Сломанное и потерянное

— Ну… — Донник с сомнением взглянул на Хоука, который с таким же непониманием вертел в руках шпагу. — Вы уверены, что она не…  — Нет, — буркнул Хоук. — Не уверен. Но надо. Авелин скептически хмыкнула и скрестила руки на груди, носком латного ботинка пнув подвернувшийся камешек; Хоук мог поклясться, что именно с таким же выражением мрачного удовлетворения на лице капитан стражи пнула бы Изабеллу, но решил промолчать. Донник нанес первый — крайне нерешительный — удар, и Хоук быстро его парировал, с раздражением отметив, что даже посох Андерса, который он однажды попросил подержать, был тяжелее, чем эта железка, которую по ошибке назвали оружием. Ах, если бы не опрометчивый спор с Изабеллой… Хоук сделал мысленную отметку: никогда не спорить с Изабеллой. Ни-ког-да.  — Нет, — раздраженно покачала головой Авелин. — Хоук, не принимай удар так, будто у тебя в руках меч. Шпага легче и слабее.  — Могла бы сама со мной в пару встать, — проворчал он. Она вздохнула — с таким выражением, что он сразу осознал, как бездарно она тратит свое драгоценное время и с каким удовольствием восприняла бы новость о том, что взаимоотношения Хоука и Изабеллы в кои-то веки ее не касаются. Ему стало почти стыдно.  — Я наблюдаю со стороны, — терпеливо пояснила Авелин в третий раз за этот слишком долгий день. — Я здесь единственная, кто владеет дуэльной шпагой, так что мне важно не побить тебя, а указать на ошибки.  — Но ведь Донник тоже…  — Он держится лучше тебя. Донник и Хоук сделали еще один круг; звон шпаг был почти неслышен — оба боялись сломать оружие, которое досталось Авелин с большим трудом. Хоуку пришло в голову, что это похоже на какой-то орлесианский роман с любовным треугольником и финальной битвой за благосклонность леди. Проблема была только в том, что если бы Хоук и правда задумал такое устроить, «леди» моментально выбила бы из него всю подобную дурь.  — Что ж, у тебя есть способности, — заметила Авелин к концу дня, повернув голову к заходящему солнцу, превращающему волны Недремлющего моря в густо-золотое марево. Хоук пожал плечами: сам он в это не особенно и верил — Донник изукрасил его неплохими синяками. *** Спустя неделю закат вновь застал их на Рваном Берегу — уставших, раздраженных и безразличных ко всему за исключением сна и ванны. Авелин за дни тренировки стала меньше хмыкать при взгляде на Хоука и все реже его поправляла, отчего он после того, как был скомандован отбой, рискнул спросить:  — У меня ведь есть шанс, да? Он видел, как в Авелин сражаются честность и сочувствие. С одной стороны, она не очень-то любила Изабеллу и потому хотела, чтобы Хоук победил ее; с другой — многие годы практики Изабеллы и ее поразительное умение обращаться с кинжалами явно намекали на то, что опрометчивый спор выльется в крупный проигрыш. Сочувствие победило.  — Я думаю, что если тебе повезет, все может быть, — неопределенно заметила она. — Но подумай об этом с другой стороны: за неделю тренировок ты уложился в месячный курс. Мало ли когда тебе это пригодится. (Однажды — перед штурмом Адаманта — Хоук вспомнит этот разговор и подумает о том, что умение скакать с легкой дуэльной шпагой никак не помогло ему в жизни за исключением того момента, когда он прыгал кузнечиком, чтобы Аришок не разрубил его на две скачущие половины.)  — Надеюсь, что так, — вздохнул Хоук. Донник взглянул на него с сочувствием:  — Простите, мессир Хоук, а что это был за спор?  — Да так, — отмахнулся он. — Просто поспорили с дурости. Кто выиграет в орлесианской дуэли, тот имеет право на исполнение одного желания. А я…  — Дурак, Хоук, — мягко сказала Авелин. Хоук кивнул — возражать было нечего. Дурак он дурак и есть. Даже в Орлее, пусть там его и назовут «немного экзальтированным».  — