***
Солас сидел за низким столиком на небольшой террасе, которая выходила во внутренний двор королевского дворца. В то время, как у большинства эванурисов и членов их свиты в покоях окна и балконы выходили на внешнюю сторону, позволяя им любоваться красотами сердца империи с высоты птичьего полета, у Соласа было все гораздо скромнее и Волк довольствовался тихим журчанием фонтанчиков, благоуханием последних в этом году цветов и видом многочисленных мотыльков, горящих желтыми огоньками в подступающих сумерках. В руках он держал толстую пачку писем, большая часть которых состояла из дорогой приятно пахнущей бумаги, а остальные являли собой помятые желтые страницы, просто сложенные пополам. Некоторые послания были от разгневанных его вмешательством в дела империи горожан, другие – от радостных рабов, написанные неаккуратным почерком и с удивительным изобилием ошибок едва ли не в каждом слове. Однако их благодарность стоила для Волка многого, а письма всех недовольных он едва ли не сразу же сжигал, поняв, что кроме красоты изложения они друг от друга ничем не отличаются. В последнее время он редко позволял себе проводить такие тихие уютные вечера, не загружая голову тяжелыми размышлениями о том, что ему придется воплощать в жизнь уже на следующий день. Волк отчасти понимал нежелание некоторых королей-магов посвящать управлению Элвенаном все свое внимание, ведь сам маг уже и позабыл о том, что в жизни есть какие-то развлечения. С раннего утра и до самого вечера он был занят работой, а возвращаясь в свои покои – тут же падал на кровать, обессилев от ежедневных забот. Но сегодняшний вечер был на удивление мирным, и Солас позволил себе немного расслабиться и даже пригубил вина. Двери в его комнату тихо приоткрылись и внутрь проскользнул Лафаил. В парящем дворце он имел должность кастеляна, и все слуги без исключения, помимо своих господ, повиновались еще и ему. Для Соласа эльф стал незаменимым помощником при дворе, ведь Лафаил, ведомый собственной симпатией к свершениям Соласа, предложил ему свою поддержку. Тайную, разумеется. И в результате те, на кого раньше обращали не больше внимания, чем на простой объект интерьера, стали для Волка шпионами, благодаря которым некоторых кичившихся своим благородством дворян он путем шантажа все-таки заставил забыть о недовольстве своими делами. — Добрый вечер, милорд, — Лафаил подошел к нему и поднял со стола поднос с дымящимися останками горящей бумаги. — Есть ли что-нибудь, что я могу для вас сделать? Какие-нибудь приказы? Солас отрицательно покачал головой. С тех пор как число эванурисов, пребывающих в столице, значительно поубавилось, обстановка стала спокойнее, и даже сам Сын Солнца в отсутствие жены вел себя куда сдержаннее, чем обычно, а Летанавир, ожидая прихода зимы, дни напролет проводил в кузне, готовя доспехи для своего чемпиона. Лафаил поджал губы и поставил на поднос наполовину полный графин с вином, понимая, что полностью маг его все равно не осушит. — Чашнице, которая служит нашему солнечному владыке Эльгарнану, удалось подслушать разговор, в котором посол украдкой упоминал, что граждане Бресилиана желают, чтобы вы обратили свое внимание и на их проблемы. Солас, услышав новости, тяжело вздохнул и начал усиленно тереть лоб рукой. Он едва ли справлялся со столицей и слухи о том, что его вмешательства жаждут и в других областях Элвенана, и радовали и огорчали одновременно. — Этот город контролирует Митал, верно? — задал риторический вопрос он. — Ей ничего не стоит утвердить мои реформы и на своих землях. — Помнится, Ее Светлость говорила вам, что покуда Арлатан не достигнет равновесия между рабами и знатными, и в столице не воцарится мир, распространять на остальные части империи ваши нововведения ни она, ни Эльгарнан не будут. Солас горько усмехнулся, признавая правильность данного решения. На то, чтобы население привыкло ко всем привнесенным в законы изменениям, могли уйти годы, поэтому пытаться помочь всем и сразу было бесполезно. И, если столь желанный порядок в итоге не будет достигнут и знать устроит бунт, то пусть он коснется только Арлатана, а не накроет несколько