Двенадцать подвигов Шекспира

　...и очутились в толще воды. Солёной и бесконечной, как слёзы по ушедшим временам. 　　— Что за... — реакция Ричарда, такая же растерянная, как у самого Уильяма в театре, почему-то показалась особенно уморительной, и пират не удержался от смешка. 　　Засмеяться в толще воды оказалось на удивление просто. И дышать, и разговаривать, и даже скрещивать руки в неодобрительном жесте. Сдвинуться с места было чуть сложнее: океан обволакивал их, подобно кокону, и сам нёс куда-то: не понять до конца, то ли вверх, то ли вниз. 　　— Где пират, там и море, — заключил Ричард и сделал пару пробных гребков в сторону. Принимать логику снов, когда точно знаешь, что спишь, всегда проще. В мире на поверхности лондонские лужи (даже Лондона, принадлежавшего Древним) не вели в океанские глубины, куда и свет-то почти не пробивался. 　　— Ты ведь пират? — спросил Ричард, выуживая из кармана компас. 　　— Никогда им не был в полной мере. 　　— Значит, всё ещё впереди, — Маккиннон умудрился подняться чуть выше. Может быть, ему не в первый раз снилось подобное. Он опустил взгляд и прищурился. 　　— А мы точно не встречались? Теперь мне кажется, будто... 　　На них легла огромная тень: поднятые взгляды упёрлись в покрытое ракушками китовое брюхо. Плавники его походили на крылья. Может, это был и не кит вовсе. Может, это была заблудившаяся громовая птица. Не пробегало ли меж ракушек пару молний? 　　Иные океаны могут поместиться в напёрсток. После такого вряд ли захочется задавать вопросы про ангелов и игольное ушко. Есть океаны, которые можно носить в ведре и при этом не надорвать спину. А есть океаны, очутившись в которых, ты вдруг понимаешь... всё на свете. Ясно видишь границы Вселенной, можешь до них дотронуться и перестаёшь задаваться вопросом, который многим не даёт заснуть по ночам — зачем всё это? Главное — не захлебнуться новообретёнными знаниями. А чтобы не утонуть, нужно оставить их позади. 　　Сила Хэмпстоков — в океане. Будь он небесным, наземным или запрятанным в самых дальних уголках сна. 　　Уильям не помнил имя, которое носила его мать и которое когда-то заставляло его сердце заходиться в бешеном ритме, но имя помнило Уильяма. И потому, стоило ему только подумать, что неплохо было бы оказаться где-нибудь в более сухом и гостеприимном месте, вода стала убывать. На самом деле океан не становился меньше, — он всегда был настолько огромным, чтобы вмещать в себя множество миров, и настолько крошечным, чтобы помещаться в сердце — он просто прятался в одной из складок реальности. На заднем дворе заброшенного дома, в глубокой луже у дороги, в том пруду, который давным-давно никто не навещал. Или в конце просёлочной дороги у амбара Хэмпстоков в деревушке Застенье. 　　Они очутились на берегу, в траве, промокшие до нитки, и Уильям всё никак не мог насмотреться на звёзды, которые, надо же, совсем не смотрели в ответ. 　　Ричард закашлялся: солёная вода оставляла после себя занятный вкус запретного знания. Он не был уверен, что любой лондонец, пусть даже спящий, имел право знать о Волшебной Стране столько, сколько знал в тот момент сам. 　　Уильям участливо похлопал его по спине. 　　— За этой Стеной правда... — ещё кашель. — ... правда водятся единороги? 　　— И почему всех вечно волнуют именно они? — досадливо поморщился Уильям. — Взбалмошные, самовлюблённые звери, кровожаднее ведовских молний. 　　— А пираты там и вправду летают по небу? 　　Уильям оглянулся — в доме позади них в окнах зажёгся свет — и кивнул. 　　— Занятно. Небесный капитан Шекспир, — с расстановкой произнёс Маккиннон и убрал со лба налипшую чёлку. Его медно-рыжие волосы после встречи с океаном казались кроваво-чёрными. 　　Уильям поднялся, немного неуклюже, и протянул Ричарду руку. — Я не против этого имени, вовсе нет, но зачем... 　　— Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет,* — Ричард схватился за протянутую ладонь. — Имя не хуже, чем любое другое. Да ещё и довольно пиратское. 　　Уильям как будто принялся примерять это имя вместе с титулом, а потом зашипел от боли. О разодранной руке он успел совсем позабыть. Странно, что в солёной воде она почти не болела. 　　Дейзи Хэмпсток, в честь которой назовут потом самую младшую её внучку, выбежала на улицу в ночной рубашке и тут же пожалела об этом, когда увидела, кого нелёгкая принесла в эту глухую ночь. 　　Она так и не узнала, что похожий на пирата парень приходился ей двоюродным братом, — Хэмпстоки были большой семьёй, но не все из них могли просто так черпать из океана за домом нужные им вещи — зато о рыжем представительном джентльмене прямиком из столицы не умолкала ещё долго. 　　Бывает, сны прорываются в реальность, как горячая вода в холодную, а после уже и не поймёшь толком, что было видением, а что нет. Вся вода становится прохладной, как всезнаюшие волны океана Хэмпстоков. 　　Стоило Дейзи выйти вместе со свечой в коридор, чтобы отыскать фирменное обезболивающее от мистера Бромия, как тёмную гостиную заполонили птицы. 　　Они были голодными, эти птицы, и прилетели на запах знаний, крови и нарушителей границ. Шелест их крыльев походил на шум дождя по крыше, и потому Дейзи даже не оглянулась — вечером небо действительно заволакивали тучи. 　　Одна из птиц опустилась прямо на нанесённые львом раны и сомкнула когти. 　　Уильям вскрикнул, и крик его потонул в ворохе перьев. Где-то рядом сдавленно ругнулся Ричард, а после...