Антон с минуту молча покачивает малыша, пока преподаватель раздает тесты по вариантам.
— А-а-а-рсений Серге-е-е-евич, — нарочно долго протягивает Антон, отчего ребенок заливается смехом, вызывая умиленные улыбки у девушек и даже некоторых парней.
— Чего тебе, дите? — не оборачиваясь, спрашивает философ, проходя к замыкающему шестому ряду, дальше расположены еще четыре, но они абсолютно пусты.
— А я тест писать буду? — спрашивает юноша, разрешая вдруг ставшему активным малышу спуститься на пол и нарезать вокруг него пару кругов.
— После пары напишешь, — все тем же тоном отвечает мужчина, проходя к кафедре.
— Ну Арсе-е-е-ений Серге-е-е-евич, — хныча, протягивает Антон, становясь рядом со стулом и преграждая путь разошедшемуся ребенку, который неожиданно обнимает его за ноги.
— Разберемся, — только и отвечает мужчина, собирая в ровную стопку какие-то листы.
— Арсе-е-е-е-ений Серге-е-е-евич, — снова тянет Шастун, каждый раз подавляя в себе шкодливую улыбку. Наверняка он уже успел конкретненько надоесть преподавателю, но кто ж его просил вызывать в няньки именно его.
— Жги, — коротко отзывается собеседник. Студенты вполуха слушают их разговор, стараясь погрузиться в тест, но следить за этими двумя куда веселее, на самом деле.
— А как его зовут? — спрашивает Антон, поднимая на руки малыша и поглаживая его по спине. Какая-то особо эмоциональная девчонка из аудитории протягивает трогательное «Awww», наблюдая за Тошей. Мужчина, какого бы возраста он не был — будь то пять лет или пятьдесят — всегда смотрится лучше, если умеет обращаться с ребенком.
— Э-э-э… — Арсений впадает в ступор, переводя взгляд на собеседника: — … Андрей?..
— Вы не знаете, как зовут ребенка, — осуждающе подмечает вслух Антон, поджав губы и глядя в упор на замявшегося преподавателя.
— Алтем, — протягивает это нечто на руках Тоши, и он вздрагивает, почему-то не ожидая, что малыш вообще умеет говорить.
— Точно! Артем! — хватается за «спасательный круг» Арсений, но в ответ все равно получает тяжкий вздох и осуждающее цоканье. — И вообще, Шаст, ты че разговариваешь? Пара! — возмущается преподаватель, переводя стрелки.
— Я не студент, я мама, — с широкой улыбкой парирует Антон, и аудитория заливается смехом.
— Ну вы-то куда! — произносит мужчина в сторону хихикающей аудитории, но в итоге машет на них рукой и продолжает заниматься своими делами. Вокруг одни только дети!
Прошло минут пятнадцать. Антон, не зная уже, чем занять Артема, останавливается за спиной преподавателя и медленно вытягивает ребенка на руках вперед, как в знаменитом мультфильме «Король лев», когда львенка впервые показывали обитателям животного мира. Он делает это с осторожностью, по миллиметру, словно в руках бомба замедленного действия, а когда Артем тянет Арсения Сергеевича за волосы на затылке, резко прижимает ребенка к себе, удовлетворенно хохоча под возмущенно-озлобленный взгляд.
— Ты дурак, что ли? — вздыхает он, диагностируя страшное «дурак» у Тоши, который в ответ начинает ржать еще больше, протягивая в ответ странно звучащее «Та-а-а-а». — Так, пошел вон, — вдруг говорит он, перенимая у мальчишки ребенка и аккуратно прижимая к себе: — Садись и пиши тест, — добавляет он, разворачиваясь лицом к рядам парт и спиной к Антону.
— Ну блин… — обиженно выдыхает он, грустно улыбнувшись Артему, который выглядывает из-за плеча Арсения Сергеевича. Шастун возвращается за парту и понимает, что не в силах отвести взгляд от кафедры. Арс настолько умилительно смотрится с ребенком на руках. Он старается одной рукой писать нужный конспект, сидя за столом, а второй так крепко придерживает малыша, что сразу становится ясно — Артем в надежных руках. Проходит еще минуты две или три, студенты, наконец, окончательно переходят к решению теста, но вдруг по аудитории разлетается всхлип. Тоненький, детский. Арсений молится на то, чтоб не началось…
… это.
Малыш на его руках заходится в плаче, требуя к себе внимания. Арсений встает и начинает покачивать его на руках, пытаясь успокоить, чувствуя себя неловко перед аудиторией. Он раздосадованно цокает языком и приводит неудачные примеры, вроде «Артемка, ну ты че, мужики не плачут», но ребенку, кажется, вообще пополам, что ему там нашептывают.