городов одновременно. Так подавить недовольство будет проще. Однако Солас искреннее надеялся, что этого не произойдет и рано или поздно все свыкнутся с его ограничениями, разглядят в них положительные стороны и будут довольны. — Я подумаю об этом на досуге. Может, найду способ ускорить процесс вывода моих законов из испытуемых и их дальнейшего распространения, — Солас благодарно кивнул своему помощнику. — Спасибо, что рассказал. Мне важно знать, что мои свершения дарят кому-то надежду на светлое будущее. И я очень хотел бы эту надежду оправдать. — Не стоит, милорд, — с легкой улыбкой отозвался Лафаил, — мне приказать слугам приготовить для вас ванну? — Благодарю, но не нужно, — вежливо отказался Волк, и кастелян, не говоря больше ни слова, кивнул ему на прощание головой и направился к выходу из покоев, в то время как Солас начал вновь погружаться в глубины своих размышлений. Но, видимо, хоть немного побыть в одиночестве этим вечером ему было не суждено. — Госпожа! — воскликнул Лафаил на выходе, — Какая неожиданность… Мне казалось, что вашего возвращения стоит ожидать только с первыми морозами! Солас вновь вернулся в реальность и развернулся на своем месте. — Все мы порой ошибаемся, — мягко ответила ему королева-маг и с изяществом танцовщицы вошла в покои к Волку. Эльфийский маг тут же поднялся со своего места и низко поклонился. Перед ним стояла Митал, однако выглядела она не по-привычному строго, а легко и непринужденно, словно ее обрадовали какой-то новостью, которую она давно ждала. Одета эванурис была в ночную шелковую сорочку кремового цвета, подчеркивающую все достоинства ее фигуры, и, покуда Солас все-таки был мужчиной, взгляд его невольно зацепился за соблазнительный вырез на груди. И вместе с тем появилось странное ощущение, будто женщина с помощью ментальных манипуляций почти что насильно притягивает к себе его взгляд, будто желает, чтобы он ее оценил. Позади Митал в полном недоумении стоял Лафаил, однако Волк кивком велел ему выйти. Когда они остались наедине, эльфийка улыбнулась магу и вышла к нему на террасу, присев на второй стул и деликатно закинув одну ногу на другую. Из-за длинного разреза тонкая ткань съехала в сторону, оголяя соблазнительную округлость бедра, и Солас заставил себя смотреть куда-нибудь в сторону. И пусть за годы своей жизни во дворце он усвоил, что большинство эванурисов имеют любовников, некоторые из них были исключительно преданы своим супругам: Силейз не видела никого, кроме угрюмого Джуна, а Митал, пусть и ссорилась с Эльгарнаном, но все равно долгое время оставалась ему верной, хотя он уже давно начал изменять ей. Что же изменилось теперь? Она устала от него? Или хотела ответить тем же: изменой на измену? Солас встряхнул головой, отгоняя эти порочащие драконью владычицу мысли. Митал была выше этого, он был уверен в этом.... И все же она была женщиной, а все женщины порой нуждаются в мужской любви и очень страдают из-за нехватки оной. Но почему именно сейчас? Очередная проверка? Неужели она желала узнать, порочен ли он так же, как и другие эванурисы? — Надеюсь Эльгарнан никак не препятствовал тебе, пока меня не было? — заботливо спросила она, и глаза ее янтарем сверкнули в нежном свете магических ламп, венчающих углы невысокого каменного парапета. — Нет, — заметив, как слабо прозвучал его голос, Солас прокашлялся, прикрывая рот кулаком. — Он, как и ваш сын, уверен, что наилучшим наказанием за мою возможную ошибку будет дозволение разгневанным гражданам растерзать меня лично. Но пока ни одного нападения не было, и я надеюсь, что вскоре ваши подданные смирятся с тем, что их «боги» задают им определенные нормы поведения и отношения к другим. Митал кивнула, однако по лицу богини было видно, что политика ее сегодня не особо интересует. Это был лишь повод, чтобы начать разговор, не более. — А как прошло ваше путешествие? — в свою очередь спросил Волк. — Гладко, — пожав плечами, ответила драконья владычица. Она решила не вдаваться в детали, пусть и видела, что ее собеседнику было любопытно ее послушать. — Но я здесь не за этим. Эванурис встала и, не сводя с мага глаз, подошла к нему