, знать понесла весомые потери, некоторые влиятельные семьи и вовсе пресеклись, лишившись представителей мужского пола. Мы с Силейз мало кого смогли уберечь от подосланных убийц, от яда в питье и от магии, что останавливает сердца в один момент.       — Смею ли я напомнить о том, что они стали жертвами Фалон’Дина, как и те бедняги, чьими трупами была усеяна вся улица?       Митал остановилась и вздохнула, глядя Соласу прямо в глаза.       — Фалон’Дин никого из знатных не убивал. Это решение его сторонники приняли самостоятельно и часть из них сегодня на заре уже понесла заслуженное наказание. А что до рабов, то мой сын просто защищался.       — Великолепный гамбит, вы не находите? Столько жизней утеряно и положение вашего сына укрепилось, но при этом его руки в глазах общества по-прежнему чисты, — стиснув зубы, проговорил Ужасный Волк, — Не думайте, что я это забуду. Теперь это личное, и рано или поздно я спрошу с Фалон’Дина за каждую отнятую им жизнь.       — Он защищался, — повторила ему Митал, делая сильный акцент на своих словах.       — Ему определенно нравится защищаться, — отчеканил Солас и пошел дальше, властно увлекая богиню за собой.       — Солас, я знаю к чему ты клонишь, — Митал попыталась вырвать из хватки мага свою руку, но тот слишком крепко зажал ее кисть во внутреннем изгибе локтя. — Мой сын затеял опасную игру и почему-то ополчился на меня. Возможно, его демоны в чем-то преуспели, и он знает о нас. Но я никогда не поверю в то, что мой ребенок может выступить против меня. Скорее всего он хочет свергнуть Эльгарнана и ищет для этого любые возможности, поэтому и не раскрывает все карты сразу.       — Возможно, козырь против вас он припас для следующего раза, — Солас остановился и, чтобы унять злость, клокочущую внутри, вспомнил о Лауриль. — Мой друг пропал вместе с вашим молодым послушником. Стоит ли мне предполагать, что это Летанавир поймал их и… убил?       Митал поправила платок на своей голове и, ухватившись за край тонкой ткани, закрыла им нижнюю часть лица, чтобы простые прохожие не узнали в ней свою богиню и не помешали их беседе. Да и знать о том, что Великая Защитница часто нисходит в мир эльфов и бродит среди бедняков, им тоже было необязательно.       — Сильно сомневаюсь, — честно ответила она. — Они еще могут быть для него полезны.       — Я должен найти Рилофира, где бы ваш сын его не прятал, — Волк в очередной раз остановился, на сей раз напротив высокого дуба в центре небольшой площади, и стал изучать рисунки, коими была украшена древесная кора.       — Позволь мне заняться этим, — отозвалась эванурис, хотя оба эльфа прекрасно понимали, что Солас не имел никакого права ей что-то разрешать или запрещать. — А сам подумай о том, что я тебе сказала про уступок Эльгарнана.       Солас фыркнул.       — Я не хочу править, — сказал он. — Моя единственная цель – свобода для моего народа.       — Но иначе этой свободы не достичь, Волк, — отозвалась богиня справедливости, — По крайней мере, не сейчас.       Солас помрачнел и отвел глаза от рисунков.       — Они ведь ищут Фен’Харела, — напомнил он королеве, — во дворце я буду в постоянной опасности, ведь Летанавир может раскрыть меня в любой момент просто чтобы позабавиться, а потом понаблюдать за моей казнью.       — Но у остальных нет оснований полагать, что ты и Ужасный Волк – одно и то же лицо. А у моего сына вряд ли найдутся неопровержимые доказательства, к тому же он сам долгое время вел двойную игру и теперь не имеет права упрекать тебя за это.       Магу не нашлось, что ответить.       — Так ты согласен? — встав перед ним и заглянув в его глаза, спросила Митал.       