— Шаст, — негромко говорит преподаватель, привлекая к себе внимание юноши. Он машет рукой, чтоб студент подошел к нему, и Антон, закатив глаза, чешет вниз по пролету, молча вытягивая руки, чтоб перенять ребенка. Действие выходит каким-то неловким, и в итоге они почти обнимаются с Арсением Сергеевичем, удерживая между собой эту мелкоту. — Да что ж с тобой не так, — сетует преподаватель, кое-как отпуская ребенка, которого Антон прижимает к груди и начинает щекотать. Лицо малыша озаряет улыбка, а из глаз перестают идти слезы. Лицо философа в этот момент можно описать как «почему я до этого не додумался?».
— Может, его покормить? — предлагает юноша, и сам улыбаясь Артему, который зачем-то начинает слегка покусывать свой указательный палец, переводя взгляд с одного няньки на другого.
— Да, точно! — щелкает пальцами философ. — У меня есть шоколад! — гордо сообщает он.
— Ты дурак? — Антон ведет бровью, прожигая собеседника взглядом.
— Ты забыл, с кем общаешься? — пихает его в плечо преподаватель, стараясь не показывать своего недовольства при всей аудитории, хотя чувствует, как его начинает донимать такое вольное общение, подрывающее его авторитет.
— Простите, забыл, — пожимает плечами Шастун, двумя пальцами берясь за запястье ребенка и отводя его ручку ото рта. По-моему, дети не должны облизывать свои пальцы… да, наверное, не должны. — Вы дурак, Арсений Сергеевич? — исправляется он, вызывая негодование на лице человека, к которому фраза была обращена, и разошедшиеся по аудитории смешки.
— Обороты скинь, — шепнул ему мужчина, тихо настолько, чтоб не быть услышанным прочими студентами. Антон резко теряет весь свой запал. Эдакая чисто личностная черта — переходить грань, забывая, с кем общаешься. Шастун, замявшись, зачем-то кивает, и пытается шепнуть извинения, но из горла вырываются лишь нечленораздельные звуки, которые больше походили на тяжелый вздох.
Очень вовремя раздается стук в дверь и входит девушка, ранее оставившая своего ребенка с Арсением Сергеевичем.
— Ох-х, ну ты как всегда, — закатывает шатенка глаза, махнув на Арсения рукой и протягивая руки к Артему, который тут же льнет к маме. — Лишь бы самому не нянчиться, — поясняет она Антону, который непонимающе смотрит то на нее, то на преподавателя. — Спасибо, что присмотрел, Тош, — улыбается она, а Антон растерянно хлопает глазами.
— А откуда вы… — шепчет он, пока Арсений уходит собирать листы с тестом, словно бы ему совсем не интересен приход гостьи.
— Арс о тебе рассказывал, — улыбнулась она, прося Темочку, как она называла Артема, помахать дяде Антону ручкой. Шастун вернулся к своей парте с глупой улыбкой.
После пары Антон выпытывает у Арсения лишь то, что девушка — его хорошая знакомая, и быстро уматывает под раздраженное «Шастун, че ты хочешь? Не выводи! Еще скажи, что ревнуешь, бля!». Ну ладно, хорошо, на этом моменте он залип, если честно, и замер на месте, нихера не сваливая, поведя бровью, глядя в голубые глаза напротив, а ушел только после «Да не мой это ребенок, не мой! И девушка не моя. И вообще, пошел вон отсюда!».
***
В жизни наступает штиль. Последние два месяца события мчались снежным комом, подгоняемым сильнейшим ветром, но то ли этот самый ком растаял, то ли просто остановился. Он уставший, вымотанный, хочет зимних каникул и начать высыпаться. Особенно остро эти простые желания выделяются на фоне отъезда Арсения Сергеевича на неделю. До этого он думал о том, как бы не напороться на его
ремень злость или там раздражение, когда он перегибает палку, а теперь преподаватель временно покидает не только студенческий городок, но и большинство мыслей в стиле «бля-я, видел бы он меня сейчас» когда курит на морозе или выпивает глоток коньяка или любого другого напитка, попавшегося под руку. И вот вроде хорошо, ну вот прям
штиль, а все равно легче намного не стало. Он убеждает себя, что все отлично, так и должно быть, но…
… но.
Ему мало. Слишком, невероятно, до резко накрывавшей по ночам грусти и сорванного голоса, когда все надоедает так, что он просто становится где-нибудь в безлюдном месте, коих в студенческом городке пруд пруди, и кричит, громко, с отчаянным надрывом. Потому что хочется хоть раз быть услышанным. Он загнан в одиночество, которого внезапно становится слишком много. Не то чтоб раньше его было мало, нет, он идет с этим самым одиночеством под руку почти всю жизнь, но внезапно его вырвали из привычной атмосферы, поманили пальцем, показали, каким бывает мир, когда у тебя появляется постоянный круг общения, и ты наслаждаешься всесторонним вниманием, ведь для тебя один человек — это все четыре стороны света, потому что… блядь, он один, как мир, и ведь мы делим мир на четыре стороны?.. Так почему человек не может быть этим миром? Всесторонним, многогранным, непосредственным и разным… И Антон даже не знает, кому хочется посвятить свои мысли больше — Кате или же… Шастун судорожно вдыхает морозный воздух и тут же затягивается. Кого он обманывает? Конечно же в мыслях одно навязчивое имя и глаза, в которых плещется настоящий океан, то штормящий, то утихающий… вот он и вернулся к штилю. Мысли — замкнутый круг, но порой он настолько длинный, что мы забываем, с чего начинали, а потом — к чему пришли.
