***
Они с легкостью спускаются в подземелье, но, подойдя к склепу, Реджина будто громом пораженная останавливается у открытой двери. От неожиданной остановки Чарминг буквально врезается в неё и, голосом полным неудовлетворения, спрашивает: — Что не так? — Дверь открыта. — И что? — И то, что я запечатала её кровной магией, — поясняет Реджина, — и у меня нет ни единого кровного родственника, способного обойти это волшебство. — Ты ведь сказала, что сюда уже кто-то заглядывал, так возможно они разрушили заклятие? — Кровная магия, Чарминг. Никто не мог прорваться сквозь неё. — Уже тридцать лет прошло, может ты оставила дверь незапертой и просто забыла об этом? — предлагает схмурившийся мужчина. — Ставишь на это? — в ответ на эту идею Реджина лишь закатывает глаза. — Нет, — вздохнув признался принц, доставая из ножен меч. — Держись сзади, — предупреждает Реджина, осмотрительно приближаясь к двери cобственного склепа. В комнатах витает прохлада и Реджина, вздрагивая от озноба, останавливается у огромного каменного стола, на котором однажды покоилась якобы мёртвое тело её матери. И хотя тогда всё оказалось гнусным фарсом, её скорбь была неумолима. Помедлив пару секунд, он подходит к нужной камере. Однажды ей всё-таки пришлось рассказать Леопольду об этом месте. Она держалась от склепа на расстоянии и её нога не ступала сюда со времен его смерти. И женщина не планировала появляться тут вновь. И ступая шаг за шагом Реджина начинает хмурить лоб, понимая, что некто определенно бывал здесь. Его магия парит в воздухе. — Что-то не так? — спрашивает Чарминг. — Я не знаю, — откликается Реджина, всё так же морщась, — нечто дурное парит надо мной и это отнюдь не огорчение от возвращения. Мы в этой реальности не одни, Чарминг, и кто бы это ни был… Без понятия… Чувствую, что настроен он явно недружелюбно. — И нам предстоит встретиться, — вздыхает мужчина. Реджина кивает в согласии и горько хмурится, но тут же вспоминает, откуда берет начало её заклинание. Ведь защитные чары — не такая уж и сложная магия и она с легкостью всё исправит. Улыбнувшись принцу, она произносит: — Иди, скажи всем, что они могут заходить. Лишь он уходит, Миллс подходит к своему туалетному столику и обыскивает его в поисках нужной вещи — старого веретена, окаймленного магией сонного проклятья. Вот и оно. Вздохнув, Реджина тяжело осматривает веретенце, зная, что лишь один укол заставит её уснуть волшебным сном. И больше никакой боли и изнывающего от мук сердца. Так же как и надежды на то, что она однажды вновь повстречает свою семью. — О, сделай же это, — чей-то колкий голос раздается сзади, — ожидание меня убивает. Реджина роняет иглу и оборачивается. Перед ней стоит женщина с зеленой кожей, огненно-рыжими волосами… и одетая в её платье. — Оно моё. — Как и всё остальное, — отвечает незнакомка, — у тебя всегда было всё, что угодно, тогда как у меня — ничего. Но сейчас всё изменится. Кожу пробирают мурашки от отрывистого дыхания и Миллс вновь чувствует скопившиеся слёзы в уголках глаз. Поднимая глаза на женщину, она объясняет: — Я лишилась всего. — О, ещё не всего, — язвит та в ответ. — Кто ты? — спрашивает уже уставшая от пустых загадок Реджина. На подобные игры у неё просто нет сил. Ведьма ступает всё ближе и неестественная улыбка выступает на её губах. — Привет, сестрёнка. — Сестрёнка? — Давай просто назовём меня одним из секретов нашей матери. Зелина, — представляется она, — но не спеши называть своё имя. Мне уже всё о тебе известно. — И чего ты хочешь? — О, ничего особенного. Только вот уничтожить твоё счастье. — Ты немного опоздала, — отвечая, брюнетка закрывает глаза.***
Генри не сдерживает вздох, наблюдая, как Эмма с молниеносной скоростью пакует сумку. Приехав домой, он застал маму с дорожной картой в одной руке и с собранным для него рюкзаком в другой. Мальчик надеялся на турнир в приставку, но, видимо, он откладывается до лучших времен: мама явно намерена снова куда-то уезжать. Она уж было начала что-то рассказывать о воссоединении семьи, но он не купился. Всю его сознательную жизнь у них не было секретов друг от друга, но, видимо, не сейчас. — А, если честно, что происходит? — спрашивает Генри. Эмма хмурит лоб, подняв взгляд с уровня своей сумки. За день она успела досконально изучить карту и нацелилась на определенные ориентиры, которые могут навести на след Сторибрука. Ясное дело, что городская граница бесследно исчезла, но вопреки охватывающей безнадежности Эмма намеревалась призвать магию и найти наконец Зачарованный Лес. На всякий случай она обратилась к базе данных, чтобы убедиться, что ни Мэри- Маргарет Бланшард, ни Дэвида Нолана, ни Реджины Миллс официально нет в этой реальности. Сделав это, она успокоилась, отбросив этот вариант событий прочь. Она убеждена, что Ген не сможет понять. В жизни, которую знает он, рядом с ним всегда была только Эмма. Она предполагает, что, должно быть, гораздо легче не