Солас метался меж двух огней. Ему претила сама мысль о том, чтобы вернуться во дворец, но после всего, что он увидел этим утром, Волк ощущал острую необходимость в этом. Возможно, будучи снова приближенным к эванурисам, он сможет помочь Великой Защитнице навести порядок в Элвенане и надобность в восстании отпадет. По крайней мере ему стоило попытаться, и отказываться от подобной возможности из-за страха за свою жизнь было бы слишком эгоистично с его стороны. Но если Фалон’Дин раскроет его, то жизнь Соласа окончится на эшафоте… Что ж, по крайней мере, он умрет с мыслью о том, что не сидел сложа руки в сторонке, а действовал.       — Хорошо, — сказал он, сам удивившись тому, как тихо и хрипло прозвучал его голос, словно бы тело само отвергало решение, принятое его сознанием. — Я согласен быть представителем низшего сословия при вашем дворе.       — Отлично, но есть еще кое-что, — Митал пальцами дотронулась до красной линии валласлина на его подбородке, затем провела рукой вверх, не обращая внимания на то, что на скулах молодого мага от легкого смущения возник румянец. — Тебя не будут слушать, если в глазах знати ты по-прежнему будешь рабом. Поэтому у меня есть для тебя небольшой подарок.       Она убрала руку от его татуировки и пальцами начала выводить в воздухе слова заклинания, которые вырисовывались фиолетовыми магическими линиями. Когда предложение было завершено, буквы начали меняться местами, перестраиваясь так, чтобы Солас понял смысл написанного.       — Я дарю тебе свободу, чтобы ты в свою очередь мог подарить ее другим, — сказала Великая Защитница и впервые за время их общения позволила себе улыбнуться, отчего на щеках у нее залегли симпатичные ямочки.       Солас обомлел и не знал, как реагировать на подобный дар. За все то время, что Волк жил вне дворца, он и помыслить не мог о том, чтобы снять свое клеймо. Это не было его главной целью, но почему-то сейчас Соласу показалось, что сам мир переменится в его глазах, если лицо его очистится от рабской печати.       Свобода.       Манящее слово, которое сулит большие возможности. Никаких унижений и высокомерных взглядов со стороны. Сняв валласлин, он станет едва ли не своим среди благородных, и те более не посмеют указывать Волку на его место и отделять от них мага будет лишь память о том, что он простой мальчишка родом из далекой и неприметной деревушки, где зимами царит долгая полярная ночь, когда на домах нарастает толстый панцирь льда, а небеса расчерчивают причудливые переливающиеся линии северного сияния.       И это шанс. Шанс помочь рабам обрести заслуженные блага и выбирать свой жизненный путь самостоятельно.       — Все запомнил? — отвлекая Соласа от размышлений, спросила королева-маг. И, когда Солас кивнул, женщина изящным жестом руки развеяла свое волшебство и слова заклинания рассеялись в воздухе аметистовой пылью. — Я не могу снять твой валласлин лично, – все-таки ты был не моим слугой, а моей дочери, – но я даю тебе возможность освободить себя самостоятельно и сбросить те невидимые оковы, что когда-то магической цепью связали тебя с Андруил.       — Я не подведу вас, — преисполненный признательности, произнес Солас, едва не отвесив Митал поклон, но вовремя вспомнив, что немногочисленным эльфам, проходящим по улицам, не нужно знать о том, что в данный момент среди них пребывает богиня.       — Я искренне уповаю на это, — ответила Великая Защитница и, снова скрыв лицо за платком, оставила его у дуба и ушла. Волк хотел проследить за ней взглядом, но богиня быстро исчезла из его поля зрения, и маг даже не смог определить, в каком направлении та скрылась.

