Он имел глупость одарить тебя властью. Используй это. А любые ошибки, ежели ты умудришься их совершить, грузом ответственности лягут на его плечи. Впрочем, моему отцу и так придется за многое ответить.
Деланей, забросив его письмо в камин после прочтения, незамедлительно пошла выполнять приказ двуликого бога. Его прошлые идеи, на которые она успешно навела и Эльгарнана, уже приносили свои плоды. Арлатанские рабы, прекрасно понимая, чем им грозит безработица, неминуемая в виду того, что знать начала приглашать к себе в дома эльфов из других провинций, постепенно начали пренебрегать реформами Соласа и вновь отдавать себя в услужение на отнюдь не выигрышных условиях. Однако таковым было решение далеко не всех низкорожденных, и небольшие группы недовольных начали во всеуслышание требовать переговоров с эванурисами, которые то предоставляли им все необходимые условия для труда, то стремились заменить их, приглашая в город чужаков. Разрозненность мнений в обществе породила бесчисленные беспорядки, с которыми ни стража, ни охотники Андруил уже не справлялись. Арлатан кипел, точно большой котел, и не было никого, кто мог бы пресечь раз и навсегда все волнения. Взирая на возгорающийся с новой силой хаос, Деланей готовилась отдать от чужого имени новый приказ, который был ничем иным как смертным приговором для упрямцев, и руки ее дрожали от волнения.Мной, Эльгарнаном Отцом Всего Сущего и Первенцем Солнца, было решено следующее: любой раб, что бесхозно прозябает в нижних районах нашего благословенного города, должен немедленно покинуть столицу и обустроиться за ее пределами. Такое решение было принято в связи с тем, что Арлатан является не просто столицей, но и колыбелью ваших богов, оплотом культуры нашего великого народа, его прошлым, настоящим и будущим. И многие, в том числе и я, считают, что негоже трущобам черными язвами перекошенных и заплесневелых построек, зловонием канав и гниющего мусора портить благородный лик этого священного места.
Элвен, за которыми закреплены рабы, должны обеспечить их жильем и заполнить бланки о регистрации, тем самым подтверждая, что оные личности действительно находятся в услужении и исполняют свой долг. Невольники, которые по каким-либо причинам отказались от своих хозяев или же выкупили себе свободу, должны будут покинуть Арлатан в течение тридцати дней после оглашения моей воли. В противном случае городской стражей с особый пристрастием будет проведена чистка.
Когда же трущобы опустеют, нижние районы будут закрыты на реставрацию, и в скором будущем на месте хлипких лачуг и захудалых рыночных палат мы построим нечто новое и прекрасное.
Закончив писать, Деланей возненавидела себя, так как поняла, что новое распоряжение не утешит той бури, что уже терзала столицу Элвенана. Наоборот – оно придаст ей новых сил, на блюдечке предоставив рабам основания для бунта. Но на то и был расчет Фалон’Дина, вот только эльфийка не была уверена, что понимает, для чего он все это делает. Сделав ее фавориткой Эльгарнана, он желал отомстить матери за отречение и получить слабое подобие контроля над главой эльфийского пантеона. А издавая указы от имени отца, Фалон’Дин ослаблял его власть и настраивал народ против Верховного эвануриса. Вот только понимал ли он, что подставляя под удар Эльгарнана, он тянул на дно и себя самого? Или же он надеялся в час нужды явиться жителям империи в облике могучего героя, свергнувшего кровожадных тиранов и исправившего всю ту несправедливость, которую они успели учинить? Воистину, его мысли и желания были так спутаны и неясны, что Деланей было легче не вдаваться в подробности вовсе. Подделав роспись Сына Солнца и поставив королевскую печать, Деланей отнесла новое распоряжение в Палату Мудрецов, где сию божественную прихоть должны были оформить должным образом и узаконить. Будь она любовницей какого-нибудь другого эвануриса, у ученых элвен возникли бы к ней вопросы относительно достоверности всего написанного, однако Мудрецы верой и правдой служили Эльгарнану и знали, что Деланей ему близка. Они