Все песни о тебе

      Успев обсудить с группой все аспекты концерта, планы на скорый отпуск, узнав все новости, Лёва стал нервничать. Шура задерживался уже на двадцать минут.       «Ещё и меня подгонял!» — хмыкнул недовольно Бортник.       Когда ещё через десять минут Шура все-таки вышел из отеля в слегка подавленном и растерянном состоянии и сел к остальным, они благополучно тронулись в путь. Даже сам Шура не мог привести свое душевное состояние в норму, но по видимому никто особо не обратил внимания на его задумчивый вид. — Ты что, ей поведал историю всей нашей жизни? Чего так долго то? — уже в машине начал выпытывать Лёва. — Поначалу я говорил о том, о чем и намеревался… — принялся рассказывать Шурик, приходя в себя. — Ой, и не нравится мне это начало… — выдохнул, перебив друга Лёва.       Эта не здоровая ревность начинала пугать Лёву, но сколько не пытался, прекратить ему было непосильно. С тех пор как он осознал и принял свои чувства, он только и делал, что злился и ревновал, и ему это самому было не очень то по душе, так как своими выходками или колкими порой фразами с горяча вместе с Шурой ранил так же и себя. Он, правда, желал все, наконец, рассказать Шурику, но равносильно до дрожи в коленях боялся, что он узнает. Белиберда получается. Особенно он опасался, как сейчас представляя насмешливый взгляд друга, который видел лишь один и единственный раз, взгляд знакомый ещё с детства, когда они только познакомились. Но и этого раза хватило сполна, что бы запомнить пережитые чувства под его давлением. Ощущение, что мир рушится на твоих глазах и по твоей вине, разбивается подобно стеклу, разлетаясь на сотни и тысячи осколков. А потом лишь пустота. Одинокая и всепоглощающая пустота. Увидеть на признание этот самый взгляд означало смерть для Лёвы. Погибнуть душой. — В итоге, как оказалось, она знает, что ты ей проехался по ушам, — усмехаясь, продолжал свой рассказ Уман. — Ну, доволен? — спросил Лёва, рассчитывая на скорое завершение этого не интересного разговора, но конца так и не было видно. — Скажем так: это не совсем то, чего я ожидал… Она хочет с нами пообщаться, — обратился он к Лёве, на что тот безоговорочно ответил: — Этого ещё не хватало! — Так как сегодня последний концерт тура, а завтра отчаливаем домой, я пригласил её пообщаться в наше кафе после концерта, где мы обычно… — Ты сделал что? — заполыхал от недовольства Бортник, обращая взор на Шуру, не давая ему договорить. — Да ладно тебе, Лёвчик, это ненадолго, — расслаблено ответил на высказывание друга Шура, — не стану же я ее звать в пивнушку или домой — Мог бы вообще сказать «Нет!», — фыркнул Лёва, — И что ты так зациклился на ней?!       В то время, когда Шура все ещё пытался разобраться в себе и действительно и выяснить причину своего проснувшегося необычайного родственного чувства к Варе, внутри Лёвы разгорелся пожар, который он еле сдерживал. Он ведь умный, хоть и ведёт себя порой как маленький мальчик, знал, насколько это все глупо выглядит. Он часто ревновал Шуру, но когда он так открыто с кем-то нежничает, хочется рвать и метать. Подсознание, которое как ни странно было на стороне Лёвы ему даже говорило: «Это нормально, ты же любишь его!», но в это время сам Лёва, после этих слов, будто просыпаясь ото сна, отвечал: «Это не любовь, это собственничество!» после чего уходил в себя. — Я не зациклен! — все еще отговаривался Шура, хотя сам не меньше Лёвы считал, что будто после той встречи что-то изменилось, заставляя помимо тяжело скрываемых к другу чувств, еще и помешаться, можно сказать, на первой встречной. Пусть и знакомой более двадцати лет (что не мешает ей быть первой встречной) и не в любовном плане. — И пригласил в наше кафе?       На этом аргументы Шуры иссякли и он поджав недовольно губы отвернулся к окну. Он знал причину злости Лёвы на этот раз, и не напрасно считал себя не много виноватым перед ним. В это самое кафе они ходили только вдвоем, пара песен родилось там. Это место было для них особенным, даже остальные члены группы не знали об этом кафе. А тут какая-то левая женщина! Ну и пусть она бывшая Лёвы, ну и пусть она старая знакомая, это вовсе не означает, что она особенная. Это и заставило Лёву «рычать и кусаться». — Если ты так взъелся на меня из-за этого… — подал он голос, не смотря на Лёву, — Об остальном я тебе не расскажу…       «Он что, ревнует?» — удивился про себя Шура, но немного смутившись от подобных мыслей, списал все на мнительность от переполняющих чувств. «Ха! Ревнует, придет же такое в голову.… Еще скажи, что он влюблен в тебя! Да и в кого.… В тебя-то?». От не очень приятных слов самому себе стало так противно горько, но Шура продолжал улыбаться, Бортнику это знать незачем! — Нет уж, выкладывай, чтобы я не выглядел перед ней идиотом, в случае чего…       И Шура принялся рассказывать весь свой длинный разговор с давней знакомой практически в мельчайших деталях, от чего Лёва еще больше бесился. Рассказывал о том, как девушка оказалась рада их была встретить, о том, как давно желала их увидеть. Как была счастлива, узнав, что они добились своего и прославились. Что даже при разговоре о встрече удобный момент она в шутку ляпнула «А не надеть ли мне бронежилет?», над чем Лёва вновь поостыв, как прошлым вечером, даже улыбнулся. Не рассказал ему Шура лишь об одной детали разговора с Варей, сомневаясь, что он положительно воспримет это. — Она просила подбросить в столицу, мы же все равно туда направляемся… — Шура зажмурился, ожидая всевозможные маты от солиста, зная его негативное расположение к девушке из прошлого, но Лёва лишь преспокойно спросил: — Ты ей сказал, что мы едем в ночь? — Она оказалась не против провести ее с тобой… — Шура, улыбаясь все же обратил свой взгляд на сменившегося в лице Лёву и получил от него тычок. — Иди ты!       Как только разговор исчерпал себя, ребятами, по предложению водителя и по собственным соображениям было решено поспать. Путь им предстоял не близкий, и у них было без малого шесть часов. Одна бессонная ночь, если недооценить ее, может не просто сорвать концерт, если, к примеру, один из них или оба отрубятся на сцене, но еще и не хило подорвать здоровье. Учитывая валящую с ног усталость и стресс, получаемый после всех их выступлений, они уснули.

