***
Несколькими неделями спустя Реджина корпит над книгой, которую читала ещё тогда, когда училась магии. Женщина тяжело вздыхает, на что сидящая рядом Белль вздымает бровь. Последние три недели они вдвоем коротали в библиотеке битые часы, лишь изредка озвучивая возможные планы действий, хотя в конечном счете все они оказывались тупиковыми. Увидеть Белль, пришедшую к ней в первый раз, было удивительно, но вскоре Реджина привыкла к её присутствию рядом. Та, в свою очередь, силилась выяснить, как ей отыскать Румпеля. Обе женщины ищут ответы на вопросы, которым, кажется, нет конца, и вскоре их одолевает разочарование от бесплодности того, что они делают. — Безуспешно? — в который раз интересуется Белль. — Успех и не предвидится, Белль, — отвечает Королева, закрыв лицо ладонями, — здесь тупик за тупиком. Я всё ещё жду, когда наконец Зелина даст любой знак, сообщающий о её планах. — Ты не предполагаешь, что её отсутствие и есть хороший знак? Может быть её угрозы — пустой звук. — И когда же такое с нами случалось? — на этот раз Реджина подняла бровь. — Верно, — признает Белль, — но я просто стараюсь не отчаиваться. — И что, срабатывает? — А твой пессимизм срабатывает? — препирается Белль. Миллс щурит глаза, готовая начать перебранку, как вовремя себя останавливает себя. Если она даст фору своей злобе, то наверняка оттолкнет Белль и сама погрязнет в месиве чёрного гнева вместо того, чтобы сосредоточиться на том, что воистину важно. — Извини, — тихо произносит Реджина. Она так привыкла к компании Белль, что перспектива вновь остаться покинутой её вовсе не прельщает, — просто вокруг столько разочарований. — Я знаю, — кивает в ответ Белль, — но срывы на меня не улучшат ситуацию. — Ещё раз извини. — отвечает Реджина, — Твоя правда, мы всё-таки вместе работаем… Так ты нашла что-то? — Ничего особенного, — вздыхает принцесса, — как думаешь, поместье Румпеля пережило проклятье? — В этом я не уверена, — хмурится Реджина, поджав губы, — но всё возможно. Зная Румпеля, он бы точно как-нибудь да защитил свой замок. Надеешься, что там может оставаться что-то важное для нас? — Его библиотека вдвое больше этой, Реджина, — кивает Белль, — он тот ещё коллекционер манускриптов. Да и отсюда всего два дня пути пешком… — Не ходи одна, — советует Миллс, — никто из нас не должен выходить самостоятельно. Мы окружены ограми, и, что хуже, Зелиной. — Конечно, — откликается Белль, — я собиралась попросить Нила сопровождать меня, и, пожалуй… тебе тоже хотелось бы пойти? У Румпеля наверняка есть книги, способные тебе помочь. — Я подумаю, — кивает Реджина, — но что-то мне совсем не хочется покидать замок. Ясно как день, что Зелина только и выжидает момент для удара по нам. — И ты хочешь находиться здесь, когда это произойдет. — Именно, — реагирует Реджина, слегка замявшись, — когда ты отправишься? — Хотелось бы завтра, — говорит ей Белль, — я дам тебе время на размышления. Мы выйдем с рассветом, но, если что, будем тебя ждать.***
— Мам! Эмма хмурится, сонно потягиваясь, прежде чем посмотреть на будильник. «Блять», ругается женщина, осознавая, что будильник уже час как должен был сработать. Она сползает с кровати и тянется к халату, надеясь, что у неё по крайней мере есть время собрать сына в школу. — Прости, парень, — говорит Эмма, выходя из спальни, — ты уже позавтракал или мне что-то по-быстрому сообразить? — Я перекусил хлопьями, мам, — отвечает Генри, — а вот дивану, походу, совсем худо, — он указывает на их старенький серый диван, который вот уже который месяц на грани коллапса. Но ни Эмма, ни Генри не желают его выкидывать. Они оба любили свой дом и каждую деталь интерьера, которую они выбирали вдвоем. Диван они купили, когда Генри было 4 года. «Как будто купили». Мысль проскальзывает в голове Эммы мгновенно и она тут же гонит её. Пока рядом сын, она придерживается его варианта событий. Мрачным взглядом женщина осматривает диван. Тут же возникают воспоминания, как они ходили по мебельным сэконд-хэндам, как она разрешала сыну посидеть на каждом диване и самостоятельно провозгласить лучшайший. Воспоминания такие яркие, такие живые в её сознании, что против воли Эмма улыбается, благодаря Реджину за такое количество по-настоящему счастливых моментов. Она знала, что все эти ситуации некогда проживала сама Реджина вместе с Генри и как же Эмме хотелось самой стать частичкой этой идиллии. И в эту минуту она позволяет себе окунуться с головой в эту сладкую сказку, являющуюся теперь эпизодом её собственной жизни. — Ты запрыгнул на него как увидел, — улыбается она сыну. — Удивительно, как он ещё тогда не сломался, — c улыбкой иронизирует Ген, с нежностью глядя на диван, — он был офигенным для вечеров кино. — А с застрявшем в нём попкорном — ещё лучше. — Держу пари, что пока мы будем тащить диван до тротуара, попкорн вывалится далеко не весь, — посмеивается Генри. — Точно, — кивает Свон и, посмотрев на часы, говорит, — но тебе лучше поторопится в школу, парень. Потом весь день будем выбирать новый диван. Если придерживаться