Арсений превышает, действительно серьезно превышает впервые в жизни. Он не дурак, чтоб лететь на встречную или на красный свет светофора, но они быстро выезжают на широкую трассу, где точных ограничений нет, и он обгоняет весь поток, вдавливая педаль газа до 130. Катя даже не выглядит испуганной, как обычно реагируют все девушки на высокие скорости, кажется, она, как и сам водитель, жутко обеспокоена состоянием парня, сжавшегося на заднем сидении. Вместо планируемых 15 минут они добираются за 10. Арсению хочется торжествующе хлопнуть в ладони, когда они подъезжают к большой парковке у частной клиники. Он здесь раньше не был ни разу, но знал, что о ней ходят лишь хорошие отзывы, но все равно переживал, кидая взгляды в зеркало заднего вида. Машина останавливается, и Арс вылетает из нее первым, а следом и Катя. Антон принимает протянутую Арсением Сергеевичем руку, прося дать ему дойти самому, потому что
я сгорю со стыда, если нас встретит кто-то из знакомых. Но стоит юноше сделать пару шагов, он чуть ли не падает, и лишь благодаря ловкости преподавателя угождает в теплые объятия вместо жесткого асфальта.
— Мелкий упрямый засранец, — цедит сквозь зубы мужчина, подтягивая к себе мальчишку, заводя вторую руку ему за ноги и подхватывая на руки. Катя, не в силах удержаться, все же произносит умиленное «вы так красиво смотритесь вместе», получая в ответ два непонимающих взгляда. Арсений поудобнее подхватывает Антона, делая подбрасывающее движение, чтоб перехватить его повыше, и от неожиданности юноша случайно закидывает руку ему за плечи, так и оставляя. Арс
теплый. Он жмется к нему, как коты льнут к своим хозяевам, а Арсений успокаивающе нашептывает какие-то милые слова, а Катя, идущая впереди, тактично делает вид, что не слышит всех этих «Антош, все будет хорошо», «Потерпи еще минутку, мы почти пришли», «Тебе удобно хоть?..»
Антон морщится, когда сквозь закрытые веки улавливает смену освещения, которое стало слишком ярким: они вошли в помещение. Запах медикаментов ударяет в нос, и он чихает, забавно, как кот, смешно фыркая после этого, а Арсений не сдерживает легкой улыбки. Катя успевает обрисовать всю ситуацию, а медсестра тут же предлагает каталку, от которой мужчина отказывается, не желая терять времени, и следует за женщиной в просторный кабинет, где сидела относительно молодая девушка-врач, заполняющая какие-то карты. Она тут же подрывается с места, начиная расспрашивать, с чем имеет дело.
— Температура под 40, часа 4 сбить не могли, — рассказывает Арсений, опуская мальчишку на кушетку. Он резко выдыхает, когда замечает влажные ресницы и заметные дорожки от слез, которые юноша, посчитав позорными, начинает жестко вытирать рукавом, вызывая раздражение кожи. Арсений перенимает его руку и мягко ведет ладонью по его щеке, стирая застывшую каплю. Парень дрожит и испуганно осматривает кабинет, и его начинает не по-детски трясти, когда в поле зрения попадают разложенные на столе неподалеку медицинские инструменты и принадлежности. Преподаватель все еще нашептывает ему милые успокаивающие фразы, сжимая в руке ладонь юноши, переплетя их пальцы, желая успокоить, но его и самого охватывает паника, которую он видит в зеленых глазах. Такой маленький запуганный ребенок, которого хочется увести отсюда как можно скорее. Им дают градусник и просят перепроверить температуру, а девушка начинает копошиться в шкафчиках с препаратами, и благо Антон не видит, как она перебирает шприцы, потому что его взгляд направлен строго на голубые глаза напротив. Катя стоит за дверью, потому что ее упорно не хотят пускать, но ей спокойнее от мысли, что рядом с Антоном человек, которому она доверяет. Которому
он доверяет.
— Голова кружится, — скулит парень, прикрывая глаза, совсем слабо сжимая ладонью запястье Арсения.
— Сейчас станет легче, — обещает мужчина, свободной рукой поглаживая его по волосам, перебирая их в пальцах, легко массируя, ведя пальцем вдоль кожи за ушком, заправляя прядь волос. Антон мягко жмурится, понемногу выравнивая дыхание. Они сидят так минуты три или четыре, пока девушка тихонько не просит градусник обратно.
— 40,3, — вздыхает она, качая головой. — Как вы так… — мягко журит она мужчин, шелестя какими-то упаковками, а когда Антон, наконец, открывает глаза и замечает блеск иглы от шприца в свете лампы, он резко дергается в сторону, вжимаясь в стену, к которой прижата кушетка. Арсений, испугавшись такого неожиданного выпада, выпрямляется, глядя назад. Девушка неуверенно смотрит на пациента, переводя взгляд на шприц и обратно.
