Сломанное и потерянное

Фельзи не знает правды — ни один из Серых Стражей не заглянул к ней, ничего не рассказал — и так, наверное, лучше. *** Каждый год в день штурма Башни Бдения сын — их сын — с нетерпением ждет вечера и, едва солнце опускается за горизонт, смотрит на Фельзи любопытными, пытливыми глазами. Она садится рядом с ним около камина и, проводя рукой по мягким огненно-рыжим волосам, начинает рассказывать. Она говорит о том, что в Орзаммаре нет солнца и звезд, о том, что там всегда светло, потому что лава льется с подземных гор, освещая и согревая весь город. Она говорит, что там повсюду статуи Совершенных — и пересказывает легенды об их подвигах, старательно избегая того, о чем хочет услышать ее — и его — сын. «А каким был отец?» — всегда спрашивает он, и Фельзи вздрагивает, вспоминая Огрена — его смех, его волосы, его громкий голос — и говорит, каждый раз придумывая что-то новое. Твой отец собственноручно убил тысячи порождений тьмы, говорит она. Его молот в последней битве был сломан — так изъела его за годы отравленная, гнусная кровь проклятых тварей с Глубинных троп. Твой отец помогал легендарным Серым Стражем еще до собственного вступления в Орден, говорит она. Во время Пятого Мора он в одиночку пробился сквозь легионы врагов и нашел Совершенную Бранку. Твой отец уберег весь Ферелден, говорит она. Люди почитают его до сих пор, а в самой Башне Серых Стражей рядом со статуями героев Пятого Мора стоит и его статуя. Любимая игрушка у их сына — сшитый из тряпья дракон, совсем не похожий на настоящего, как когда-то сказал Огрен. С недавнего времени появляется еще и криво выструганный деревянный меч, который мальчонка прячет с такой серьезностью, что Фельзи и не заговаривает о том, что знает, что за палки он таскает в дом. *** «А каким он был?» — спрашивает сын из года в год, сидя перед камином, высвечивающим его рыжие, как у отца, волосы, и Фельзи в эту ночь сидит на кровати, баюкая в груди тяжелую, как вся память Камня, скорбь, но не плачет. Гномки, говорят, как скалы, непоколебимые и могучие, а скалы разве могут плакать? Он был шумным, диким горлопаном, который любил меня, хочется сказать ей. Я его так часто колотила, а он и не обижался — не зря ведь говорят, гномка разъяренная хуже дракона. Он был смешным и странным, хочется сказать ей. Я никогда не встречала похожих на него, хотя, наверное, таких как он — идиотов — и не было никогда. Он часто поносил Совершенных и бормотал богохульства, хочется сказать ей. Но это звучало почтительнее, чем все слова, которые косноязычно бормотали старейшины и которые отдавали привкусом гнили. Их сын идет в обучение к гному-наземнику из их деревни, который в жизни не видел Орзаммара, и которому Фельзи за это отчего-то благодарна. Хватит с нее помешанных на кастах и предках гномах. Огрен был не таким, она сама не такая — вот и хорошо. *** …В тайной шкатулке с вырезанными рунами лежит нераспечатанное письмо с печатью Серых Стражей, которое Фельзи не хочет и не собирается открывать. У нее есть сын, у нее есть ее воспоминания и истории перед камином раз в год — ей этого достаточно, и она не хочет знать больше. *** Их сын неловко мнется на пороге и, потирая шею и смотря исключительно в пол, говорит ей, что хочет стать Серым Стражем. Колени у нее не подгибаются, в глазах не темнеет, только страх холодной волной прокатывается по всему телу, но она берет себя в руки хмыкает: «Садись к столу, оболваненный. Будем говорить». Говорят они долго, и сын улыбается храбро и отчего-то чуть беспомощно: мама, я взрослый, мне уже девятнадцать лет, я научился драться, я не раз охотился с другими парнями из деревни, мы на прошлой неделе вот такого вепря завалили, я тебе рассказывал, помнишь? Она смеется, убирает одну из немногих седых прядей за ухо и качает головой: порождения тьмы не вепри, сын, их так легко не завалишь. И он таким знакомым движением, которое ножом отдается в сердце (Фельзи сжимает губы — не зря же говорят, что гномки из скал вырублены, а никто и никогда не видел плачущих скал) мотает головой: я знаю, поэтому и пойду в Стражи. Я буду защищать Ферелден, как отец. Он будет гордиться мной, и ты будешь мной гордиться. Она смотрит на него и знает, что не удержит сына — и не будет этого делать. Поэтому она только звонко смеется: ну ладно, что с тобой делать, буду собирать в дорогу. Когда уходишь, твердокаменный? *** В последнюю свою ночь он просит ее рассказать об отце — это тот самый день, день историй у камина. Фельзи не может отказать ни ему, ни себе, потому говорит — и говорит только правду. Он вряд ли стал бы моим мужем, говорит она, перебирая облупившиеся бусины на браслете. Он был женат на Совершенной Бранке и, если бы она не ушла, остался бы с ней. Он был таким твердолобым, говорит она. Мы с ним знатно покричали друг на друга, когда встретились на поверхности, эта эльфийка-Страж, Мильтенра, так испугалась, что мне стало стыдно. Он был другим, не таким, как другие гномы, которых я знала, говорит она. Те бы остались со мной, но он не мог покинуть поле битвы и не покинул его. Сражения остаются в крови у берсерков, и с этим ничего нельзя поделать. Их сын молчит. Он смотрит на нее очень серьезно, а потом говорит, что тоже должен идти сражаться, потому что тоже чувствует этот зов. Фельзи кивает. Ей бы хотелось сказать, что именно этого она и боялась, но сдерживается — ни к чему это в последнюю их ночь. *** …Той ночью она вскрывает письмо Мильтенры Табрис и сдерживает слезы, читая строку за строкой, и без того размазанные — эльфийка, видимо, плакала, когда писала. Сайнор наверняка подставила его, читается между строк. Однажды она уже кинула его на корм порождениям тьмы, еле удалось выходить с помощью Винн. А тогда Огрен в одиночку оборонял целую половину этажа, а туда его отправила Кусланд. Но он погиб геройски, он не сдался даже тогда, когда рядом с ним никого не осталось — дрался до тех пор, пока клинков, пронзивших его тело, не стало слишком много. Фельзи аккуратно складывает письмо, снова убирает в конверт и думает, что лучше было не знать. Ее не гложет жажда мести — незачем, Сайнор умерла много лет назад, тогда, когда была война с Корифеем, когда была созвана Инквизиция — просто Фельзи боится, что и ее сына Орден заберет навсегда, что она никогда больше и его не увидит. Их сын спит, и она молча смотрит на него, моля предков и Камень о том, чтобы он не забыл ее, чтобы они оберегали его, чтобы на следующий год или чуть позже она смогла рассказать ему еще парочку историй. *** Он уходит на рассвете, и Фельзи смеется: отец был воин, сын с луком возится, а она сама со сковородкой за Огреном гонялась. Ну чем не образцовая семья? Их сын тоже хохочет и обнимает ее на прощание так, что становится нечем дышать. Не то чтобы она против. Он уходит на рассвете, и она провожает его тоскливым взглядом, сжимая кулаки и гордо держа голову — гномки ведь как скалы, а скалы… они не плачут. Их сын такой же, как Огрен, сбежавший когда-то в Орден, потому что не мог отказаться от битв. Их сын такой же, как она, решившаяся на побег на поверхность, в пугающую неизвестность, вдаль ото всех корней, от вечной пещеры над головой. Он такой же, как они. И время сказок прошло.