Сломанное и потерянное

За то время, что Авелин провела на службе в городской страже Киркволла, она успела привыкнуть к одиночным патрулям: Дживен всегда посылал своих подчиненных по одному, не давая собираться в группы. Поначалу Авелин не понимала причин подобного поведения, затем кусочки мозаики сложились в картинку — а эта картинка уже привела к позорному отстранению Дживена от службы. Не без помощи Хоука, само собой: порой ей казалось, что ничего в Киркволле не происходит без Хоука. Впрочем, Дживен ушел, а привычка осталась. Как бы Авелин ни относилась к своему предшественнику на посту капитана киркволлской стражи, одиночные патрули все-такие пошли на пользу каждому человеку — кроме тех, кто был в свое время отправлен на убой против превосходящих в несколько раз сил противника. Но Авелин не подсчитывала погибших, не сверяла доходы с расходами — она просто принимала это, хоть ее и грызли смутные сомнения в честности такой тренировки. За свою жизнь она четко усвоила несколько правил, и одним из них было простое «не живи прошлым». Ее отец отвергал это правило — и потерял все, что у него оставалось в погоне за призраками. Авелин никогда не хотела повторить его судьбу. — Надо же! Большая девочка вышла погулять! Она сцепила зубы и, разворачиваясь, досчитала до трех. Изабелла радостно ухмылялась, махая ей синим платком, сдернутым с бедра, а Авелин закатила глаза. — Ты что здесь делаешь? — хмуро спросила она. — Кажется, «Висельник» в другой стороне. — Не думай, что я напилась настолько, чтобы перепутать дорогу в Клоаку и дорогу к выпивке, — фыркнула Изабелла, на что стражница только пожала плечами. — Эй! Не надо тут молчать, как девственник в Розе! — А что я должна сказать? — Авелин хотела побыстрее закончить разговор, но прекрасно знала, что пиратка не отвяжется, пока не доведет его до конца. — Ну, например… — Изабелла покачнулась на пятках — для женщины, от которой несло ромом на несколько шагов держалась она удивительно неплохо. — Как тебе тот милый рыжий стражник, который часто в казармах ошивается? — Этот милый стражник — девушка по имени Варен, — хмуро пояснила Авелин, с тоской думая о нескольких часах патруля, которые с Изабеллой станут по-настоящему непереносимыми. В этот момент она бы многое отдала за абсолютное одиночество и разбавленную звуками ночного Киркволла тишину — все лучше, чем перепалка с этой потаскушкой. — О, ну это-то делу не мешает! — фыркнула пиратка и вновь повязала синий платок вместо пояса — что удивительно, это удалось ей с первого раза. Авелин не ответила, продолжила прерванный путь. Когда Дживен был капитаном, он не отправлял людей в Клоаку — даже если бы там обитали его кредиторы, Клоака была слишком опасна, чтобы отправлять туда одиночек. Сумки с документами могли попасть не в те руки, став серьезным оружием против него, а он несмотря ни на что был трусом и параноиком. Авелин и сама не посылала в Клоаку людей, но сегодня ей пришлось самой отправиться туда: Хоук остался на Рваном Берегу вместе с Варриком, Себастьяном и Фенрисом — и потому не мог помочь. А тем временем в месте, которое принимало только отвергнутых даже нищим Нижним Городом людей, назревала буря. Случайно перехваченный слух здесь, пропитанная кровью записка там — и вот перед стражей в полный рост встает тревожный и неясный план неизвестной банды. Она не собиралась умирать — только припугнуть, показать, что страже кое-что известно, что никто не может уберечься от правосудия. Далеко заходить Авелин не собиралась — для полуистощенной вечной грызней с храмовниками киркволлской стражи настоящее нападение и настоящая битва с целым синдикатом означали бы конец: даже в том случае, если бы храмовники с