приняли его волю на рассмотрение, и, судя по довольному лицу Верховного Жреца, чей голос был одним из решающих при приеме законов в отсутствие Сына Солнца, сие решение, выдвинутое Фалон’Дином, их удовлетворило. По-видимому, Эльгарнан и сам давно задумывался о чем-то подобном, но из-за вечного вмешательства Митал в его дела у него все никак не доходили до этого руки. Что ж, возможно, Деланей, руководствуясь этими подозрениями, в будущем сможет выпросить для себя помилование, когда Верховный эванурис вернется во дворец и спросит с нее за самоуправство. А пока… пока ей стоило держать осанку прямо, мило улыбаться и отбиваться от сквернословов, возглавляемых Андруил и Гиланнайн. Говоря о последних – они как раз ждали Деланей в королевской столовой, куда любезно пригласили ее на обед. Зал сиял убранством и блеском посуды, а в воздухе витали искушающие голодный желудок ароматы удивительных деликатесов, приготовленных руками лучших поваров империи. Суетливые слуги бегали вокруг длинного стола и обслуживали двух королев, что громко о чем-то дискутировали, однако замолчали, когда Деланей присоединилась к ним и манерно заняла место Эльгарнана. Она сделала это специально – не потому что хотела этого, а из-за того, что такого поведения требовал от нее Фалон’Дин. К тому же, веди она себя иначе, Андруил уже давно бы уловила ее страх и без каких-либо проблем выкинула из дворца. И по этой же причине Деланей не поприветствовала их. Она – душа и вестница воли Эльгарнана, а Верховный эванурис никогда не склонял головы перед младшими богами. — Зная отца, он бы посадил тебя на место Митал, но уж никак не на свое, — спустя несколько томительных секунд, отсчитываемых звоном посуды и скрежетом вилок и ножей по днищам тарелок, сказала Андруил, отправив в рот кусок мяса. Великая Охотница предпочитала, чтобы оно было с кровью, и всегда выбирала кусочки пожестче, чтобы было во что впиться зубами. — Что ты, — заливисто рассмеявшись, отозвалась Гиланнайн и, взяв бокал, сделала большой глоток гранатового сока, — я уже сбилась со счету сколько раз эта пташка лепетала о том, что она нечто большее, чем просто любовница. Она его сердце и душа. Слышала бы твоя матушка об этом. Несмотря на то, что Гиланнайн пыталась придать язвительности своему голосу, получалось у нее крайне плохо. Деланей даже не смогла заставить себя разозлиться на нее, так как прекрасно понимала, что ученая не создана для придворных игрищ, выражающихся в завуалированных под лесть и любезность упреках. Она была далека от этого, но старалась подражать Андруил, которая всегда любила причинять боль другим. И не важно – словами или при помощи своего охотничьего лука и пары десятков стрел. — Моя матушка не услышит, так как она давно в могиле и заставить ее говорить может только Друг Мертвых, но Митал… Да, ей все это было бы не по вкусу, но Деланей далеко не первая, посягнувшая на роль супруги Эльгарнана, и не последняя. — Однако вы запомнили мое имя, — подала голос Деланей и подозвала к себе служанку, которая стала наполнять ее тарелку теми блюдами, на которые молодая леди указывала. В стороне, наблюдая за обедом трех женщин, стоял хмурый кастелян, открывавший рот только для того, чтобы прикрикнуть на неуклюжих девиц, неаккуратно накладывающих владычицам салаты. Деланей не знала, почему его персона притянула к себе ее взор, но считала, что это потому, что она и сама была не в восторге от того, что происходило за столом. Тишина была предпочтительнее. — Запомнила только потому, что нужно будет выгравировать его на твоей могильной плите, ибо интерес Эльгарнана исчезнет, как только ты и то, что находится между твоих ног, станет для него не таким притягательным и сладким. Всем известно, что любовь Эльгарнана не длится вечно. Даже Митал уже прочувствовала это на себе, — огрызнулась Андруил, в гневе раздув широкие ноздри. Гиланнайн положила свою руку ей на ладонь и робко улыбнулась, привлекая внимание любимой к себе. В этот же момент одна из служанок поднесла графин с крепким элем и плеснула его в чашу