и села на его колени, обхватив руками Волку шею. Солас вжался в свой стул, понимая всю неправильность происходящего, однако его тело на подобное действо отреагировало исключительно положительно. От ее прикосновений – легких, ненавязчивых, – по телу словно бы пробежал несильный электрический разряд. Солас вздрогнул и кожа под его одеждой покрылась мурашками. — Я так устала и хочу расслабиться, — робко улыбнувшись, сказала она, прежде чем накрыть его губы своими. Ее поведение казалось ему странным, но понять, почему, он не мог. Мысли неожиданно начали путаться в голове, и Солас ощутил себя инфантильным подростком, на которого впервые обратила внимание особа женского пола. А потрясающий запах ее кожи, который было невозможно скрыть даже дорогим парфюмом, усугублял это ощущение и казался таким знакомым и родным, что этот аромат ему хотелось вдыхать снова и снова, прильнув носом к нежной шее. Волк почувствовал, как его щеки запылали румянцем из-за смешанных чувств стыда и желания. Все его тело напряглось, и мужчина, секунду поколебавшись, позволил себе ответить на поцелуй, наслаждаясь мягкостью губ богини и нежностью ее пальцев, проводящих невидимую линию на скуле, где ранее были контуры его рабского клейма. Затем эльфийка резко отстранилась и, поднявшись на ноги, повлекла его, разгоряченного и готового, за собой. «Слишком быстро, слишком странно…» — возопил здравый рассудок, но глас его казался таким далеким и тихим, что Ужасный Волк с легкостью его проигнорировал, подхваченный бурной волной внезапно обострившихся чувств. — Разве можем мы делать это? — уточнил Солас, прильнув к королеве-магу и начав покрывать легкими поцелуями ее шею. Волку снова казалось, что кожа ее светится изнутри, и это лишь подогревало в нем эгоистичное желание владеть ее красотой единолично не только эту ночь, но и все грядущие. А еще он понимал, что такие мысли не могли взяться в его голове просто так. Возможно, все не сводилось к банальной надобности хоть изредка, но все же иметь близость с женщиной. Нет, все было куда сложнее. Соласу не хватало сил, чтобы признаться себе в том, что верховная королева ему небезразлична. Его пленила ее внешность, но все же куда большее предпочтение он отдавал ее вдумчивости, щедрости и умению прислушиваться к другим. Даже ее строгость в какой-то мере очаровывала его, и если раньше Солас королевы даже побаивался, то сейчас ему хотелось быть с ней на равных. — Мы можем делать все, что захотим, — прошептала она ему в губы и, ухватившись за льняную рубашку на груди, потянула на себя. Эльфийка упала на кровать и Солас накрыл ее своим телом. Здесь, лежа на мягком зверином меху, он признал свою слабость перед этой удивительной женщиной и упивался чувством временной власти над ней. Тело эванурис пылало от желания, а сама она от нетерпения покусывала губы, но все же ждала, что Волк проявит инициативу первым. Эльф склонился к ней для очередного поцелуя, предвещающего ночь бурной любви. Одной рукой он сжал обе ее кисти над головой, а второй провел вниз по бедру, и женщина покорно закинула на него свои ноги. Соласу даже не пришлось освобождать ее тело от плена шелка, ибо было достаточно одной мысли и сорочка, блекло мерцая, исчезла сама, растаяв, словно сахар в чашке с горячим чаем. Однако королева, хмыкнув, высвободила свои руки и с яростью дикого хищника принялась раздирать его одежду, откидывая уже бесполезные лоскуты ткани в сторону. «Что-то не так… Остановись». Осознание ударило, словно молния, взявшаяся из неоткуда и резкой вспышкой прорезавшая пелену наваждения. Волк попытался отстраниться, но эванурис была куда проворнее - она вновь обхватила его руками и, что-то приговаривая, впилась в губы в очередном затяжном поцелуе. И снова Волк забылся, мысли его растаяли без следа, а сам маг погрузился в пучину одолевшей его похоти. Вскоре, полностью обнажившись, эльфы отдались любви, которая больше походила на борьбу, где один вечно пытался взять верховенство над другим. Верхнее одеяло быстро съехало в сторону из-за всевозможных перекатов, а остальное постельное белье смялось. В какой-то момент подхваченные вихрем магии