***
Антон долго пробует красиво завернуть весь этот лавандовый набор в яркую обертку, но в итоге скотчем перемотан он, пол, стены, стол и даже немного потолок, когда он кидает липкий комок вверх и тот не падает обратно, но только не блестящая бумага. Он приходит к гениальному решению — завернуть все в картонную коробку и попробовать зафигачить уже ее. В общем, без помощи соседки снизу, зашедшей буквально на минутку, как ей казалось, за сахаром, и оставшейся упаковывать все на минут пятнадцать, не обошлось. В итоге он отдает ей сахар вместе с сахарницей, но ее труд того стоит, ведь коробка, завернутая в блестящую зеленую фольгу и перевязанная красной лентой, выглядит действительно презентабельно, и он наверняка не сдержит горделивой улыбки, когда будет вручать ее. До встречи остается еще полтора часа. Антон уже и не знает, чем себя занять. Это… странно — приезжать туда, где тебя не ждут. Ну, то есть, по факту в одинокой общажной комнате он никому не сдался, и никто из соседей даже не подошел поздороваться или поздравить с наступившим, потому что, ну, они как бы никто друг другу по сути. Одно дело — студенческая солидарность, когда вы одалживаете друг другу какие-то вещи или съедобные припасы, помогаете с каким-то материалом или же переустанавливаете винду на компьютере… но по-прежнему остаетесь чужими друг другу. И снова атмосфера вокруг наполняется какой-то неприятной тоской и меланхолией. Если его где-то и ждут в этом небольшом студенческом городке — так это в кафе, расположенном в десяти минутах ходьбы от общаги, но, к сожалению, ждут-то его там только через… — Полтора часа, — выдыхает вслух юноша, отталкиваясь от стола на кресле с колесиками и кружась на нем по комнате, задевая все углы на своем пути. Он честно пробует начать подготовку к сессии — до этого они сдавали зачеты и замаливали свои грехи, чтоб быть допущенными к сдаче, теперь же у них сразу, как они вернутся к учебе, откроется сессия и они будут сдавать экзамены по всем предметам. И страшнее всего было сдавать английский язык, с которым у парня были… непростые отношения. Точнее, он просто не учил его, а потому было довольно проблематично наверстывать упущенное (да что там, упущенным было почти все) за те краткие сроки, отведенные ему в перерывах между учебными днями.***
Антон скептически осматривает себя в зеркале и с тихим «как клоун, бля…» убирает галстук-бабочку с шеи, бросая ее куда-то в сторону, где, предположительно, должна находиться кровать. Он перемерил три рубашки, два свитера и четыре разные футболки, в итоге остановившись на обыкновенной кофте с урезанным горлом и накинутым поверх пиджаком черного цвета, с узорчатыми рукавами и золотым пером-брошью на воротнике. Образ дополнили темные, почти черные джинсы, собранные складками у щиколоток, и громоздкие черные туфли с бордовой подошвой. На руки он надел, кажется, все браслеты из тех, что у него были, но почему-то решил снять все кольца, кроме одного — на указательном пальце правой руки. Даже успел опробовать три разных укладки волос, только бы скоротать гребаное время… Что же, тогда самое время зайти в сеть и провести там оставшееся время.***
— Я опаздываю! — носился по комнате Антон, при этом каждые полминуты выкрикивая истеричные фразочки в подобном стиле, берясь сразу за несколько дел — собрать рюкзак, с которым решил двинуться в путь, найти запасенную пачку сигарет, захватить запас шоколада, который должен был заранее доложить в подарок Кате, закрыть окно, которое он ставил на проветривание еще час назад, и вспомнил только сейчас, и еще, еще, еще… У меня еще целый час, сука. Я все успею, сука. Сука-а-а-а-а… Если вы увидите человека, расталкивающего толпу и мчащегося вперед с косо накинутой курткой и кучей вещей в руках, кричавшего «блять, да пропусти ты меня!» машине, когда на светофоре горит красный, то не спешите закатывать глаза и прикладывать руку ко лбу — он просто опаздывает, потому что до последнего проебывал время в интернете. Антон криво затормаживает у входной двери и буквально вваливается в заведение, тут же сталкиваясь с проходившим мимо бедняжкой-официантом. Парень роняет пару вилок с подноса, но каким-то чудом умудряется сохранить равновесие не только себе, но и Антону, схватив его за локоть и потянув на себя, вынуждая притормозить окончательно. — Ебнвротептвмтбл, — казалось бы, Антон издавал лишь нечленораздельные звуки, когда оказался почти прижатым к юноше лет восемнадцати, который неуверенно улыбнулся ему и протянул меню. — Спасибо, — виновато передернув плечами, произносит