***

      «Концерт окончен. Отходняк. Ооо, да, иди ко мне мой любимый. Дивааан!» с этими мыслями мужчина, оказавшись в гримерке упал носом в подушку отвратно сладко пахнущую какими-то дешевыми женскими духами. Откуда этот запах Лёва даже не задумался, вероятно, очередной подарок фанатки-рукодельницы, так как усталость буквально валила его с ног. В эту самую секунду спокойствия его накрыла волна блаженства. Тот самый диван, который за час до концерта казался невероятно жёстким, грубым и неудобным, сейчас, после многочасового выступления, казался мягче перины, и ОЧЕНЬ даже удобным!       Следом за уставшим, зашёл второй мужчина. Он был в более бодром состоянии и потянулся к коллеге, дабы оторвать от отдыха. Но тот оказался не лыком шит и давно уже научился чувствовать его на расстоянии и даже читать мысли друга. — Не тронь! — ровным голосом отозвался сопящий в подушку от усталости солист, другу, желавшему его растрясти.       «Поклонники, да!» — морально настроил он себя.       Шура, хмыкнув и тут же отпрянув, плюхнулся на стул рядом. — Между прочим, нас ждут, — понимая, что сия ситуация затянется надолго, он стянул кожаную куртку и кинул прямиком в потного приятеля, оставшись сам в мокрой буквально до ниточки футболке, и обратился к другу — стоит так себя выматывать?.. — Шурка, ты не понимаешь… — пробубнил Лёва. — Ну конечно, куда мне! — ответил ему Шура, поднимая с пола шляпу Бортника, которую тот бросил, не смотря, едва оказался в гримерке и, надевая её себе на голову, — Ну и кто на этот раз был твоим аккумулятором? — поддел он Лёву. — Что? — поднялся тот в ответ, оставив подушку в одиночестве. — Кончай, я уже давно заметил, что на всех концертах твоя гиперактивность напрямую зависит от дам, в основном, конечно же, из первых рядов, — прихлопнул он друга по плечу, и пересел рядом с ним. — Шурик, давай не будем, — провел рукой по волосам Лёва, — ты же знаешь, что ты — мой дюрасел!       Почти не соврал. Но только почти. И ведь действительно все, что было сейчас на сцене, было на фоне охвативших разум эмоций, только вот дамы там были совершенно не причем. Всему виной был Шура. Опять. И в очередной раз при встрече взглядом с гитаристом Лёву прошиб пот и накрыла некая волна нежности и тепла исходящая от трепетно и тайно любимого друга. — Если я — твой дюрасел, тогда отрывай свою задницу, и вперёд с песней! Шура не придал словам Левы особенного смысла, хоть ему и было, несомненно, приятно их услышать, он просто посчитал, что смысловой нагрузки они не несли. Зная Лёву, он прекрасно понимал — уставший человек готов сказать что угодно, только чтобы от него отвязались. — *Вставай солист к поклонникам! Вставай автограф дай! К фанатам с сумасшедшими, С треклятой прессою! — начал распевать мужчина, вновь упав на диван, категорически не желая никуда идти. — Новая? — решил поддержать шутку Шура. — Ага, гимн заебавшихся, и желающих отдохнуть! — Ну так все, сегодня же был последний концерт тура, — подбодрил Шура приятеля, — завтра мы будем уже дома!       Как ни странно, сказанное Уманом приободрило Лёву, и он немного по сопротивлявшись все же встал, и тогда они покинули гримерку.

