***
День проходит никак. Просто никак. Антон отсиживает три пары, отвечает на заданные вопросы и лишь один раз за день пересекается с Арсением, который куда-то спешит и смотрит на распечатанные листы в своих руках, так и не заметив прошедшего мимо Шастуна. Юноша, замявшись, почему-то хочет окликнуть его, хотя бы поздороваться, но, подавив в себе столь нелепое желание, идет дальше. Следующий день начинается с пролитого в спешке кофе, небольшой ссоры с Катей по поводу разбросанных вещей, причем насорила как раз девушка, а отчитывать ее принялся парень, из-за чего в итоге чуть не опоздал на политологию. — О, привет, малой, — ухмыляется Павел Алексеевич, когда Антон, опоздав на пару минут, влетает в кабинет. Взгляды аудитории тут же переводятся на растерянного Шастуна, который вообще впервые опоздал и не знал, что ему делать. Прогуливал ли он пары? Да. Опаздывал ли на них? А-а, вообще ни разу, до этого дня. — А чего это мы так поздно? — «мило» воркует Павел Алексеевич, играя на нервах юноши, который уже изрядно покраснел, замявшись в проходе. — Ну проходи, чего как не родной, — ухмыляется политолог, вводя Антона в полнейшую растерянность. — Хотя нет, стоять! — вдруг приказывает преподаватель, стоит только мальчишке сделать пару шагов. — Вот мы и нашли нашего героя. К доске, Шастун, сейчас на все мне отвечать будешь! — ну вот, теперь Антон узнает старого-доброго Павла Алексеевича. Кивнув, он бросает сумку за вторую парту, где сидит, и выходит к доске, где с успехом отстаивает материал на четверку. Возможно, начало дня не такое уж и плохое. Антон нетерпеливо вертит в руках карандаш, сидя за родненькой второй партой. В кабинете философии пока нет лишь главного действующего лица — Арсения Сергеевича. Он ерзает на стуле, впервые проклиная такие длинные (Антон, пятнадцать минут — это много?!) перерывы между парами. Вдруг в класс забегает девочка-организатор, которая с энтузиазмом выполняет любые поручения, сейчас вот она заглянула поделиться «прекрасной» новостью об отмене последней пары — философии, в связи с тем, что Арсений Сергеевич срочно уехал по каким-то важным делам. Карандаш в пальцах Антона с треском ломается пополам.***
Антон сидит в кафе, подперев ладонью лицо и со скучающим видом провожает снующих туда-сюда посетителей. Он вздрагивает от неожиданности, когда со спины к нему подходит Катя и резко кладет руки на плечи, выкрикивая детское «бу!». Шастун закатывает глаза на такую шалость, а девушка, заливисто хохоча, падает на диванчик напротив. — Чего один? Где философа потерял? — весело спрашивает она, передвигая к себе тарелку с картошкой-фри, заказанную и так и не съеденную другом, берет в руки одну хрустящую палочку и, окунув ее в соус, кладет на язык, жмурясь от наслаждения. — Не знаю я, — буркнул Антон, складывая руки перед собой и зарываясь в них лицом, словно намерен спать прямо здесь и сейчас. Ну, или рыдать. — У-у-у, — тянет девушка, на полпути останавливая руку с палочкой картошки и убирая ее обратно в тарелку. — Рассказывай, что ли, — подталкивает она, меняясь в голосе. — Он на меня забил, — обиженно сопит мальчишка, чуть-чуть меняя положение так, чтоб были видны лишь его челка и глаза, а нос и рот по прежнему закрыты рукавами кофты. — Божечки ты мой, — притворно восторженно реагирует Катя, складывая руки у груди в молящемся жесте. — Антош, можно мне напомнить, что ты — королева драмы? — юноша в ответ фыркает, откидываясь на спинку дивана. Взвесив «за» и «против», он выпаливает, как Арсений проигнорировал его в коридоре вчера и что отменил занятия сегодня, а в ответ девушка смеется. — Ну точно ведь королева драмы! Ну не заметил его человек, что уж, сразу «забил»? А занятия он ради тебя, родименького, отменил, хочешь сказать? Ой, дура-а-ак, — хохочет она, вгоняя Антона в краску. — Ну, а вот если он забьет? У нас теперь пар мало стало, — драматично вздыхает Антон, складывая руки на груди. — А если без если? — ведет бровью блондинка, вообще не успевая за ходом мыслей своего друга. Он та-а-а-акой любитель драм, что пока в ее мыслях формулировались новые шутки, он успевал выпалить фразу, которую ей нужно было воспроизвести и обдумать. — Ты без него и дня прожить не можешь, что ли? — и Антон серьезно задумывается над этой фразой. Ну он же может, правда? Не хочет только, но может. Каково это — прожить несколько дней без человека, к которому тянет, как магнитом? Вы пробовали? Знакомо ли вам это чувство, когда мысли возвращаются к одному единственному интересующему вас объекту, а вы тут же мысленно говорите себе «стоп! нет, нет! мозг, мы не будем о нем думать»… а знаете ли вы, с какой частотой человек способен снимать блокировку телефона, выбирать один и тот же контакт в записной книжке и снова ставить блокировку? Антон знал. Он никогда не признает, что… скучает. Не для галочки, не для того, чтоб сказать об этом при встрече, а просто… скучал. Сам для себя. В тишине. Скучать — это вам не «ну, я… скучал по тебе». Катя ругается, когда Антон снова курит. «Которая за день, дитятко? Опомнись!» — наставническим голосом говорит, вырывая у него очередную сигарету, когда возвращается в общагу, а это чудо, стоя в распахнутой куртке и без шапки, выкуривает очередную порцию никотина, переминаясь с ноги на ногу на заснеженном пороге. — Последнюю за сегодня, честно, — нагло врет он, отбирая сигарету и вновь делая быструю затяжку, но тут же цепкие пальчики выхватывают зажатую между пальцев отраву и окурок летит в мусорку. — Антон, хватит, — серьезно говорит она таким тоном, что по телу проходит разряд. Так же на него смотрел Арсений Сергеевич, когда волновался или злился. И у него все холодеет внутри от ее тона. — Извини, — шепчет он, выдыхая остатки дыма, который, смешиваясь с паром, тает в морозном воздухе. — Пошли, — решает он, беря из рук подруги сумку, которую она несла. Катя неуверенно улыбается уголком губ, похлопав его по спине. — Не кинет он тебя, Джульетта, — обещает она, действительно обещает, судя по тону. — Я не дам.