парень, присаживаясь одновременно с официантом на корточки, чтоб поднять упавшие с подноса предметы, и их пальцы соприкасаются, а между ними пробегает крохотный разряд тока, от которого Антон тут же с шипящим «ауч» тянет руку на себя. — Да ты человек-электричество, — неловко шутит он, поднимая последнюю вилку и бросая ее на поднос. — От человека-электричества слышу, — хохотнул в ответ юноша, выпрямляясь. — Спасибо, — улыбнулся он, разворачиваясь на пятках и удаляясь — придется заново вымыть вилки. Антон искренне надеется, что эту посуду хотя бы сполоснут перед тем, как подать к столу. — Хей, а с нами не хочешь поздороваться? — мурашки. По телу рассыпаются стайки мурашек, от которых Антон ежится и прерывисто выдыхает, резко оборачиваясь. Голубые глаза с пристальным прищуром направлены на него, и внутри что-то переворачивается, отдавая легкой приятной тяжестью внизу живота. Антон даже не сразу вспоминает об улыбке, которая заторможенно расцветает на его лице, когда он одними губами непроизвольно шепчет такое близкое и родное «Арсений…». — Ну ты посмотри на него, ни на минуту нельзя оставить — сразу флиртовать с незнакомцами начинает! — возмущенно ругается мужчина, и театрально вздыхает, качает головой и отводит взгляд в сторону, пряча руки в карманы. Катя, стоявшая рядом, смеется, легонько толкает его в плечо и шепчет что-то так тихо, что Антон не слышит, но Арсений почему-то начинает смеяться, зажмурив глаза и стараясь закусить нижнюю губу, чтоб прекратить, но смех все же рвется наружу. — Хочу, очень хочу, — часто-часто кивает головой Антон, кое-как изворачиваясь, чтоб сбросить с себя куртку и вешает ее на крючок, после чего подлетает к ожидающим его друзьям (?) и как-то по-детски налетает на них с объятиями, стараясь прижаться к ним максимально близко. Арсений Сергеевич, хрипло смеясь, заводит руку ему за спину и вновь прибегает к шутливому возмущенному тону, говоря, что так он себе пятерку по экзамену не заработает, а Катя просто утыкается ему в грудь и молча жмется ближе. Нельзя их разлучать. Ну не могут они друг без друга так долго.***
Антон, робея и пряча румянец на щеках, уже пройдя к столику, где они планировали разместиться, достает красиво упакованный подарок и, не глядя, вытягивает его вперед, чуть ли не ткнув краем коробки в грудь Арсения Сергеевича, почему-то боясь поднять взгляд. Катя то ли нарочно, то ли не специально задерживалась, отойдя куда-то «на минутку» и все еще не возвращаясь, давая этим двоим немного личного пространства. — Ути-бозе-мой, а чего у нас ушки красные? — сюсюкает мужчина сквозь широкую улыбку, словно в издевку накрывая пальцами кисть Антона, принимая подарок. — С-новым-годом-очень-сильно-здоровья-там-вам, — лепечет он, и сам же смеется, так и не отрывая взгляда от пола, оттого, насколько нелепо звучит его смятое и в некоторых моментах совсем неразборчивое поздравление. Арсений Сергеевич, видимо, угорает по той же причине. Вот Антон вроде нормальный такой мужик по жизни, даже харизмой какой-никакой обладает, и щетина у него есть (хорошо, была бы — не сбривай он ее каждую неделю), а вот рядом с… ним… да, с ним. Вот рядом с ним он раскисал и разом забывал, какой он мега-офигенный альфач, очаровашка и вообще самостоятельный парень. Именно рядом с Арсением хотелось поддаться, ослабить свои «иголки», которые сам же и заточил за нелегкие прожитые года, и вернуться к прошедшему слишком быстро периоду — детству. Да, пожалуй, хотелось быть подростком рядом с этим знающим и сильным мужчиной, который мог научить его жизни и дать недополученное мужское внимание. И лишь недавно грань «стань мне отцом» переросла в грань «будь моим папочкой». И этот неловкий переход сносил ему напрочь все выстроенные шаблоны. — Очень сильно спасибо, — подыгрывает Арсений, касаясь пальцами его подбородка и вынуждая посмотреть на себя. — Иди-ка сюда, — он берет его под руку и тянет на себя, заставляя встать совсем близко. У Антона не хватает сил даже на то, чтоб дышать. Он замирает и завороженно следит за тем, как мужчина тянется к какому-то пакету, уже стоявшему тут ранее, и его просят закрыть глаза. Шастун несмело выполняет указание, и ловит каждый шорох, каждый звук, раздававшийся рядом. Вдруг его волос что-то касается и он чувствует, как на него надевают какой-то… ободок? — Официально объявляю тебя королевой драмы, — смеется преподаватель, делая шажок назад и любуясь, как корона из светлого металла с множеством блесток и разнообразных искусственных кристаллов переливается в свете лампы, ярко сверкая, озаренная серебристыми бликами. Антон