***

— Пойдем, она нас уже, наверное, заждалась, — подгонял Шура все никак не останавливающегося раздавать автографы и фотографироваться Лёву, сам не отказывая поклонникам в фото и подписях. — Она разве не может подождать? — покидая довольных поклонников ответил Лёва, и взглянув растеряно на друга в очередной раз судорожно перебирая воспоминания с прошедшего концерта, — Нам надо будет с тобой поговорить, — продолжил серьезно Лёва, наконец, решившись. — О чем? — Спросил Шура, не смотря на друга вовсе, так как прекрасно знал, а вопрос задал лишь для отвода глаз.       Эти слова Бортника поставили его в тупик, но спрашивающему казалось, что Шура в курсе о чем пойдет речь. Да. Именно об этом он и сам хотел поговорить с Лёвой уже давно, но так же он и побаивался, что слова будут восприняты не должным образом, если не в штыки. В такие моменты Шура ругал себя, мысленно называя ужасным другом, когда и знаешь и сомневаешься одновременно. Ему всегда казалось, что он знает Егора наизусть как молитву «Отче наш», но все равно во многих моментах в нем зарождалось сомнение, которое все время говорило: «А стоит ли?».       Лёва лишь кивнул на вопрос Шуры.       Дело было в том, что Бортник сам не знал, что это было сегодня там на сцене, да и вообще все время. Лёва понимает, что не впервые происходит, а длится уже много лет, но снова обратив на происходящее особое внимание, в груди разлилось тепло.