***
Антон и его курение теперь жестко контролируемы Катиной инициативой. Если вы думали, что отхватывать удары по спине, груди, рукам и выслушивать характерное «Шастун Антон, какая же ты мразота! Еще раз поймаю с сигаретой!..» и еще, еще, еще — прикольно, то нет. Вообще... Такие истерики ему закатывали после пятой-восьмой сигареты, а выкурил он за два последних дня без присутствия в своей жизни Арсения Сергеевича ровно двадцать семь. Здорово, правда? Пара, пара, пара… хорошо, что речь не об оценках. Антон скучающим взглядом провожает стаю птиц, летящих по серому небу. Почему они тут? В такой холод? Маленькая стая потерянных существ, забредших не туда и не в то время. В них он отчасти видел себя. Такой же потерянный, не имеющий ориентира, летящий куда-то, без разбора, только бы не стоять на месте. Маленький потерянный парень в окружении людей, которым нет дела до него, а ему до них. Вечер четверга начинается для него приятным сюрпризом в виде ужина в исполнении соседки и заканчивается просто отвратительной новостью: — Антон, я съеду на следующей неделе, — явно волнуясь, выпаливает девушка, стараясь не смотреть на растерянного Антона. — Так скоро?.. — только и отвечает он, замирая с наполовину поднесенной к лицу вилкой с наколотым на нее кусочком мяса. — Да я и так задержалась, — хмыкнула девушка, почесав затылок. — Ладно, не будем о грустном, — прерывает она, вынимая из какого-то пакета бутылку вина. — Я сопьюсь с тобой, — качает головой Антон, минутой позже принимая наполненный бокал. — Лесбиянка, кафе, вино, — напоминает ему девушка. О-о-о, Антон несомненно помнит ее красочное описание в день знакомства. — Занималась гимнастикой, учусь на юриста, подрабатываю в кафе официанткой, пью много вина и встречаюсь с девушкой. Думаю, пока все. Емкая фраза, с которой и началась их дружба, действительно идеально описывала Катю.***
Утро пятницы. Ожидаемое и томительное. Первая пара — философия. Антон правда заколебал весь чат, где был собран их курс, вопросами «а будет ли пара?», «точно не отменят?», «куда он уезжал?». В момент, когда он почти решился написать сообщение Арсению Сергеевичу, который на тот момент был онлайн, надобность исчезла, ведь староста с энтузиазмом откликнулась на все его сообщения и подробно описала, что философия будет и что уезжал он по делам в другой универ, куда его за каким-то членом отправило руководство. Шастун стоит около университетских ворот и выкуривает сигарету, стоя без куртки, в одной лишь футболке и серой кофте поверх. Холодно — пиздец, но преподаватель наверняка не оценит запах табака, которым он, Антон, вполне себе мог пропитаться. В память четко врезалось, что Арсений за ЗОЖ. Антон, вообще-то, тоже, в свободное от выпивки и курения время. Шастун резко выныривает из своих мыслей, когда чувствует несильный подзатыльник, которым его одарил какой-то прекрасный человек. — Су… слик. Вон, пробежал, — вовремя оправдывается Антон, обернувшись. Взгляд голубых глаз напротив, — и ритм сердца удваивается. — Суслик, блин, совсем голову отморозил? — ворчит Арсений Сергеевич, стягивая с себя пальто и накидывая на все еще заторможенно соображающего студента. — В универ, бегом! — рявкает он, отбирая сигарету и выкидывая в сугроб. Антон, поведя плечами, послушно разворачивается и чешет по заснеженной тропинке, улыбаясь, как дурак, плотно кутаясь в одежду, которая, в отличие от его собственной, пропитана запахом приличного по стоимости одеколона и пены для бритья. — Ты меня удивляешь, Шастун, — стараясь придать голосу больше строгости, говорит Арсений, когда следом за мальчишкой поднимается по ступенькам и оказывается в гардеробной, где кроме них лишь небольшая компания, уже движущаяся на выход. — Ты чего выперся на холод в таком виде? — осуждающе произносит мужчина, для усиления эффекта потянув на себя тонкую серую ткань, из которой была сделана кофта юноши, который виновато пожимал плечами, смущенно улыбаясь. — Вы же запах сигарет не любите, — в оправдание заявляет он, а Арсений внезапно берет его ладони в свои, подносит ближе к себе и начинает растирать холодные пальцы, время от времени опаляя их горячим дыханием, согревая. Юноша не в силах шелохнуться от столь нежданных и приятных манипуляций. Ему становится действительно тепло. — Я не люблю возиться с болеющими ушастыми проблемами, остальное перенесу, — фыркает преподаватель в ответ, поднимая взгляд на обомлевшего от таких трогательных