Великой Охотницы. Андруил незамедлительно осушила сосуд и совсем по-мужски вытерла рот тыльной стороной ладони. — Вас тоже влечет то, что между моих ног, иначе с чего вдруг вы говорите об этом? Гиланнайн повернулась к Деланей так резко, что та тут же вжалась в спинку стула и едва заставила себя проглотить лист салата. Может, Гиланнайн и была робее своей возлюбленной, но сказанное эльфийкой ее напрягло. Возможно, она просто устала делить Андруил с ее избранниками, а может только с ними делить и могла. Как бы то ни было, вопрос эльфийской леди вызвал у Андруил саркастичный смешок. — Мне просто интересно, что отец нашел в тебе, — лукаво улыбнувшись, сказала она, но тут же прочистила горло, будто поперхнувшись чем-то. — Вероятно, то, что не смог найти в своей законной жене, — осторожно пожав плечами, ответила Деланей и вновь начала накалывать овощи на вилку, чувствуя, как пристальный взгляд кастеляна прожигает в ней дырку. Деланей не повернула к нему головы напрямую, но следила за ним боковым зрением. На лице его красовался валласлин Эльгарнана – впрочем, как и у большинства дворцовых слуг, – но у королевской любовницы имелись некоторые опасения на его счет. Она точно была уверена в том, что шпионы Митал и других эванурисов наводняли этот дворец, как рыбки аквариум, и знала, что в толстых стенах имеются тайные проходы, по которым они снуют, точно мышки, без особых усилий пробираясь в любую часть небесного града и добывая секретную информацию, за которую можно с легкостью купить расположение божественного господина или госпожи. Но он не служил Летанавиру – его агентов Деланей знала поименно, и именно они доставляли ей волю эвануриса, расписанную размашистым почерком на пергаменте. Джун и Силейз тоже имели своих осведомителей, но те в основном находились в спячке, игнорируя любые стычки между обитателями и гостями дворца. И из тех, кто имел власть над судьбами, оставалась только Митал. Деланей поджала губы, понимая, что слова ее обязательно передадут драконьей владычице, однако эльфийка искренне надеялась на то, что Эльгарнан успеет вернуться в столицу раньше своей черноволосой супруги. И защитит ее, обязательно защитит. — Эй, фаворитка! — голос Андруил резанул по воздуху, и Деланей невольно вздрогнула, поднимая взгляд от тарелки к богине. — Папочка говорил, что ты ведаешь о том, что говорят в народе, — эванурис натянула на бордовые губы кривую ухмылку, но та немного приугасла, когда Великая Охотница зашлась в очередном приступе кашля. — Так скажи… что говорят о нас с любимой?.. Андруил, чувствуя стеснение, приложила руку к своей груди и глубоко задышала. Гиланнайн услужливо постучала эванурис по спине, но это не помогло, и Андруил, резко отодвинувшись на стуле назад, согнулась пополам. — Андруил? — взволнованно позвала возлюбленную Гиланнайн, но та стремительно поднялась и через арочный проход позади вышла на небольшую веранду, руками крепко вцепившись в парапет. Кашляла богиня надрывисто и долго, после чего полуобернулась и взглянула на белокурую Мать Галл так, точно не могла с уверенностью сказать, где богиня находится. Ее голова болталась на плечах, будто лишилась устойчивой опоры в виде костей, а потом Андруил снова согнулась и ее вырвало густой красной массой. — У госпожи кровь! Кровь! — взвизгнули остроухие служанки. Пороняв всю посуду, они с криками побежали прочь, а кастелян напрягся всем телом и приказал позвать лекарей. — Любовь моя! — Мать Галл встала на колени возле осевшей у одной из арочных колонн Андруил и, запустив руку в вырез своего платья, достала из запрятанного внутреннего кармашка небольшой флакончик с прозрачной жидкостью. — Держи, выпей это. Деланей резко встала, и Гиланнайн метнула на нее рассерженный взгляд. «Если она подумает на меня, то все пропало… Кто осмелился на такое?». Деланей понимала, что для полноценной расправы над одной из богов любого яда мало. Нет, это не целенаправленная попытка убийства, а скорее способ заявить о себе, припугнуть и надерзить. Но кто это сделал? Мог ли Фалон’Дин в обход ей