любовники даже поднялись в воздух, обхватив друг друга руками и ногами, сплетясь таким образом в единое целое, а затем с силой рухнули на кровать, которая едва ли не сломалась под внезапно свалившимся на нее весом. Однако тогда ничего на свете не имело для Соласа большего значения, чем женщина, чье тело двигалось с ним в одном ритме. Он ловил каждый ее стон, полный наслаждения; очерчивал пальцем каждый изгиб идеального тела, чувствуя, как та, содрогаясь под ним, реагирует на любое его прикосновение к своей коже, едва ли не мурлыкая подобно кошке. И, когда волна экстаза накрыла их обоих, Солас, тяжело дыша, рухнул рядом с эльфийкой, которая опустилась на живот и подтянула под голову подушку. Ее иссиня-черные волосы спутались, частично закрывая глаза, а тело блестело от пота. — А крошка Гиланнайн говорила, что ты изменился, стал серьезнее, — с легкой усмешкой произнесла эванурис, восстанавливая дыхание. — По мне ты все тот же наивный Волчонок. В какой-то момент Соласу показалось, что сердце его остановилось. Любовный морок развеялся, и у Волка все внутри похолодело и сжалось от резкого осознания произошедшего. Маг мысленно выругался, поняв свою ошибку. Лучше бы он прислушался к своей интуиции, чем поддавался стремительному потоку чувств, что толкнули его в объятья обмана. Только влюбленный идиот, не имеющий никаких шансов заполучить желаемую женщину, поверит в то, что та сама его захочет. А все произошедшее и вовсе было не в духе Митал. Он позволил Андруил обмануть себя, и та умело сыграла на его восхищении Великой Защитницей и долгом воздержании. — Ой, да не смотри ты на меня как зверь, которому капканом защемило лапу! — богиня охоты широко улыбнулась и заклятие изменения облика спало, возвращая эльфийке ее обычный вид. — Брат Фалон’Дин намекнул мне, что чувствует между вами какую-то незримую связь… Грех было не воспользоваться. Однако, вынуждена признаться, я до последнего думала, что ты не поддашься на мои чары и не станешь жертвой этого маленького розыгрыша. Андруил рассмеялась и, ловко работая пальцами, начала выводить на груди мага замысловатые, только ей понятные узоры. Солас брезгливо оттолкнул ее руку и торопливо встал. Он корил себя за глупость и ту слабость, сыгравшую значительную роль в его решении возлечь с женщиной, показавшейся ему подозрительной с того момента, как она преодолела порог его комнаты. Но в то же время какая-то упрямая и эгоистичная часть его сущности пыталась оправдать его. Что он мог сделать? Как бы противостоял силам женщины, которая училась обольщению у самых древних и искусных демонов желания? Которая знала, как двигаться, чтобы привлекать к себе внимание, и какими маслами мазать свою кожу, чтобы мужчины сходили по ней с ума, просто сидя рядом? — Ты же знаешь, что Митал убьет тебя, если узнает, что за вашими деловыми отношениями кроется нечто большее? — Андруил, даже не соизволив прикрыться одеялом, села в постели. За время своего отсутствия в Арлатане она не слишком-то изменилась: теперь ее волосы были коротко острижены, а под грудью появился новый шрам, который длинной линией растянулся на ребрах. Солас не счел нужным отвечать ей. Он вообще не хотел говорить с Андруил, понимая, что стоит ему открыть рот, как в гневе он скажет что-нибудь лишнее, дав королеве-магу еще один козырь против себя. — Ну что ты молчишь, Волчонок? Ты ведь даже не представляешь, как я скучала по тебе! И как обрадовалась, узнав, что ты вернулся во дворец не рабом, а одним из нас. «Я никогда не буду одним из вас», — процедил он у себя в мыслях. Солас, поспешно натягивая короткие штаны, бросил на богиню мимолетный взгляд. И пусть слова Андруил были ласковы, как материнские объятья, радость ее была поддельной, так как в изумрудных глазах Волк четко разглядел неприкрытую ненависть. — В этом все дело, да? — не удержался от вопроса маг. — Тебе противна сама мысль о том, что я больше не твоя игрушка? Что я обрел влияние и теперь ты не можешь избавиться от меня, не получив за это наказание? Андруил широко улыбнулась, сверкнув клыками, которые также были весьма специфичным недостатком ее внешности, однако весьма удачно