***

      Кап… кап… кап. Размеренно, с неменяющимися интервалами капли воды срывались с потолка и, быстро преодолевая короткий путь до каменного пола, разбивались маленькими бриллиантами брызг и образовывали множество кругов на растянувшейся у порога луже.       Рилофиру начало казаться, что тюремщик их позабыл: за несколько часов он ни разу не пришел их проведать и не принес ни одного подноса с едой или питьем. У охотника уже высохли губы, а язык по ощущениям стал походить на наждачную бумагу, горло опалила жажда и говорить эльф мог с большим трудом. Голод тоже не отставал, и сосущее ощущение в желудке не давало мужчине окунуться в объятья сна, чтобы хоть немного перемотать время заключения вперед.       Сенан, сидящий напротив него, давно притих, и только внимательно присмотревшись, Рилофир облегченно вздохнул, подметив, что парень тихо сопит, прильнув головой к влажной стене.       По ту сторону решетки, в противоположной камере Илладен все еще стенал, выпрашивая живительной влаги, но уже намного тише и как-то устало. Порой охотник различал, как Ваэрон приводит отца в чувства и просит его держаться, но и его Рилофир уже давно не слышал. Ему оставалось лишь догадываться, как долго эти эльфы пробыли узниками Фалон’Дина и для чего еще они были ему нужны.       Порой охотнику казалось, что сами стены вытягивают из него все силы. Он не хотел продумывать план побега, искать какого-либо спасения и даже шевелиться ему иногда было лень. Но в сознании тут же всплывали родные и такие любимые образы жены и сына, и Рилофир просто не позволял себе отчаиваться. К тому же эльф был абсолютно уверен в том, что Солас его не бросит и обязательно отыщет, когда его встреча с Великой Защитницей подойдет к концу, однако он не мог с точностью сказать, когда это произойдет, ведь в камере не было ни единого даже самого маленького окошечка, через которое он мог бы выглянуть, чтобы узнать, сколько времени прошло с момента их поимки, и потому Рилофиру казалось, что каждая секунда тянется, словно час.       Немного поерзав на месте, Рилофир свистнул, и Сенан, вздрогнув, проснулся, сонно озираясь по сторонам.       — Мне тут скучно, — пожаловался Рилофир зевающему юноше.       — Я не подхожу на роль шута, — обидевшись, сказал Сенан, полыхнув золотистыми глазами в полутьме. — Да и что ты пристал ко мне?       — Послушай, парень, я давно хотел тебя спросить, — проигнорировав его замечание, как ни в чем не бывало продолжил охотник, — тебе нравится служить под началом Митал?       Глаза эльфа заискрились при упоминании его госпожи и Сенан заметно оживился, развернувшись на месте и прислонившись к стене спиной, а не боком.       — Разумеется! — даже не обдумывая своих слов, быстро сказал он. — Она относится к нам с уважением, всегда спрашивает нашего мнения, учит и помогает, если у кого-то какие-то проблемы.       — А у вас бывают какие-то проблемы? — удивился охотник. — Насколько я слышал, большинство ее служителей с самого детства находятся в Храме и не имеют никаких привязанностей за его пределами.       — Именно. Большинство, но не все, — отметил Сенан, помрачнев. — Я из пришлых и служу у нее не так давно, но госпожа видит во мне потенциал. Она сказала, что через несколько лет я вполне могу пополнить ряды рыцарей-паладинов, ее личных защитников. И я живу этой мечтой.       — Могу я узнать, почему ты присоединился к ней? — осторожно поинтересовался Рилофир.       Сенан нахмурился.       — Нет, не можешь.       — Ладно-ладно, — в примирительном жесте подняв ладони, быстро сказал Рилофир. — Ты имеешь полное право ничего мне не говорить, однако я просто хотел, ну, знаешь, сгладить острые углы.       Сенан опустил голову и поджал губы.       Этот юноша создавал у охотника впечатление очень талантливого, но замкнутого эльфа, и Рилофир был далеко не тем, перед кем Сенан с удовольствием раскрыл бы все свои секреты.       — Я вижу, — без каких-либо обиняков признался послушник. — Но ты выбрал для этого неподходящее время и место. К тому же, как ты сам заметил, нам не положено заводить знакомства вне Храма.       — Интересно.... Почему?       — Потому что превыше всего для нас должны стоять интересы Ее Величества и благосостояние Элвенана, а не желания потенциальных друзей и любимых. Привязанности отвлекают от долга, и их мы должны избегать.       Теперь нахмурился уже Рилофир.       — Это какая-то более ужесточенная форма рабства, — поделился мнением охотник. — Обычные эльфы, пусть и живут в бедности, но все-таки имеют право завести семью. Вы же всего этого лишены.       — Вовсе нет, — покачав головой возразил Сенан, — Это осознанный выбор и до принятия присяги любой из нас волен передумать и покинуть Храм.       — Но не после.       — А после мы верно служим.       И снова между ними повисла неловкая пауза. Почему-то Рилофиру казалось, что своим вопросом он случайно расковырял какую-то старую душевную рану, но говорил юноша неохотно, а охотник не планировал вытаскивать из него ответы клещами. Поэтому он снова принялся его дразнить, как когда-то дразнил соседского мальчишку, в той, другой жизни, которая была у него еще до Андруил.       — А если в ходе одной из своих тайных, очень-очень важных миссий ты повстречаешь прекрасную эльфийскую деву и влюбишься?       Сенан стремительно покраснел и возмущенно поднял указательный палец.       — Никаких привязанностей! Никаких эльфиек!       — Ты об этом мне напоминаешь или себе? — усмехнувшись, спросил Рилофир. — Ладно, тогда кто? Парни?       Юнец недовольно наморщил нос и снова пригрозил охотнику пальцем.       — Не смей издеваться надо мной!       Полуслепой эльф откинулся назад и позволил себе беззаботно рассмеяться.       — Да ладно тебе! Дай старику возможность пошутить.       — Подобное отношение к доверенному лицу Ее Величества оскорбительно и недопустимо!       — Тише, парнишка, не надо кричать. У меня и в мыслях не было тебя обидеть, — Рилофир обвел камеру взглядом. — Я просто хотел немного развлечься, а заодно и тебя расшевелить.       Сенан недовольно хмыкнул, но продолжать нападки не стал.       И так в молчании, изучая друг друга взглядом, они просидели еще какое-то время. Рилофир стучал костяшками пальцев по стене, выбивая один только ему известный ритм, а послушник, сложив руки на коленях, обратил взор к потолку, моргая каждый раз, когда на щеки ему с потолка падали капли.       Когда от скуки Рилофир уже был готов волком выть, в коридоре послышался какой-то шум и Сенан, навострив острые уши, резко встал, громыхнув цепями.       Застучали каблуки, на стенах в свете факелов заплясали зловещий тени. Илладен и Ваэрон, услышав переполох, подтянулись к прутьям своей камеры и, приблизившись к ним так близко, как только было возможно, чтобы не получить очередной удар электричеством, выглянули наружу.       — О боги, — выдохнул Ваэрон и, увлекая за собой своего отца, опустился на колени.       — Ваше Высочество, тут никого нет! — тюремщик семенил следом за драконьей владычицей, которая шла среди рядов камер и заглядывала внутрь, выискивая знакомые лица.       — И все же я проверю это сама, — отмахнувшись от мужчины, как от назойливой мухи, сказала Митал.       Когда ее фигура промелькнула в дверном проеме, Рилофир поднялся на ноги, а Сенан позвал свою госпожу, но зов его растворился в воздухе, словно его впитал в себя сам камень.       — Нет, Ваше Величество, мы здесь! — крикнул юноша еще раз и дернулся вперед, намереваясь прильнуть к прутьям, но цепи зазвенели, натянувшись во всю длину и браслеты оков сильнее сжали кисти юного эльфа.       Сенан прошипел ругательства себе под нос.       Рилофир пихнул его локтем в бок и продемонстрировал собственное удивление, прикрыв рукой рот.       — А если б она услышала? Что, по губам получить не боишься?       — Прекрати! — шикнул юнец, пытаясь дотянуться до решетки, но все было безрезультатно. Руки его вспыхнули огнем, но наручи не оплавились и поглотили всю магию, которую послушник вызвал.       — Ладно, так уж и быть, я ничего ей не скажу… Если она, конечно, нас найдет. Я же уже говорил, что ненавижу иллюзии?       Однако Митал прошла по коридору обратно, остановившись как раз возле их камеры, и оба эльфа затихли, опасаясь спугнуть удачу. Великая Защитница провела в воздухе рукой и барьер под ее ладонью обрел очертания и заходил волнами, словно густое желе.       — Никого, значит? — одарив строгим взглядом тюремщика, прошипела она. Мужчина притих, сжался и опустил голову, не смея смотреть на богиню.       Один щелчок пальцами, и магическая стена беззвучно разлетелась вдребезги синими всплесками, а дверь с противным скрипом отворилась, с размаху ударившись о толстые прутья.       — Ваша Светлость, я так рад вас видеть! — Сенан склонился в низком поклоне и Рилофир последовал его примеру.       — Я знаю, дитя.       — Могу я узнать, как вы нашли нас? — спросил бывший избранник Андруил, когда сдерживающие его оковы с грохотом повалились на пол.       — Мой сын слишком уверен в том, что если какое-то место слишком очевидно, то там не станут искать, — ответила Митал. — По крайней мере, не сразу... Возможно, он задумывал в ближайшее время переправить вас в более надежное укрытие.       — Госпожа, — обратился к богине Сенан, указав на Рилофира, — он рассказал о вашей причастности к освобождению Анариса Фалон’Дину.       