приказать своим приспешникам действовать или же это был Джун, который так славился тем, что не строил козней, не подстраивал ловушек, а всегда сражался со своими врагами напрямую, встречаясь с ними лоб в лоб? А могла ли это быть Силейз? Деланей едва сдержала тяжелый вздох. Поиск ответов в размышлениях был задачей, обреченной на провал. Андруил в перерыве между спазмами осушила маленький стеклянный сосуд, едва не подавившись, и пустой флакончик, выскользнув из ее рук, со звоном упал на пол и покатился под стол. — Стража! — сердце Деланей дрогнуло и пропустило удар, когда она осознала, что зов криком сорвался с ее уст, а не с пухлых губ Гиланнайн. Мать Галл подняла на нее большие и удивленные глаза, однако эльфийка сделала то, чего сама от себя не ожидала – она ткнула пальцем в кастеляна, что столь внимательно наблюдал за ними во время обеда, хотя мог заниматься и другими делами. — Этот эльф мог подсыпать госпоже яд в обход всем дегустаторам! Гиланнайн согласно кивнула и, убрав волосы с лица Андруил, поцеловала ее в щеку, прежде чем эванурис согнулась в очередном приступе кровавого кашля. В следующую секунду в зал, гремя золотыми доспехами, забежали стражники и тут же скрутили кастеляна, вопиющего о своей невиновности, а также всех служанок, что вжались в углы, точно побитые собаки. — Нет! — крикнула белокурая королева, когда те потащили мужчину прочь. — Спустите его в мою лабораторию, я хочу допросить его лично! Эльфы в золотом облачении кивнули и исполнили ее приказ, а сама эванурис, поднявшись с колен, помогла Андруил встать и передала ее подоспевшим лекарям. Лицо Великой Охотницы вздулось, будто бы ее искусал целый пчелиный рой, глаза заплыли, а кровь настырно рвалась из глотки наружу. Когда ее увели, Деланей заметила, что Мать Галл осматривает тарелку богини, а затем белокурая чародейка поднесла к носу пустой бокал и принюхалась. — Пахнет не совсем так, как должно, — с отвращением процедила она и, взяв бокал в одну руку, а другой до боли ухватив Деланей за тонкую кисть, с силой потянула королевскую любовницу за собой. Эльфийка не знала, что ей делать и как быть; как отвечать на обвинения и на кого спихивать вину. Она даже не могла предположить, что на Великую Охотницу совершат покушение таким безобразным и низким образом. Как же унизительно для храброй эванурис, всю жизнь боровшейся с различными чудищами, быть поверженной каплей яда в питье! Об этом небось благороднейшие сыны и дочери Арлатана будут судачить еще долгие месяцы, если, конечно же, Андруил, оправившись, не заставит их заткнуться. И эта мысль натолкнула Деланей на отнюдь не самый лучший вывод… Вероятнее всего, это все-таки Фалон’Дин. Тот, кто напутствовал любыми способами отвернуть сестер друг от друга. Кого Андруил обвинит в этом по пробуждению? Разумеется, Джуна. А кто переживает за королевского изобретателя больше всех? Само собой, Силейз. А там уж, когда между двумя сторонами вновь разразится война, Друг Мертвых будет волен выбирать, кому помочь – ибо он единственный из эванурисов, кто заинтересован в дележке земель между Великой Охотницей и Джуном. Сестры будут заискивать перед ним, пытаясь заслужить его поддержку, и Деланей почему-то догадывалась, кого он выберет… А может, он найдет способ одурачить сразу обеих и получить то, что ему так нужно? Возможно. Имея дело с Фалон’Дином, ни в чем нельзя быть уверенным наверняка.***
В лаборатории Гиланнайн было слишком душно. Все тело Лафаила покрылось испариной, пот пропитал одежду и неприятно пощипывал раны. Комната созидания и прогресса, которую его слуги убирали после «чудес», сотворяемых Матерью Галл, превратилась для него в пыточную. Его посадили на железное кресло, предназначавшееся, по-видимому, для серокожих гигантов – эльф тонул в нем, и руки его казались тонкими веревочками на широких подлокотниках. Однако Гиланнайн специально для него изменила кое-что: стянула тугие браслеты; изменила размер металлической конструкции, похожей на пару сапог, которые сжимались на его ногах, пронзая кожу и мышцы специальным