вписывались в образ хищницы, ведущей охоту на других убийц, созданных природой. — Вообще-то, только что ты доказал обратное, — она откинулась на подушки и начала с наслаждение потягиваться, отлично демонстрируя гибкость своего тела. Солас испугался, что желание взять ее охватит его вновь, но этого не произошло. Теперь, когда маг видел ее истинное лицо, он чувствовал лишь гнев, и ее старание его возбудить было Волку противно. — Ты по-прежнему мой Волчонок и после всего произошедшего я могу с легкостью обречь тебя на смерть. Мне достаточно лишь шепнуть на ушко Всеотцу Эльгарнану, что у тебя встает на его жену, и поверь – долгая, мучительная смерть тебе обеспечена. Солас верил в это, однако сильно сомневался в том, что Андруил побежит рассказывать приемному отцу о своем открытии. Нет, она будет играть с ним, как кошка с мышкой, снова попытается подчинить его своей воле, манипулируя этой тайной. Маг на секунду задумался о том, чтобы убить ее, однако это не осталось бы незамеченным и привело бы к весьма плачевным последствиям не только для самого Соласа, но и для эльфов, о которых он нынче заботился. Да и победить эльфийку ему бы было далеко непросто, а противостояние это не осталось бы сокрытым от других богов. — Уходи отсюда, — прошипел он, швырнув ей свой халат, чтобы девушке не пришлось бродить по коридорам голышом. — Я и лица-то твоего видеть не хочу, не говоря уже о том, чтобы слышать твой голос. Великая Охотница цокнула языком и закатила глаза, однако соизволила одеться и встала с мягкой перины. — А ведь я даже не знаю, за что ты на меня злишься! — совсем по-детски надув губы и нахмурив брови, пожаловалась она. — Уж не знаю, — Солас всплеснул руками и прошипел богине прямо в лицо, когда она приблизилась к нему, положив одну руку ему на грудь. Пальцами второй руки она дотронулась до его волос и намотала одну из прядей на указательный палец. — Наверное, тем, что сломала мне жизнь, лишила меня семьи и из эльфа превратила меня в своего ручного питомца! — Ты сам разрушил свою жизнь, я лишь дала тебе на это свое дозволение. К тому же, если бы не я, то ты так и остался бы неграмотной деревенщиной, растрачивающей свой потенциал в далеких промерзших землях, разгребая навоз за домашним скотом и изредка выбираясь в лес для ловли мелких зверьков! Солас замер и внутри него началась самая настоящая борьба. Часть его понимала, что Андруил права и своих земляков, родственников и многих других он убил по собственному желанию, а другая – та, что вечно пыталась найти для него оправдание, говорила о том, что богиня просто не оставила ему другого выбора, и, прояви он слабость тогда, сурового наказания от капризной эванурис было бы не избежать. — Допустим, ты права, — согласился Волк, наслаждаясь видом удивления на лице богини. — Ты забрала меня из родной деревни и тогда у тебя было полное на то право, но не волнуйся, скоро я лишу тебя этого и тогда ты будешь давать свое дозволение только тем, кто по собственному желанию примкнет к тебе, а таких, я думаю, будет немного. Андруил до крови закусила нижнюю губу и согнула палец с намотанной на него темно-русой прядью, потянув на себя и заставив тем самым Соласа приблизить свое лицо к ее. — Мне нравится, что ты огрызаешься… Маленький Волчонок наконец-то вырос в большого Ужасного Волка. Вот только не советую тебе рычать на меня, дорогой, а то ты станешь одним из моих трофеев. Разумеется, она знала о том, что он и есть Фен’Харел. Андруил практически воспитала его, молодого, неотесанного северянина, и в то время, как другие эванурисы искали изменника среди народа, богиня охоты разглядела его у них под носом. И пусть со стороны казалось, что придворные интриги ветреную и сумбурную эльфийку не волнуют, впечатление это было ложным. Андруил любила узнавать чужие секреты и бить по слабым местам, когда ей этого хотелось. И те, кто считал, что Андруил уезжает удовлетворять свою жажду убийств в далекие леса и степи, глубоко заблуждались. Самая настоящая охота начиналась здесь, в Арлатане, и дичью были не звери, а эльфы. В этом плане она была к Летанавиру ближе, чем Силейз, несмотря на то, что они – дети