— Нет, нет, нет… — шепчет мальчишка, как в бреду, а его глаза снова наполняются слезами, и у Арсения снова начинает саднить в районе грудной клетки. Он отводит девушку-врача в сторону и уточняет, обязательно ли делать укол, а когда она, замявшись, кивает, он задирает на пару секунд голову и делает размерные вдох-выдох. «Ну же, Арсений, ты же философ, почти психолог, помоги ему, он так в тебе нуждается» — почему-то эта строка образовывается в голове мужчины, произнесенная голосом Кати. Он оборачивается, а Антон прожигает в нем дыру, словно умоляя оградить от всех этих больничных фобий. Он просит дать им минутку, на что девушка ругается, но все же уходит, строго пригрозив: «Не больше минуты, я засекаю».
— Тош, — мягко говорит он, присаживаясь рядом. Мальчику стыдно за свои слезы, и он снова трет глаза, ничего не в силах поделать: все его эмоции обостряются во время болезней, и он срывается, как последняя истеричка. — Ты боишься уколов, да? — уточняет Арсений, мягко потянув парня на себя за край кофты, ведь пальто осталось в коридоре. Шастун неуверенно подается вперед, а мужчина притягивает его в ненавязчивые объятия, гладя по спине и плечам.
— Да, — стыдливо сознается юноша, впиваясь рукой в воротник темно-синей футболки Арса, который почему-то совсем не мерзнет, а ему вот холодно даже в кофте.
— Ты же понимаешь, что укол делать все равно придется, — рваный вздох он воспринимает за согласие.
— Так, ребята, давайте уже что-то делать, — в комнату возвращается врач, принявшаяся вскрывать стеклянную ампулу. Арсений чувствует, как напрягается тело Антона, и его плечи едва заметно вздрагивают. Преподаватель легко отстраняется.
— Не знаю, можно ли так сделать… — и он озвучивает навязчиво крутящуюся в голове идею, предлагая под чутким руководством самому вколоть препарат. Девушка возмущается, говоря о том, что не имеет права, но когда она, едва сумев выгнать Арсения за дверь, делает пару неудачных попыток подобраться к разве что не начавшему скалиться парню, отчаянно приглашает мужчину обратно и молча вручает ему шприц и проспиртованную вату. Арсений легко стягивает с податливого юноши кофту и протирает ватой его участок кожи пониже плеча, как было велено врачом, комментирующей каждый его шаг. Шастун, крепко зажмурив глаза, отвернулся в сторону, боясь даже посмотреть на тонкую острую иглу. Ему было
спокойнее, что укол доверили Арсению Сергеевичу, но не
спокойно. У Арсения самого ручки подрагивают, когда перед глазами всплывает заплаканное от страха лицо, а он тут нависает над ним с иглой, которых юноша так сторонится. Выдохнув и прицелившись в точно намеченную женщиной зону, он вводит иглу под кожу, поморщившись вместе с Антоном. Ему велят вводить препарат медленно, но он хочет скорее закончить с этим делом, потому что это
действительно больно, судя по скорченному от неприятных ощущений лицу юноши.
Антона берут под наблюдение до утра, и ему хочется убиться головой об стену, чем оставаться в этой пустой палате с пугающей тишиной. Арсения с Катей выгоняют из палаты, но они остаются с ним до последнего, как делают самые верные, самые преданные друзья. Дверь закрывается, и он остается один на один с темнотой, тишиной и ознобом, который до сих пор не отпускает его. Пару раз за ночь его тревожит медсестра, давая разные препараты, следя за температурой, даже поит теплым чаем. Его будят каждые пару часов, но, на самом-то деле, он и не спит. Всю ночь. Глаза смыкаются, но он не может уснуть окончательно, когда в голове вспыхивают воспоминания о сильных руках, несущих его, жалостливом взгляде, успокаивающем шепоте… он проматывает все моменты с Арсением Сергеевичем в голове и от того, наверное, на потрескавшихся губах возникает нелепая улыбка. Антон обнимает себя руками, случайно оттягивая ладонью край футболки под одеялом и внутри все холодеет, когда под пальцами ощущаются рубцы от старых порезов. Ему становится страшно. Сейчас он болеет, причем довольно серьезно, и никто и слова ему не скажет, но когда он выйдет с больничного… Антон так боится предстоящего в будущем разговора с Арсением о шрамах.
***
Катя приходит к нему утром, у нее есть всего десять минут, потому что нужно спешить на автобус, ведь ей сегодня ко второй паре, а Арсений не приходит вовсе. У него занятия в универе. Он не может. За окном конец ноября, вот-вот декабрь, до каникул остается всего три недели. Начинается сессия, и Антон всеми силами клянчит медперсонал отпустить его домой, потому что должен готовиться к предстоящей экономике. Автомат по этому предмету ему точно не светит. Поскольку ему 18, он уже вправе самостоятельно прекратить лечение, отказавшись от него, для чего нужно лишь подписать пару бумаг, и его, скрипя зубами, отпускают. Довольный собой, юноша отправляется в палату — собрать немногочисленные вещи. Не учел он, пожалуй, лишь одной мелочи: Арсений Сергеевич предусмотрительно оставил свой контактный номер и настойчиво попросил звонить в подобных случаях.