Мередит во главе пришли на помощь, стражники не смогли бы снова взять власть в свои руки и подчинились бы — как уже подчинился Марлоу Думар, призванный стать наместником и ставший марионеткой. — Большая девочка, — Изабелла поравнялась с ней, и Авелин на долю секунды нестерпимо захотелось дать ей подзатыльник. Но она давным-давно научилась сдержанности, поэтому только сжала губы. — Тебе-то зачем в Клоаку? Хорошие девочки туда не ходят, особенно по ночам. — Я иду патрулировать, — пиратка взглянула на нее полурастерянно-полунасмешливо и, весело фыркнув, со свойственной ей безалаберностью заявила: — Тогда я пойду с тобой. Без меня ты попадешь в крупные неприятности. — С тобой я в них скорее попаду, — проворчала Авелин, не желая признаваться самой себе в том, что на душе стало спокойнее: кем бы Изабелла ни была, ее нельзя было назвать предательницей или трусихой. Думая о патруле в Клоаке, она прикидывала, что в крайнем случае попросит помощи у Андерса — однако знала, что поставит под удар всех больных в лечебнице. С пираткой было очень непросто, но она хотя бы драться умела. *** В лечебницу они все-таки заявились: раненая Изабелла, бледная от потери крови, не прекращая хохотала над Авелин и горланила песню про ром и мертвецов. Хотелось ее заткнуть, не делая скидку на прошившую руку и задевшую артерию стрелу, но все-таки пиратка подставилась под стрелу, летевшую в Авелин, поэтому стражница чувствовала себя обязанной — а еще одно правило неписаного кодекса, которое она успела выучить, гласило «всегда плати по счетам». — А-а-андерс! — веселилась Изабелла, когда целитель — усталый, с мешками под глазами — бормотал заклинания и залечивал рану, окутанную голубоватым сиянием магии. — Не трясись, я бывала в таких переделках, что эта рана для меня все равно что царапина! — Хороша царапина, — проворчала Авелин. Пиратка тотчас откликнулась: — Да ладно тебе, большая девочка! Спорю, у тебя стычек было не меньше. — Зачем ты ловила собой стрелу? — хмуро спросила она, критически осматривая новую, здоровую кожу на месте жуткой раны. Сама Изабелла была все еще заляпана кровью — и своей, и чужой — поэтому отсутствие раны несильно изменило ее вид. — На мне доспехи, а на тебе… это даже одеждой-то трудно назвать! — Но! — возмутилась пиратка. — Это прекрасные доспехи! — Прекрасные для постели? — А что? Легко снять, легко надеть… — Потаскушка! — Таран с сиськами! — Хватит! — вмешался Андерс. Маг еле стоял на ногах — видимо, окончательно вымотался за целый день. — Я планирую лечь спать в ближайшие десять минут. Пожалуйста, — обратился он к Авелин. — Дайте мне отдохнуть. — Конечно, — сочувственно кивнула она и, цепко ухватив до сих пор валяющуюся на кушетке Изабеллу, потащила ее к выходу, не обратив внимания на возмущенное «Эй, полегче!». Но пиратка вывернулась сама и, угрем выскользнув из хватки Авелин и гордо расправив плечи, зашагала к выходу. Стражница приподняла брови и, коротко кивнув Андерсу на прощание, вышла вслед за ней, в мутную и непредсказуемую киркволлскую ночь. Где-то севернее остывали трупы ферелденцев-беженцев, решивших напасть на более удачливую землячку и планировавших едва ли не трогательный в своей непередаваемой наивности план поджога Крепости Наместника и захвата власти. Обрывок переписки, который до этого обнаружили стражники, был куда более внушителен, чем полный замысел — и Авелин было почти грустно. Оборванные, отчаявшиеся ферелденцы обретали последний покой в руках Создателя и Невесты Его, а она, рассеянно следя за фигурой в белом, медленно подбирала слова, чтобы не неуклюже произнести простое, как поднимающийся над Киркволлом рассвет, «спасибо». А патрули в Клоаку отправлять все же не стоит.