разных матерей и отцов, и по венам их течет далеко не одна и та же кровь. Андруил снова рассмеялась ему в лицо, обнажая белоснежные зубы и запрокидывая голову назад. Солас хотел оттолкнуть ее, но почувствовал неприятный запах паленых волос и был вынужден применить заклинание прежде, чем Андруил забавы ради подожгла бы их. Богиня охоты кончиком языка слизнула рубиновую каплю с припухшей нижней губы и, едва не выдрав Соласу прядь, с видом победителя удалилась, оставив эльфа одного. Знание, которым Волк по глупости сам вооружил Андруил, было опасно. И магу было мало жить надеждами на то, что если он будет вести себя хорошо, то та ничего не расскажет. Нет, ему нужно было, чтобы она никогда не поднимала эту тему, чтобы она замолчала навсегда. И сделать это он должен был, не вступая в открытый конфликт. Незаметно, словно тень. Это было трудной задачей, но определенно интересной. И Солас понял, что для начала ему не помешает обзавестись хоть каким-то преимуществом над ней. К счастью, во дворце у него было достаточно союзников среди тех, кого Андруил почти никогда не замечала.***
Кружась в воздухе, прямо на раскрытую ладонь Фалон’Дина опустилась холодная пушистая снежинка. Бог удачи тут же сжал руку, изничтожая ту теплом своего тела, и с ненавистью посмотрел на затянутое серой пеленой небо. Пора. Эванурис взглядом отыскал на вершине самой низкой горы из тех, что полукольцом зубчатого хребта окружают Арлатан, королевскую арену – грандиозное сооружение, созданное при совокупности магии и природы. Она, как и раньше, восхищала его своим видом. Гигантские деревья с широкими серыми стволами уступили силе архитектора-заклинателя, пригнулись и закрутились, образуя плотный круг с высокими трибунами. Могучие длинные ветви нависали над сидячими местами и летом превращались в зеленые тенты, дарующие зрителям прохладную тень и надежную защиту от палящего солнца. Сейчас же яркой листвы не было и голые ветви более всего походили на ребра, принадлежащие давно почившему монстру, от которого ничего кроме скелета не осталось. И пусть это сооружение значительно уступало своими размерами городской арене, – где проводились бои не только между эльфами, но и чудовищами, пойманными Андруил в диких степях, или созданными магией Гиланнайн, – оно всегда очаровывало, притягивая взгляд красотой своей необычной архитектуры. К тому же сражаться на королевской арене было дозволено далеко не всем, а турниры устраивались только по особым случаям. Например, когда богам требовалось разрешить свой спор или помериться друг с дружкой силами. И, конечно же, боролись они чужими руками, принося в жертву своему тщеславию жизни верных последователей. Выдохнув белое облачко пара, Летанавир вернулся к себе в покои и начал неторопливо надевать верхнюю одежду. Он накинул на себя синий длиннополый кафтан с широкими рукавами, пристегнул плотный воротник, украшенный черным густым мехом гигантского медведя, ноги обул в высокие сапоги с острыми стальными носками и толстой подошвой из грубой кожи, а на руки натянул длинные черные перчатки по локоть, отделанные теплым мехом внутри. Каждое движение король-маг делал с особым трудом. Казалось, что конечности его одеревенели от внезапно подступившего волнения, которое мужчина с самого утра пытался прогнать как можно дальше от себя. Он был абсолютно уверен в своей победе, однако плохое предчувствие снедало его изнутри. Подойдя к зеркалу, Фалон’Дин пристегнул к своему одеянию серебряную брошь в виде совы и потянулся рукой к замку витрины, под стеклом которой лежали его маски во всем своем разнообразии – он сохранил даже разбитую, способную закрыть лишь правую сторону его лица. Однако, глядя на собственное отражение, бог в нерешительности помедлил. Он чувствовал, что личность Диртамена временно отступила на задний план, позволив ему, Фалон’Дину, действовать без оглядки на моральные принципы. И эванурис признался себе в том, что в данный момент это наилучшее решение для них обоих, ведь во время поединка мудрость Диртамена бесполезна, а вот хитрость Фалон’Дина будет как нельзя кстати. Ему было необязательно присутствовать на арене