тут же недоверчиво вынимает телефон из кармана и смотрит на свое отражение в экране. Он старается удержать смешок, рвущийся наружу, но его плечи все же слегка подрагивают, когда он отводит взгляд и качает головой. — Очень смешно, — кивает он, стараясь придать голосу обиды, но все же тает от смеха преподавателя, раздававшегося совсем рядом. — Не дуйся ты, — улыбается тот, падая на мягкий диванчик и удобно устраиваясь на нем. — Это тоже тебе, кстати, — добавляет он, подвигая ближе картонный пакет, из которого была вынута корона. Что в нем — Антон рассмотреть не успевает, так как из-за спины доносится «мать моя принцесса!» и Катя хохочет, глядя на убранство на голове юноши, который, вздохнув, устремляет взгляд на Арсения, как бы говоря «из-за вас все», а тот лишь жмет плечами и улыбается уголком губ. Что же, если я королева, то мне нужен свой король. Смекаете, Арсений Сергеевич?.. Антон с широкой улыбкой протягивает Кате подарок, прося открыть его не при Арсении, тем самым добиваясь возмущенного «совсем распустились!» от преподавателя, который чуть ли не вынуждает девушку сейчас же открыть пакет, в котором покоится бутылочка хорошего красного полусладкого и шоколад в изобилии — молочный, черный, с орехами, с изюмом, с йогуртовой прослойкой… — Идеально, — улыбается девушка, ведя большим пальцем вдоль этикетки на темно-зеленой бутылке с явно знакомой эмблемой фирмы. Антону от подруги же достается бутылка коньяка, и совпадение в том, что оба выбрали алкоголь, заставляет их хохотать и отвешивать по этому поводу самые разные шутки. Арсений Сергеевич же шутливо ругается, мол, «алкоголики, Сталина на вас нет!», и даже обещает отобрать у Антона коньяк, но Катя убеждает его, что напиток легкий по концентрации и «твой Шастунишка с него даже не опьянеет». Антон ждет, что тот в ответ скажет «не мой», но мужчина лишь молча принимает фразу к сведению. — Лаванда, ну конечно, — широко улыбается Арсений, рассматривая содержимое коробки. — Что же, ты неплохо меня знаешь, — Антон смущенно улыбается и отводит взгляд. Угадал. Угадал. УГАДАЛ! Их столик в кафе обслуживает тот самый официант, с которым Антон столкнулся ранее. Арсений отчего-то провожает его пристальным взглядом, когда юноша, взяв заказ, идет сдать его на кухню, при этом вызывающе виляя бедрами — то ли нарочно, то ли это действительно была его привычная походка, но Антон так подзалип, стараясь ответить на этот вопрос, что опомнился и оторвал взгляд от его филейной части лишь в тот момент, когда напротив раздалось непринужденное покашливание Арсения Сергеевича, смотревшего на него в упор. — Я выйду, — спустя минут десять говорит Антон, подрываясь с места, но его тут же осаждает голос преподавателя: — Куда же, м? — Просто воздухом подышать, — врет юноша, глядя ему в глаза, но, кажется, ему не верят. — Курить, да? Опять? — просто уточняет преподаватель, ведя языком вдоль нижней губы. Антону жаль, что это не его губа. — Нет, просто подышать, тут очень душно, — режим «пиздим и не палимся» снова активирован. Шастун уже уверен, что выиграл этот спор, когда надевает куртку и выходит из кафе, но стоит ему только зажечь сигарету, как дверь снова приоткрывается, и к нему подходит Арсений Сергеевич, становится рядом и просто смотрит на него полным разочарования взглядом. — А я уж надеялся, мы договорились, — он хмыкнул, выдергивая сигарету из пальцев Антона, и, неожиданно приставляя ее к губам, сделал легкую затяжку. — Что вы… — юноша пытается отобрать сигарету, но преподаватель делает шаг назад, выдыхает дым и затягивается снова. Он явно курит не впервые. — Зачем?.. — просто спрашивает он, опуская взгляд и не решаясь достать из пачки еще одну сигарету. — Захотелось, — просто бросает Арсений, снова вдыхая дым. По нему легко понять, что он вовсе не ощущает приятных эмоций, делая затяжки, и даже, скорее, ему противно, но он упрямо продолжает курить. — Отдайте, пожалуйста, вам не надо… — просит Антон, протягивая руку, но снова терпит неудачу. — А тебе нужнее, хочешь сказать?.. — и Шастун не знает, что ответить, и просто делает выпад вперед, отбирая никотиновую палочку, и выбрасывает ее в мусорное ведро. — Я понял! Понял, — уже тише добавляет он. — Брошу, честно, — напоследок обещает он, разворачиваясь и снова утыкаясь взглядом в здание напротив. — Подышать воздухом-то я могу?.. — Да сколько угодно, — соглашается Арсений, становясь рядом и устремляя взгляд в ту же точку. — Вместе подышим… — Антон неуверенно улыбнулся. Что же, звучит довольно романтично — дышать вместе. А он по натуре романтик. Идеально.