***

      Через некоторое время они были уже в назначенном месте и сидели за заказанным столиком. Вари все не было. — Заждалась, говоришь? — сказал Лёва, поглядывая в окно и отпивая кофе, который здесь было хоть и нисколько не бодрящим из-за привыкания к кофеину, но на редкость отличным. Не зря же данное кафе было излюбленным местом фронтменов в городе. — Я ошибался, каюсь! — в сдающемся жесте поднял сидевший напротив Бортника Шура руки — Будем молчать? — Сегодня был просто отличный концерт! — воскликнул Лёва и, поставив стакан на стол, сладко потянулся. Спать ему все еще хотелось, но уже меньше. Ну… как меньше… глаза не закрываются на каждом шагу, и на том спасибо. — Ты так говоришь после каждого концерта! — заметил его друг, поглядывая на горящие во тьме фонари за окном, в надежде, что Варя таки придет и ее не придется дальше ждать.       Был уже двенадцатый час ночи, и в работающем круглосуточно кафе было не особо людно, но и те человек десять были сонные как мухи, что позволяло мужчинам более-менее расслабиться. — Стоп! Какое сегодня число? — Удивленно сказал Шура, показываю другу дату в телефоне — Хах, да… мой дембель! — поддержал Лёва. Он не стал задавать такие глупые вопросы как: «Неужели ты помнишь?», он знал — Шура все помнит, как и он сам. Ему лишь оставалось улыбнуться и мысленно поблагодарить, что его голова держит даже такие «мелочи», — Кстати, примерно в это время я сидел в аэропорту в ожидании самолета в Австралию. — Как сейчас помню твой прилет. Мы тогда с тобой проболтали почти целые сутки, пока не вырубились, — говорил Шура, традиционно для подобных моментов сдувая насевшую пыль с воспоминаний. — И сочинили оставшиеся для альбома последние три песни. — подхватил его мысли Лёва, и взглянув на время продолжил: — Ладно, ты как хочешь, хотя и тебе советую — я сижу еще десять минут и ухожу. Скоро ехать домой. — Простите, я опоздала! — Воскликнула запыхавшаяся Варя, — Сегодня был просто отличный концерт, ребята! — Вот видишь! Я только что это сказал! — ответил Лёва, за что Шура наградил его недовольным взглядом       Она скинула пальто, вешая его на спинку стула, и присела рядом с Шурой. При ее взгляде на гитариста, тот вновь посерьезнел, и опять на его лице появилось то выражение, что было, когда он выходил из отеля. Разговор, зашедший изначально о прошедшем концерте, внезапно затянулся и стал переходить все больше на личные темы, что очень затрагивало Шуру с Лёвой, которые боялись признаться друг другу, не то, что чужому человеку. Шура теперь уже всерьез начинал побаиваться, что она что-то знает, и даже больше, чем ей это было дозволено, доступно, да и вообще больше чем знает сам Шура. — Выкладывай как жизнь твоя? — спросила Варя, обращаясь к Шуре. — Как я понял, ты о семье… Я свобо-о-о-де-е-ен! — пропел он в ответ улыбнувшись, и посмотрел на Лёву, давая ему слово. — Развод, сын, — ответил Егор, — Твой черед! — Два развода… — безрадостно ответила женщина — Ну, выходит, что среди нас, ты — рекордсмен! — съязвил Бортник       Шура вновь зло взглянул на Леву, а Варя рассмеялась: — Он все еще дуется на меня… — А ты думала?! — первым повысил тон Лёва. — Не было у меня ничего с… Имя-то давно уже вылетело из головы! — буквально зарычала женщина, в тоне Лёвы сообщая этим о полной готовности защищаться при атаке солиста. — Твоя мать сказала, что ты беременна и выходишь замуж за него! — почти крикнул он, от чего пара гостей кафе обернулись, глядя на них, дыбы выяснить, в чем дело.       Он страшно ненавидел выяснять отношения, так как такие выяснения отношений вечно переходили на крики, а он их просто не выносил. Они оглушали его, вводили в состояние ярости, и этот разговор не стал исключением. — Господи! — сбавила громкость женщина хлопнув себя по лбу, — Это я ей сказала, что бы позлить, безмозглая была, сам помнишь. — Варя, замолчи! — спокойно подал голос гитарист. — Благодарю, — кивнул Лёва другу, — Была? — Лёвчик, заткнись! — громче сказал он солисту, — Плохая была идея идти сюда с вами двумя!       Шура вспылил. — Официант, водки! — огласил просьбу он, но ее не выполнили. — Но зачем ты мне потом сказала иначе? — выказывал возмущение Лёва, не желая останавливаться, пока не узнает все, — Могла рассказать суть, что я, не понял бы? — Ладно, сдаюсь, я не могу вам рассказать этого. — скрыла лицо в ладонях Варя, — Не могу. Очень хочу. Можешь списать наше расставание на моих тараканов, они у меня понятливые. Скажу лишь, что вы публичные люди и почти все писавшие о Би-2 таблоиды нет-нет да приписывают романы вам, парни…       Шура с Лёвой переглянулись. — Ха, с кем, интересно узнать… — Ой, Бортник! — закатила женщина глаза, — Если ты до тебя сих пор не дошло, то уже, наверное, и не дойдет никогда.       Варя покачала головой поражаясь глупости Левы, но еще больше Шуры. Она всегда считала его самым умным, но как ни странно, до него тоже ничего не дошло, и это было даже грустно, а ведь причиной разрыва был именно он. Если вы сейчас скажите что-то типа «Влюбиться в друга парня, как низко!», то вы не правы, и это вовсе не нравоучение, так как Варя не была влюблена в Шуру, но она знала, кто был. Она не сразу, но смогла понять, что есть на свете человек, больше которого ни она, ни кто-либо другой никогда не сможет полюбить Бортника так. Именно так, как Шура уже любит. Об этом Шура смолчал в машине по дороге на концерт. Ему показался ее вопрос крайне бестактным. Нельзя же вот так просто подходить к едва знакомому человеку и спрашивать: «Любишь ли ты того-то того-то?». Кому такое понравится? Мало того, что она полезла в совершенно не свое дело, к тому же Шура был после этого сам не свой.… Ответив ей вежливо какой-то уверткой, он вскоре завершил разговор.       Когда Варя поняла всю тонкость их тесных отношений, которая перед ней лежала настолько ясно, как на блюдечке, и которую они сами покрывали великой дружбой. Она смогла понять, наконец, что и мужская дружба, которую все на пересчет считают самой светлой, чистой и искренней вовсе не так безгрешна и не всегда может оставаться таковой вечно, и тогда она сдала позиции, пошла в отступление наивно полагая, что Лёва и Шура поймут все. — Должно быть, я чего-то не понимаю, — сказал задумавшийся солист — Вернее совершенно ничего! — ответила Варя, но не стала настаивать на своих убеждениях, даже более того, она и вовсе этим двоим ничего не сказала.       После этого разговор как-то не вязался и все вопросы либо спотыкались об тишину, либо на них звучали односложные ответы уносящиеся в никуда. В течении всего ужина Варю не покидало чувство. что на попала в какой-то фильм и не может ничего поделать, что бы покинуть его. Лёва и Шура вели себя крайне странно. Наблюдая эти их короткие переглядки, Варя замечала в них столько тепла. В истинных чувствах мог догадаться даже слепой, но только не они. «Надо же так! Вляпаться друг в друга по уши и не видеть ничего дальше собственных носов!» — подвела свои мыслям она итог, «Ну, дорогие мои, поможете вы себе теперь только сами»…