штыком, и ломали крупные кости ног. А шею кастеляна она стиснула толстой полоской кожи, в центре которой расположились шипы, два из которых острыми кончиками упирались эльфу в подбородок, а два других – в ключицу, и не позволяли Лафаилу опускать голову. — Мои первые создания слишком походили на драконов строением своих ног, — поведала Гиланнайн, пытаясь решить, что еще из своего оборудования можно превратить в оружие дознания, — и на этом самом кресле я их им ломала, заставляя срастаться по-новому, как нужно мне. К счастью, потом мне удалось избавиться от этого дефекта иными, менее болезненными для них методами, но кресло осталось. — Никогда бы не подумал, что вы… способны на такое, госпожа, — превозмогая боль, отозвался Лафаил. — Все мы становимся агрессивней, когда нашим любимым грозит опасность, — уже тише пояснила Гиланнайн, рассматривая свои инструменты. Она не совсем поняла его слов, а потому отнесла их к Андруил, тревога за которую плющом проросла в ее мыслях и охладила сердце. Лафаил же, стесненный в движениях, мог смотреть только перед собой и видел лишь королевскую любовницу. Ее не связали и не пристегнули, однако за спиной Деланей стояло двое стражников. Любовь Эльгарнана спасала ее от той участи, которую переживал Лафаил, однако эльф искренне желал ей подобных мук, считая, что она их вполне заслужила. За всех, кого стравила друг с другом. — Все очень просто, Лафаил, — сказала Гиланнайн, возвращаясь к нему с длинной иглой, что отливала золотом в ярком свете свеч, расставленных в лаборатории эванурис везде, где только возможно. — Ты говоришь мне, кто отдал приказ отравить Андруил, а я в свою очередь дарю тебе быструю и безболезненную смерть. — Приказа не было, госпожа. Гиланнайн тяжело вздохнула, глядя на жалкого, стрункой вытянувшего шею эльфа. И быстро, с точностью опытной швеи, вогнала иглу ему под ноготь большого пальца, вырвав из глотки крик. Деланей, сидящая напротив, вздрогнула и отвела взгляд. Стражники не спускали с нее глаз, наблюдая и запоминая ее реакцию. — Кому ты служишь? Боль выжгла в сознании имя, но челюсти плотно сомкнулись, до крови прикусив язык, надежно запечатывая его на устах. Никто не должен знать правды об Ужасном Волке – тайну эту он на языке магии и собственной крови поклялся хранить ценой своей жизни. — Кому ты служишь?! — иглу резко вынули и на сей раз мучительно медленно вогнали уже под другой, указательный палец. Слезы текли по лицу Лафаила, крик раздирал глотку, а боль терзала сознание. Но он молчал, как и положено тому, кто до конца верен идее. Следующей жертвой покрасневшей от крови иглы стал средний палец, и Мать Галл смогла добиться от слуги ответа. Правда, совсем не того, которого ожидала. — Я служу династии! И нашему народу… — Ты покусился на династию! — взревела Гиланнайн, сверкнув большими глазами. — Не я, — отозвался Лафаил, — она… Он не мог указать на Деланей пальцем, но эванурис хватило его взгляда. Она сразу же развернулась к фаворитке, но та с небывалым достоинством выдержала ее тяжелый взгляд. — Наглая клевета, — отозвалась она, — я не имею доступа к кухне, да и я что, настолько глупа, чтобы травить Андруил посреди дня на глазах другой королевы и при страже? О нет, желай я вам смерти, то сделала бы это, когда Ее Величество одна, в своих покоях. К тому же она – дочь моего повелителя, моей души, и учинить ей вред, значит обременить его лишними страданиями и волнениями. Гиланнайн скрестила руки на груди, переводя взгляд от одного пленника к другому. То, что Деланей из-за своего положения обрела некоторую неприкосновенность, подрывало доверие эванурис к ее словам, однако богиня не могла не признать, что замечание эльфийки не лишено смысла. — Это она! — в перерывах между всхлипываниями повторил Лафаил, и белокурая богиня помедлила, застыв вместе с иглой у подлокотника. — Я могу доказать, что она… ведет двойную игру. Деланей заметно напряглась, лицо ее стало белым, словно молоко. — Я слушаю, — тон Гиланнайн смягчился, но ее взгляд был по-прежнему колким. Лафаил собрался с остатками