***
Антон просыпается поздней ночью и даже не может принять сидячее положение. Его знатно знобит, а проснулся он вообще-то оттого, что воздуха внезапно стало слишком мало. Юноша скребет короткими ногтями о простынь и старается сделать глубокий вдох, из-за чего тут же начинает кашлять. Первые мгновения он пребывает в полнейшем шоке. Уверенность в том, что аллергия давно прошла, оставшись в глубоком детстве, никогда не покидала его до этого момента. Антон и раньше позволял себе что-то с содержанием этого продукта, но максимальным последствием по сей день была сыпь на лице. Это пройдет. Сейчас пройдет. Как и всегда. Не проходит. Через минуту глаза начинают слезиться от кашля и он, не выдержав, все же позволяет себе нормально прокашляться, надеясь, что это поможет, потому что до этого упорно зажимал рот ладонью, боясь быть слишком шумным, ведь рядом спит Арсений Сергеевич, и он предупреждал, что приступы Антона — это его же проблема. — Что… Антон, — сквозь дрему шепчет преподаватель, переворачиваясь на спину и приподнимаясь на локтях, осматривая причину своего пробуждения. Мальчишка отзывается хриплым кашлем и порывистым сдавленным вдохом. — Твою мать, — мужчина как в замедленном действии откидывает в сторону одеяло, которое при этом падает к его ногам красивыми волнами, а преподаватель уже нависает над юношей, и резко убирает из-под его головы подушку, чтоб тот ровно лег на спину. Становится разве что самую каплю легче. После Арсений Сергеевич куда-то пропадает, а через пару секунд в комнату врываются порывы свежего морозного воздуха. Он открыл окно. — Предупреждал же, сука, — почти выкрикивает учитель, размахивая руками. — У тебя лекарства есть? Ну вы же, аллергики, всегда носите что-то… давай же, ответь мне! — он осторожно похлопывает его по щекам, и его ладонь тут же покрывается каплями слез, которые заполняют болезненно покрасневшие глаза. В том-то и дело, что должны. Но у меня последний приступ типа был в 14 лет и мое лекарство немножечко потерялось (очень сильно). Я теперь умру, да?.. Зато точно знаю свою дозу кокоса: 7 конфет. — Пиздец тебе, — угрожающе рычит Арсений Сергеевич, уже успев приволочить аптечку. Антон с трудом дышит и порой так замирает, что невольно оглядываешься посмотреть — жив ли он там еще. Преподаватель на самом дне находит антигистаминный препарат, который, следуя логике, был рекомендован при подобных приступах. В свое время он тоже страдал от аллергии, только на корицу. Антон послушно проглатывает таблетки, затем целую пачку активированного угля, которой его пичкает Арсений, и в него насильно вливают пару стаканов воды подряд, потому что «ты должен прочистить желудок, с-сука такая». Да он особо и не спорит на самом-то деле. — Дышать легче? — взволнованно спрашивает Арсений, отмечая, что теперь юноша без труда хотя бы может принять сидячее положение. Тот, побледневший, с красными глазами и каплями пота на висках, а в довершение еще и дрожащими губами, кивает головой, шепча на выдохе слово, смутно напоминающее «да». — Тошнит? — мальчишка качает головой. — Я вызываю скорую? — снова отрицательный ответ. — Уверен? — Да, — упрямо качает он головой, как болванчик, запрограммированный лишь на это действие. — А если бы ты задохнулся во сне? Или у меня препарата на руках не было бы? Ты думать начнешь когда-то? Взрослый парень, вроде! — отчитывает его преподаватель, но тон смягчается, когда Антон переводит на него измученный взгляд зеленых глаз, которые казались потухшими и безжизненными. Он был полностью измотан приступом. — Уверен, что скорую не нужно? — мальчишка лишь в слабом смазанном жесте махнул на него рукой и припал головой к кровати. Сегодня он обойдется без подушки. Опять. — Ладно, чучело, засыпай, если что — сразу меня зовешь, понял? — он, удовлетворенный очередным кивком, уходит относить аптечку обратно. Этой ночью Арсений так больше и не спит, только лежит на диване, перекатившись на бок и наблюдает за медленно вздымающейся и опускающейся грудью юноши рядом. Он все еще бледен, но больше не напоминает призрака. Антон чудом не выхватывает пиздюлей, но с гарантией «еще одна конфета или еще что-то, содержащее кокос, я из тебя каждую букву этого слова выбью, чучело».***
На дворе 27 декабря. Антон пересдает чертов английский на четверку с натяжкой и в эту честь заваливается с Катей в караоке-бар, где уламывает ее пропустить хотя бы пару алкогольных коктейлей, но отхватывает по ушкам, когда ему припоминают последнюю попойку. Поэтому довольствоваться весь вечер приходится молочным коктейлем. Девушка с интересом расспрашивает его обо всем, что происходило в доме Арсения Сергеевича, но пару историй, вроде той, с приступом, Антон все же оставляет при себе и умалчивает о них. — Я это, надумал, в общем, — в какой-то момент говорит Антон, опустив взгляд и потирая руки. — Ой щас чета будет, — улыбается девушка, уставившись на него с огромнейшим любопытством. — Я к маме завтра поеду, — смущенно лепечет он. Рот девушки непроизвольно приоткрывается, и первые пару секунд она не в силах придумать, что на это сказать. — Ты серьезно сейчас? — в ответ юноша пожимает плечами и неуверенно кивает. — Хочется верить, что она по мне хоть немного соскучилась, — девушка поджимает губы и утешающе гладит его по плечу. — Смелое решение, ты молодец, — выпаливает она вопреки своим мыслям, в которых сплошная строка «Ебать, ну нихуя себе Антошки пляшут».***
Парень пересекается с Арсением Сергеевичем в последний раз за этот год и жмет его руку, приобнимая за плечи, и долго благодарит за заботу и внимание, которые ему предоставляли всю неделю, на что мужчина отмахивается и даже пытается шутить, пока они бредут вдоль заснеженной дорожки, ведущей из универа: один из них сразу идет на вокзал, держа в руках спортивную сумку, а его грудь пересекает ремень второй, школьной, в разы меньше, второй же сейчас уедет в свою холостяцкую квартиру и все еще не представляет, что он там забыл в удручающем одиночестве. — Так, значит, к маме, да? — переспрашивает преподаватель, запрокидывая голову и выдыхая струйку морозного воздуха. — Если проблемы не идут к тебе — ты едешь к ним, да? — усмехнулся мужчина. — Таков уж я, — хмыкает в ответ Шастун, ежась от ветра. — Надеюсь, меня не сразу выставят за порог… — Арсений хочет что-то сказать на этот счет, но юноша прерывает его раньше, протягивая руку и пожимая его ладонь на прощание. — Еще увидимся, Арсений Сергеевич, — неловко улыбнулся он, сворачивая на ответвленную тропу. — Ой, не зарекайся, Шастун… — в тишину шепчет преподаватель, наблюдая за стремительно удаляющейся фигурой. Какое-то у него плохое предчувствие, если уж совсем откровенно.