У охотника чуть глаза из орбит не вылезли от удивления. Он и не думал, что юноша будет обвинять его в этом, но Сенан все-таки обвинял.       И ему дорогого стоило выдержать взгляд, которым Митал после этого его одарила.       — Он пытал его, что мне еще оставалось делать? Смотреть, как король, коему мы доверили свои жизни, истязает подростка?! — он повернулся к послушнику. — Мне казалось, что ты слишком взрослый для того, чтобы ябедничать.       — Я ничего не утаиваю от своей госпожи, — вздернув нос, деловито отозвался Сенан.       «Отомстил, гаденыш», — подумал про себя Рилофир.       Оба эльфа вышли в коридор, и Митал повернулась к тюремщику, указав ему на только что освободившуюся камеру.       — Полагаю, вы догадываетесь, какого ваше наказание за ложь?       — Я всего лишь служил своему повелителю, — тихо пробурчал мужчина и зашел в комнату. Дверь за ним с лязгом закрылась.       — В первую очередь ты должен служить мне, а уж потом моему сыну, — поучительным тоном сказала эванурис, снова возводя барьер, чтобы Фалон’Дин по прибытию не сразу уловил подвох.       — А что делать с этими предателями? — поинтересовался Сенан, кивком указав на соседнюю камеру.       Митал устало вздохнула и открыла вторую камеру. Илладен поднял на нее испуганный взгляд, в то время как его сын продолжал сидеть на коленях, не смея что-либо сказать.       — В чем их вина, Сенан? — поинтересовалась драконья владычица, ухватив Илладена за подбородок и рассматривая его перепачканное грязью лицо. На лбу эльфа от волнения заблестел пот, и Илладен с мольбой посмотрел на подростка. Однако тот воистину ничего не утаивал от своей госпожи.       — Это с них все началось, — пояснил послушник. — Они за золото поделились своим знанием о вашем с Соласом плане с Фалон’Дином.       Митал грустно усмехнулась.       — Глупцы, — не скрывая злости и горечи в своем голосе, проговорила она. — Все, что мы делали, было ради вас и вам подобных, но вы продали свой народ за горсть монет. Что ж, вам не придется держать языки за зубами, если их у вас не будет.       — Госпожа? Молю, пощадите! — Ваэрон, оттолкнув от себя шокированного отца, рывком поднялся на ноги. — Мы всего лишь пытались выжить!       — Да, но лучше бы вы обратились ко мне. По крайней мере сегодня никто бы не оплакивал погибших, если бы не ваша жадность и эгоизм.       — Погибших?.. — удивился Илладен, но продолжить задавать вопросы он уже не смог. Закашлявшись, он согнулся пополам, выблевав сгусток крови, среди которого влажно блестела значительная часть его языка, отсеченного магией. Тоже самое случилось и с его сыном, и Ваэрон, едва не захлебнувшись собственной кровью, с громкими стонами боли отпрянул назад и вцепился ногтями в стену, будто та могла его защитить.       Митал безразлично глядела на их муки, в то время как Сенан, закрыв нос, отвернулся, а Рилофир поморщился от неприятного зрелища.       Когда богиня закрыла камеру и повернулась к ним лицом, в ее глазах охотник не увидел никакого сочувствия по отношению к пострадавшим. И про себя эльф подумал, что, возможно, Великая Защитница и простила бы им подобную провинность, если бы не жертвы…       И тут его сердце пропустило удар, а лицо стремительно побледнело.       — О каких погибших вы говорили, моя королева? — спросил он.       — Ночью мой сын поймал Анариса, а когда он вел его через трущобы, на них напали эльфы, одурманенные магией крови.       Одурманенные. У Рилофира словно камень с души упал, однако тень тревоги все еще давила на его сознание неприятными мыслями. А что, если зов Забытого коснулся и Лауриль? Он был обязан проверить, в порядке ли она, испугана ли или же горести обошли любимую жену стороной.       Митал, словно почувствовав это, увлекла эльфов за собой к выходу из казематов.       По дороге она тихо спросила идущего рядом Сенана:       — Есть ли что-нибудь еще, что мой сын может использовать против меня?       — Он записал признание Рилофира на волшебный кристалл, — ответил юноша.       Митал вздохнула, но раздобыть и уничтожить волшебный кусок минерала было для нее уже не такой большой и серьезной проблемой. Куда сложнее было справиться с Фалон’Дином. Однако теперь богиня видела в нем лишь самовлюбленного мальчишку жадного до власти, а от таких она привыкла избавляться. К счастью для Летанавира, он был ее плотью и кровью, а потому шансы остаться в живых в процессе божественных разборок у него все еще были. И эванурис призадумалась, не так ли несправедлив ее муж с их общим сыном? Может, он просто разглядел в нем то, что упустила она, намного раньше?