мыслей и, пытаясь не обращать внимание на боль, пронзившую пальцы и переломанные ноги, как можно убедительнее поведал: — Для соблазнения Эльгарнана она украла у Андруил ее масла – ваша возлюбленная жаловалась вам на это сегодня, во время обеда. Они важны для нее, ибо изготавливаются из мускусных желез редкой породы ядовитых* драконов, кои находятся под протекцией Митал. — Верно, — Гиланнайн кивнула, — их запас ограничен. — Она использовала свою власть над его похотью, и потому, отлучившись, наш владыка оставил ей королевскую печать, которую обычно прятал или брал с собой. Сегодня она написала от его имени новый указ и передала его Мудрецам. Не знаю, что там, но явно ничего хорошего. — Ты лжец, гнусный лжец! — воскликнула Деланей, всплеснув руками, однако Гиланнайн одним взглядом заставила ее замолчать. — А откуда ты это знаешь? Лафаил то ли усмехнулся, то ли захрипел, но все же ответил. — Как я и говорил, я служу нашей династии. И не я один. Это целая сообщность, цель которой – замечать ошибки ваших врагов и оберегать вас. — Ты не справился, — процедила белокурая богиня с искрящейся россыпью бриллиантов диадемой в виде рожек, проглядывающей из белоснежных волос. — Госпожа, — Деланей позвала Гиланнайн, но та резко подняла руку, негласно приказывая ей замолчать и тем самым не позволяя оправдаться. Сама эванурис повернулась к стражам и приказала одному из них: — Отправляйся в Палату Мудрецов и предупреди их о том обмане, что провернула наша королевская фаворитка. Пусть отзовут подделанный указ. Стражник кивнул, однако не успел развернуться, как где-то вверху хлопнула дверь, и по закругляющейся лестнице, опираясь о стену, медленно спустилась Андруил. Выглядела она в разы лучше, однако слабость, по-видимому, ее еще не отпустила. — Нет, — прошипела она, с ненавистью глядя и на Лафаила, и на Деланей, чья кожа при виде Великой Охотницы покрылась мурашками. Она все слышала, ибо слух хищника всегда обострен, когда он думает, что ему грозит опасность. — Пусть издается… Пусть элвен ненавидят отца! Мы от этого только выиграем. — Но мы хотели сделать все иначе, — строго процедила Гиланнайн. И Лафаил напряг слух и память, впитывая, словно губка, слова богинь. Если он выживет, то обязательно отправит весточку Соласу и доложит обо всех безумствах. Пусть вернется в столицу, пусть все исправит! — Пусть элвен свергнут Эльгарнана сами! Нам на это едва ли хватит сил… Андруил, сгорбленная и болезненно-бледная, отчего ее обычно смуглая кожа приобрела более светлый, золотисто-карамельный оттенок, шаркая ногами по каменному полу, подошла вплотную к Лафаилу и заглянула ему в глаза. — А затем они в гневе уничтожат трикстера, который все это начал, а потом и Забытых, один из которых развязал на улицах Арлатана кровавую бойню. Остальных мы добьем сами, встав во главе твоей армии, — обращаясь к возлюбленной, пояснила Андруил. Глаза Деланей расширились от ужаса, и в них Лафаил разглядел отражение своего лица – такого же перепуганного. Она не забыла. Не забыла о том, что Солас и есть Ужасный Волк, хотя и должна была. Неужели зелье не сработало и не стерло его из воспоминаний Охотницы? Агх! Он же говорил, что мало что смыслит в зельеварении, а потому ошибки и негативное восприятие организмом не были столь уж неожидаемыми проблемами. Но почему ничего подобного не случалось раньше? — Жаль, однако, что клеймили вас не моим знаком, иначе бы я покарала вас так жестоко, как вы не могли бы представить и в своих наихудших кошмарах, — Андруил переводила хищный взгляд с одного пленника на другого. — Но я все еще могу убить вас. Щелчок пальцами. Хруст и короткие вскрики с обеих сторон, за которыми потянулась тишина. Обе жизни были с легкостью оборваны в один момент, и Гиланнайн одарила свою любовницу осуждающим взглядом. — Они могли быть полезны, — коротко сказала она. — О, они будут, — Андруил в предвкушении облизнула губы, хищно сверкнув зелеными глазами. — А пока дворец только наш, мы избавимся от тех «защитников» династии, о которых так распинался этот недостойный.