***
Первая пара в универе подходит к концу, когда у Арса начинает звонить телефон, лежащий на краю стола. Он ожидает увидеть номер Кати или Антона, но настороженно хмурится, когда высвечивается «Больница». Он просит студентов извинить его и выходит в коридор. Девушка на том конце провода быстро передает суть дела, и мужчина зло сжимает свободную руку в кулак в кармане брюк, унимая подступившую агрессию. «У этого малолетнего придурка все еще не спала температура, а он забрал выписку! Пиздец», — думает преподаватель, и аккурат в этот момент звенит звонок. Следующая пара в его расписании стоит третьей и у него полтора часа свободного времени. Он быстро спускается вниз, к машине, и выруливает ее на трассу. Дорога от универа до больницы занимает примерно столько же времени, но при учете, что он гонит медленнее, ведь ситуация не столь экстренная, добирается за пятнадцать минут. На посту ему сообщают, что некий Антон Шастун ушел минуты три назад и ему не составляет труда выловить подростка около перекрестка, неожиданно для него потянув на себя за капюшон.
— Арсений Сергеевич! — выпаливает он, прижав руку к груди, в районе сердца, передавая этим жестом, насколько это было резко и пугающе.
— Что, Арсений Сергеевич? Ты мне не Сергеевичай, — фыркает он, утягивая парня за собой в сторону парковки, отчитывая за то, что Антон даже пальто не застегнул, на что парень закатывает глаза, непрерывно цокая языком. — Вот скажи: совсем дурак? — заканчивает он свою тираду, усаживая мальчишку на переднее сидение и огибая машину, занимая почетное водительское место.
— А че я там забыл, у меня вообще сессия, — в оправдание заявляет Антон, пристегиваясь на автомате.
— Хуессия! —
рифма-хуифма, — с восторгом думает Антон, удивляясь, как столь интеллигентный человек вообще мог применять ее в жизни. — О здоровье бы так думал, как об учебе! Или не этого ли мальчишку я вчера таскал, как невесту на свадьбе? — припоминает ему Арсений, и щеки Антона наливаются красным, а взгляд опускается в пол. Арсений задерживает взгляд на его лице и с подозрительным «это что еще такое?» обхватывает его пальцами за подбородок, вынуждая посмотреть на себя. Бледная кожа, воспаленные красные глаза и тени под глазами ясно дают понять одно… — Засранец, ты не спал всю ночь, да? — рычит на него мужчина, сжимая пальцы сильнее, вынуждая обратить на себя внимание и для приличия перевести взгляд, но Антону отчего-то совестно смотреть ему в глаза.
— Ну, не спал, — признает он, отстраняясь под тяжелый вздох со стороны водителя.
— Почему именно ты мне приглянулся, а, Антон? — философским тоном спрашивает учитель, для эффектности подперев рукой подбородок.
— Приглянулся? — удивленно переспрашивает юноша.
— Нет, блин, вот просто так я с тобой вожусь, из чистых побуждений, — Антон открывает и закрывает рот, не зная, что сказать. — Ты выздоровел хоть? — уточняет Арсений, накрывая ладонью лоб мальчишки. Он настороженно ведет бровью, неуверенный в своих ощущениях и подается вперед, накрывая губами зону около виска. У Шастуна внутри взрывается такой ураган эмоций, что по телу рассыпается стая мурашек. — Да ладно, все температуришь? — с неверием задается риторическим вопросом Арсений, одаряя Антона суровым взглядом. — Когда-нибудь ты точно дорвешься, — угрожает он, покачав головой.
— В смысле — дорвусь? — не понимает Шастун, покидая свою прострацию, в которую его своими действиями ввел преподаватель.
— В смысле сниму с себя ремень и донесу через задницу, если башкой не соображаешь, — фырчит в ответ Арсений, и кто его знает — серьезно или нет. Антон переводит взгляд на его ремень, перетянутый через все петли на джинсах, и сглатывает: качественный, кожаный. В какой-то момент в голове проскальзывает совсем не приличная фантазия, где Арсений оглаживает его задницу и хлестко ударяет ремнем, приговаривая, что он «доигрался», и он вздрагивает, покачав головой, стараясь забыть четкую картинку перед глазами. Да что ж с ним не так?
— О чем задумался? — интересуется преподаватель, окинув его взглядом, пока ожидает, чтоб машины позади проехали и он смог выехать на дорогу.
— О вашем ремне, — как-то слишком откровенно и задумчиво говорит Антон, заставляя Арсения поперхнуться воздухом.
— И часто ты о нем думаешь? — все же решается озвучить свою мысль преподаватель.
— А? Что? — словно лишь сейчас покинув свою собственную реальность, спрашивает Шастун, не в силах вспомнить предшествующий диалог.
— Забудь, — махнул рукой мужчина, выруливая на трассу.