традиций, так вовсю. — Серьезно, ма? — закатывает глаза Генри. — Традиции важны, ребёнок! — отвечает блондинка, — Они превращают наш дом в действительно наш дом. — Как по мне, мы делаем наш дом нашим, — высказывается мальчик. — Как прагматично, Ген, — отзывает Эмма, — думай своим сердцем, а не умом. — Ты иногда уж очень сентиментальна, Мам, — улыбается он её, — но традиции есть традиции. Только в этот раз запрыгивать на мебель я не буду. — Как скажешь, — хихикает Эмма, — я заберу тебя после занятий. А сейчас иди, а то опаздывать будет уже некуда. — Ладненько, мам, увидимся. Эмма улыбается ему вслед, а затем упирается взглядом в диван с дырой прям посередине. Ей видятся все те традиции, которые она хотела бы разделить с Реджиной. Её прекрасная девушка и так даровала ей все эти воспоминания вкупе с традициями и любовью, но видит Бог, Свон безумно жаждет переживать всё это вместе со своей любимой. Она поднимает руку, смахивая с щек влагу очередных слёз. «Сраный диван», думает Эмма, пиная чертову вещь изо всех сил и через секунду ответная боль проходит по её ступне. Со вздохом она скользит на пол и растирает разболевшиеся пальцы, а потом по инерции проковыляет обратно в свою комнату, откуда встанет утром с постели и пойдет работать, чтобы заплатить за выбранный Генри диван. Что угодно, лишь бы её мальчик был счастлив.***
— Говорю же тебе, Мам, владелец магазина с тобой флиртовал. Выражение лица Эммы выражает полнейшее неудовольствие сыном, пока та закрывает за ними дверь. Весь день они потратили на покупку дивана, а затем отправились за пиццей в ближайший ресторанчик, где Генри безостановочно настаивал на том, что владелец последнего мебельного на неё явно запал. — А почему нет? Ты ему точно нравишься. Плюс ко всему — ты свободна. — То, что я свободна, не обязывает меня с кем-то встречаться, Ген, — объясняет Эмма ребенку, — да и вообще, перестань уже так заботиться о моей личной жизни. — Я просто сказал, Мам, — недовольно хмурится в ответ мальчик. — Знаю, милый, — отвечает Эмма, — извини, если обидела. Просто сейчас не время для отношений. Ты поймешь меня, когда подрастешь. — Ты всегда так говоришь. — Потому что так и есть, — улыбаясь, незамедлительно добавляет Эмма. В ответ мальчик закатывает глаза точно так же, как бы это проделала его вторая мама, и заметив это, Эмме вновь становится не по себе. — Жду не дождусь, когда вырасту и докажу тебе, что ты ошибаешься. — Это ты сейчас так думаешь, ребёнок, — посмеивается блондинка. — Буду думать и тогда и буду прав. — Посмотрим, — отвечает Эмма, — домашку задали? — Только историю, но аж на конец недели, поэтому я свободен, — прокричал он, прежде чем открыть холодильник и достать сок. Тут же он заметил, как Эмма вперилась взглядом в их сломанный диван, — эй, Мам, всё в порядке? — Ага, — шепчет Эмма, мгновенно поворачивая голову на зов, — просто буду скучать по диванчику. — Понимаю, Мам. Но, знаешь ли, оплакивать диван — немножечко странно. — Это не простой диван, ребёнок! На нём мы впервые смотрели «Короля Льва» и строили крепости из одеял во время гроз. Это диван-воспоминание. — Ладно, — соглашается Генри, — будет новый диван — будут новые воспоминания. — Я знаю, — отвечает Эмма, в глубине души тоскуя по старому, по тому, что было. Новая жизнь — ярка и светла, как раз такая, о которой она грезила…, но то, что Эмма оставляет позади себя — незаменимо, и расставание с этим старым диваном — некая аналогия с прощанием со старой жизнью. — Ты уверена, что всё хорошо? — Уверена, — кивает Свон, изобразив для сына убедительную улыбку. — Просто день был длинный. Знаешь ведь, когда просыпаешься позже обычного, тогда весь день насмарку? Cын согласен с ней, но Эмма понимает, что больше не в силах продолжать это глупое притворство. Очевидно, что малый давно раскусил, что с ней творится что-то неладное, но как, черт возьми, рассказать ему правду? Перспектива непринятия им истины пугает. — Добрых снов, Мам, — говорит Генри, встав на носочки для быстрого объятия и уходит к себе. — Доброй, милый, — отвечает Эмма, — я люблю тебя, — крикнув ему вдогонку, она получает в ответ «Взаимно» и направляется в собственную спальню. Быстро сбросив с себя одежду, Свон натягивает штаны для йоги и безрукавку. Берет одеяло и движется на маленький балкончик, где стелет его на пол, прежде чем удобно на нём уместиться. Они с Реджиной часто проделывали такое в те времена, когда ещё жили вместе. Женщины ждали, пока Генри уснет, и направлялись любоваться звёздами, наслаждаясь их скоротечным умиротворением. — Мне нужно рассказать ему, Реджина, но это чертовски пугает. Что, если он не поверит? Теперь, кажется, я очутилась на его месте. Когда он нашёл меня, я не поверила ни единому его слову, о чём теперь жалею. Даже не знаю, какое у тебя сейчас время суток, и, полагаю, звучит абсурдно, но может мы любуемся одними и теми же звёздами? Вот бы над нами сияло одно и то же небо, — Эмма замирает, прежде чем продолжить, — Мне безумно тебя не хватает. Не могу дождаться дня, когда мы найдём друг друга.