помнить произошедшего, не испытывать то бескрайнее одиночестве и не просыпаться каждое утро с камнем на сердце. Но, всё-таки, большая часть её души не хочет рвать в клочья память о старой жизни. Жизни, в которой она нашла семью, дом, любовь. Жизни, от которой она не готова так просто отказаться. — Я же говорила, милый, — отвечает Свон, — съездим кое-куда на машине. — Так мы уже ездили на прошлой неделе. Потом ещё заехали в магазин комиксов за тем редким изданием «Людей Икс». — Я помню, — кивнула блондинка, — но вернулись-то мы с пустыми руками. Смотри, если согласишься, я куплю тебе кипу комиксов. И не поспоришь, верно? — Мама… — взгляд Генри будто проходит сквозь неё, пока мальчик обдумывает решение, — Ну ладно. Хотя обычно по выходным ты просто бездельничаешь или ходишь на пробежки. Тогда к чему эти поездки? — Мне кое-что нужно найти, — признается Эмма. — По работе? — Типа того, — блондинка старается увильнуть от ответа. Знает же, что если выдаст ему правду, то сын сочтет её за сумасшедшую и перестанет ей верить, а с этим Эмма просто не справится. — И что же мы ищем? — спрашивает Генри, — если уж я еду с тобой, могу хоть чем-то помочь? — Не знаю, парень. Я сама смогу полностью разобраться только на месте. Но то, что это нечто необычное, это уж точно. Генри супится, соображая, с каких пор его мама стала такой загадочной. — Аа, ты, наверное, с кем-то встречаешься, а эти поездки — всего-навсего прикрытие для встреч? Зачем? Я же не против твоих ухажеров. — Нет, я ни с кем не встречаюсь. — Эмма упорно продолжает всё отрицать. В данный момент она и представить себе не может как с кем-то встречается, в то время как её сердцем безраздельно владеет Реджина. И, несмотря ни на что, она не собирается «двигаться дальше». Единственное, чего она желает — воссоединения со своей любимой и родителями. И неважно как долго продлится их разлука, она не намерена ни с кем встречаться, чтобы элементарно не чувствовать пустоту. — Как скажешь, — говорит Ген, — но если вдруг решишь, знай, что не надо скрывать это от меня. — Перестань, пацан. Я ни с кем и не собираюсь заводить отношения. — Почему? Я вообще не припомню, когда у тебя в последний раз был объект обожания. — Я просто не заинтересована в этом, Ген, — объясняет Эмма. Но на самом деле она просто ждет. И надеется, что их с Реджиной ожидание долго не продлится. На деле прошло лишь несколько недель, а её сердце уже насквозь изранено. Ночами ей не удается уснуть, а на протяжении дней она сходит с ума от тоски по былому. Лишь рядом с сыном он чувствует дыхание новой реальности. — Хорошо, как хочешь. Так, а где находится та вещь, которую ты узнаешь лишь увидев? — В Мэйне. — В Мэйне? — переспрашивает мальчик, морща нос, — мы же только оттуда. — Да, но мы же не нашли, что было нужно, — кивает Свон. — Мы гонимся не весть пойми за чем. «Но это всё, что у меня осталось», уныло думает Эмма Свон, кивая головой, и отвечает: — Но поехать мы всё-таки обязаны, Ген.***
Эмма внимательно следит за дорогой. Две недели назад она объехала её вдоль и поперек, но до сих пор не могла зацепиться взглядом за что-то знакомое. Длинные ряды деревьев, а на горизонте их верхушки. И дорога, которой, кажется, нет конца. Вздыхая, Эмма съезжает на обочину, выбирается из машины и опирается спиной на дверь, сосредоточенно оглядывая местность. Блондинка прекрасно знала, что никакой обозначенной границы, нарисованной поперек шоссе, можно и не ждать, но каким-никаким знаком, что её цель близка, она была бы довольна. Эмма прикрывает глаза, представляя себе картину, как давным-давно она врезалась в указатель «Сторибрук». По началу, этот город для неё ничего не значил. Но по прошествии времени она разгадала в этом происшествии предзнаменование, что этот городок изменит её существование в корне. — Мам? — зовёт её Генри, выбираясь из машины и от скуки разминая руки, — Нашла наконец? — Нет… всё не то, — в сожалении покачивает Эмма головой. — А что должно быть тем, Мам? Мы останавливаемся практически у каждой ветки, а тебе всё не то. Припоминаешь, ты обещала, что будет весело? Но пока всё упирается в то, что ты задумчиво смотришь в горизонт, решая верное это место или нет. Эмма щурится, зная, что так дальше продолжаться не может. Сколько можно таскать Генри по штату в тщетной попытке отыскать Реджину? Это несправедливо по отношению к мальчику, у которого есть другие занятия, кроме как рассекать леса Мэна рядом с поникшей мамой. Он всего лишь ребенок, которому поиграть бы в приставку да позависать с друзьями. — Прости, малыш, — отвечает Эмма, — признаю, вышло паршиво. Может остановимся в следующем городке, наедимся пиццы, осмотрим окрестности, а затем поедем домой? — Может всё-таки расскажешь, что ищешь? — интересуется Генри. — Что бы это ни было, я не сдамся, — заверяет его блондинка, а у самой сердце в который раз пронзается жгучей болью, — я продолжу искать. Мы почти у цели. Я верю.