лично, ведь саму битву он мог увидеть, не покидая дворца и рассматривая происходящее через зачарованный бинокль, однако бог удачи решил, что должен там быть. И почему-то эльфу казалось, что и отец его не будет сидеть в стороне и с любопытством посмотрит на то, как в бою не на жизнь, а на смерть сойдутся их лучшие рыцари. Так и не решившись закрыть лицо маской, Летанавир покинул свои покои и сразу же за его спиной, постепенно материализуясь, возникли две высокие тени его демонов. Добравшись до зала с порталами, бог удачи встретил у активированного элювиана Андруил, и та широко ему улыбнулась. Эльфийка всегда любила казаться дикой и позволила себе вместо дорогих платьев, инкрустированных драгоценными камнями, нарядиться в свой охотничий наряд, умело сочетающий в себе и красивые меха редких животных и элементы доспеха. — Я уже думала, что не дождусь тебя, — всплеснув руками, сказала она. — Наконец-то настал тот день, когда кто-то надерет королевский зад нашего отца и останется при этом в живых. Фалон’Дин лишь хмыкнул в ответ. Если Андруил и считала его своим другом, то он не чувствовал по отношению к ней ничего. Лишь пустоту, которая выражалась в абсолютном безразличии к ее персоне. Однако он не мог не признать того, что Великая Охотница вернулась в столицу как нельзя вовремя, дав эванурису возможность проучить Фен’Харела, подлого ренегата, что осмелился поселиться во дворце. И, судя по ее счастливому лицу, у него это получилось. — Подождём Гиланнайн? Она, как истинная леди, слишком долго прихорашивается. Бог удачи кивнул, соглашаясь с этой маленькой просьбой, но своих демонов он отправил вперед, чтобы те успели найти рыцаря, которому Фалон’Дин оказал честь защищать тайну личности Диртамена. — Я забыл узнать при нашем прошлом разговоре… Могу я спросить, почему ты в Арлатане, когда твои земли осаждены Джуном? — спросил маг спустя несколько минут томительного ожидания. Он знал, что на самом деле Андруил пытается отвоевать у супруга Силейз территории, которые ей никогда не принадлежали, однако, чтобы не лишиться благосклонности хотя бы одной из своих сестер, Летанавир решил придерживаться ее версии происходящего. Великая Охотница недовольно наморщила нос, но все-таки ответила: — Из-за вмешательства Силейз у нас временное перемирие. Умеет же сестра появляться не вовремя, я ведь как раз планировала штурм пограничной крепости! — Ох, сочувствую, — солгал бог удачи, начиная раздражаться долгим отсутствием Матери Галл, — а ведь я уверен, что, если бы моя сестрица вам не мешала, ты бы уже давно победила Джуна. — И счастливая топталась бы на его прахе, да, — мечтательно подтвердила Андруил. На этом их диалог исчерпал себя и несколько томительных минут они провели молча, вслушиваясь в тихое гудение, с которым шевелилась светящаяся гладь волшебного портала. Когда же Гиланнайн все-таки появилась, Андруил удивленно вскинула брови, гадая, как возлюбленная может так медлительно подбирать наряды. Однако Фалон’Дин подбор одежды маленькой белокурой эльфийки оценил, и возникшее было раздражение разом улетучилось, стоило ему заметить милую улыбку на идеально овальном личике. Мать Галл была одета во все белое и сверкала подобно снежинке под солнцем, плечи ее украшала накидка из белого соболиного меха, а из пышной прически торчали гладко отполированные галльи рожки, спутанные между собой серебристыми цепочками с мелкими звеньями, на которые крепились короткие висюльки с сияющими бриллиантами. — Как я выгляжу? — робко поинтересовалась она, поправляя белую кудряшку, выбившуюся из плена многочисленных, но незаметных для глаза приколок. — Как богиня, — в качестве приветствия поцеловав тыльную сторону маленькой ладошки, произнес Фалон’Дин, не скрывая своего восхищения. Андруил скрестила руки на груди и громко хмыкнула. — Копайся ты дольше, и мы пропустили бы поединок! — упрекнула она свою любимую и та стыдливо покраснела, однако быстро совладала с эмоциями и, по-королевски вздернув нос, величественно прошествовала мимо эванурисов и скрылась в портале, едва задев Андруил плечом. Брат и сестра переглянулись, обменявшись усмешками, и последовали за ней.