Антон делает последнюю затяжку и выбрасывает окурок в мусорное ведро. Он оглядывается по сторонам, на белые сугробы из мягкого снега, и не может поверить, что так невероятно соскучился по общению за такое краткое время. Арсений Сергеевич уехал на семинар на неделю, Катя же решала проблемы с документами, ведь хотела перевестись на заочное обучение, чтоб было больше времени на работу и, в частности, заработок, и ей приходится все свободное время мотаться в самые разные уголочки города, оформляя дополнительные бумаги, которые у нее когда-то были, но остались в родительском доме, куда она точно не намерена ехать. А Антон… он просто живет. Скучно и однообразно. И, пожалуй, впервые в жизни его это не устраивает.
На дворе 1 декабря. Антон не видит разницы в окружающей среде, но люди как с цепи сорвались и решили, что именно сегодня пришел день подготовки к Новому году. Он хмурится, проходя мимо устанавливаемой высоченной елки около универа, и кто-то нагло обсыпает его блестками.
— Чего такой бука? — хохочет Катя. Антон поднимает взгляд и не верит, что она действительно тут. Даже раздражение спадает. Он не видел подругу целую, блин, неделю, и впервые понимает — как же это много для дружбы. Шастун ладонью стряхивает блестки со своей челки и делает шаг вперед, прижимая к себе девушку, увлекая в глубокие объятия. — Ты ж моя кися, — смешно воркует она, почти повисая на нем в силу разницы роста.
— Ты чего тут? — на пару тонов веселее спрашивает Антон, под руку уводя девушку в сторону универа.
— По тебе, Шастун, соскучилась, — улыбается она, прижимаясь к нему чуть ближе, на что он просто перенимает ее одной рукой за талию и притягивает к себе. Он, черт возьми, любит эту девчонку такой, какая она есть. — А еще много-много поводов, но думай, что все из-за тебя, — хохочет она.
— Сучка-а-а-а, — весело протягивает юноша, поднимаясь по ступенькам в универ. — Нет, серьезно, какого члена? — добавляет он, отворяя дверь, куда они тут же прошмыгнули, прячась от колючего мороза.
— А вот и не за членами, — улыбается она, делая шажок в сторону и ослабляя на шее шарф, пока Антон задерживается в гардеробной, долго возясь с замком на куртке. — Нужно документы подписать, а приятным бонусом тебя встретить и с Алиной пососаться, — коротко, ясно, без дополнительных вопросов. Катя в этом плане почти как Чехов, только ругающийся. Антон представляет девушку в кресле-качалке, в сером официальном костюме, с часами на цепочке, свисающими из переднего кармана пиджака, в очках и с нарисованными тонкими усиками… Он честно не может объяснить подруге, почему начинает ржать.
— Че там Арс, он уезжал вроде, да? — интересуется девушка, пока они сидят перед входом в кабинет декана, которого на месте в данный момент не было.
— Ага, — вздохнул Антон, запрокинув голову и сложив руки на груди.
— И-и-и?.. — сподвигает его к продолжению собеседница, зевая в кулак. Она была вымотана возней с подписями, печатями, бумагами… а Антону было слегка совестно, что он не мог ей помочь почти ничем, разве что выполнять мелкие редкие просьбы. Он бы с радостью мотался вместо подруги по всем нужным заведениям, но везде нужна была ее подпись, да и в общем присутствие.
— И еще не приехал, — добавляет Шастун, отзеркаливая зевок.
— Ясно, — коротко отзывается Катя, съезжая чуть вниз на стуле и утыкаясь носом в плечо Шастуна. — Я так устала… — выдыхает она таким слабым голосом, словно вот-вот собирается уснуть.
— Мы все устали, — легко соглашается Антон, приобнимая ее за плечи. — А пошли отсюда к черту? Заберем, что тебе надо, я свалю с пар, и мы просто хорошенько выспимся? Я за эту неделю часов 15 проспал, наверное, — преувеличенно жалуется он. Вообще-то, у Антона вполне себе приличный как для студента четырехчасовой сон, но этого слишком мало.
— А вот пошли, — легко соглашается на его заманчивое предложение подруга, заставляя себя подняться, когда на фоне вырисовывается декан. Сейчас она возьмет его подпись, за коим чертом она нужна — ей даже знать не хочется. Сказали, что надо — значит надо.
***
Оба заваливаются в общагу к Антону, к которому так никого и не подселили, и падают на привычные кровати.
Эта неделя была слишком тяжелой и изматывающей для всей троицы. Конечно, им совсем не обязательно знать, что их общий знакомый, Арсений Сергеевич, с ног валится от усталости. Он хочет вернуться обратно, а не терпеть эти скучные курсы повышения квалификации в чертовом Омске. Но кому это интересно?..
Это была слишком изматывающая неделя. Слишком.
