Умирать... наверно это мучительно.
Наверно это больно - терять и тело, и душу сразу.
Тебя изничтожают морально, физически.
Тебя просто разрывает на куски изнутри.
Такая боль несравнима ни с чем.
Нет, наверно, ничего схожего с ней.
Есть три вида смерти: моральная, душевная и физическая.
Если тебя унижают, задевают, достают.
Если уже не знаешь, куда деться от назойливых людишек.
Если голову разрывают мысли, слова, звуки.
Это просто боль.
Это лишь первая стадия на пути к моральной смерти.
Люди начинают замыкаться в себе. Они становятся одиночками.
Сокращают часы, проведенные с обществом.
Стремятся быть с самим собой, чтобы больше никого не слышать и не видеть.
Им страшно.
Им страшно, что их доведут, что ими всю жизнь будут пользоваться распоследние мрази.
Человек начинает чувствовать себя пустым местом.
Просто тем, кого уже нет.
Тогда все, что ему говорят, просто пролетает мимо ушей с задорным свистом.
Тогда все говорится будто кому-то другому.
Вот это называется моральная смерть.
К тому же итогу сводится и душевная, только там, человек просто теряет себя.
Не может найти и забирается в глубокие дебри, из которых нет выхода.
Он ищет, зовет, но потом сдается.
Начинает понимать, что никогда не найдет.
Он не знает, что нужно было просто хорошо смотреть.
Но хуже них только физическая смерть.
Она разъедает душу, тебя, уничтожает все то, что было когда-то.
Она забирает не только сущность.
Она забирает все, напоследок причинив адскую боль.
Сложно судить о том, что было и что будет.
Сложно думать, когда ты сам затерялся в себе. В недрах своего мира.
Ты понимаешь, что вот он, выход, но словно что-то держит, словно что-то говорит, что это ложь.
И стоит тебе ослушаться голоса, как ты исчезаешь.
Впадаешь в крайности, лишь бы не исчезнуть полностью из этого мира.
***
На улице солнце.
Как же Крис его ненавидел. Он всегда говорил, что этот тупой яркий шар мешает ему думать.
И ведь не лгал: в школе он просто тупо спал, не в состоянии что-либо отвечать или же говорить вообще.
Солнце словно забирало на время у него всю энергию, и начинало ярко светить. Он ходил вялым, усталым.
Даже учителя просто махнули рукой и разрешили ему не приходить, чем он и воспользовался.
Странно это, вспоминать Криса, спустя год, после его смерти. Я ведь до этого даже не задумывался, каково ему было в тот миг.
Как он умирал. Почему он не сказал никому.
Да, все верно, этот мелкий паршивец не сказал даже матери о своей болезни, выкручиваясь и отговариваясь.
Даже когда он умирал, он не сказал ни слова.
Не закричал, не позвал на помощь.
Он уже заранее знал - это конец.
Он уже знал, что больше не откроет глаз, что не сделает и шага, что не посмотрит на дождь.
Крис просто тихо ждал своего старого приятеля, от которого умудрялся сбежать тысячи раз.
Какой он все же идиот... мог бы сказать хотя бы мне...
/Flashback/
- Эй, Крис, привет, - я слегка запыхавшийся после немаленькой пробежки подбегаю к Крису.
Сегодня он мрачнее обычного, хоть это и мало заметно.
- Слушай, а можно я у тебя сегодня останусь? - я, чуть ли не валюсь с ног.
Так устал. Ну почему его дом так далеко?
- Опя~ть дома пробле~мы? - поворачивает на меня голову.
Ну зачем спрашивать, когда он уже знает?
- Ага. Снова мать за старое, - меня даже передернуло.
Моя мать - заядлая картежница. Она, конечно мастер, ибо редко проигрывает, но любит играть на живой товар. И это угнетает.
- Ну ладно, - пожимает плечами, и мы идем к нему.
Да, он никогда и не отказывал. Ему было наплевать. Или он пытался показать, что ему плевать на это, но суть в том, что я всегда мог на него положиться.
Пока мы шли, небо затянуло тучами. Странно это все. А еще я боялся, что Крис снова зависнет. Он ведь не замечает ничего. В прошлый раз парня чуть ли не сбили. А до этого - поезд проехался в сантиметре от него.
Идиот он.
Других слов нету.
- Бэ~л, слушай, - Крис поворачивается ко мне. - Ты помнишь свое детство? - неожиданный вопрос, что заставляет меня напрячь память.
Детство... Почему-то совершенно ничего не было.
Пусто.
Просто темно, но потом проявляется куча картинок, хаотично перемещающихся, из-за чего нельзя было разглядеть четко что-либо.
- Неа. Какое-то мутное оно у меня, - все еще пытаюсь разглядеть.
Вглядываюсь в картинки: я, мама, отец. Есть еще кто-то, но, почему-то, я совершенно не могу понять, кто он. Я знаю то, что он был близок.
- Вот и я то~же, - закатывает глаза, - Такое чу~вство, будто от меня всю жизнь что-то скрыва~ют.
- У меня такое же сейчас. Ощущение, что есть еще кто-то. Кто-то, кто был до развода, - так и хочется смеяться.
Я ведь никогда не говорил ему правды о моем отце. Наркоман со стажем. Не знаю даже, жив он, или нет.
- А у меня, будто Элизабет не родная мать. Просто, она ни слова не говорила об отце, - впервые он сказал без этого противного растягивания гласных.
Я даже остановился на пару секунд, чтобы хорошенько осмотреть его.
А Крис ли это? Вдруг тут подвох?
- Лягушатина, да неужели ты сказал что-то по-человечьи? - смеюсь.
Затем вижу слегка приподнятые уголки его губ.
Да, Крис, ты умеешь удивить.
/End flashback/
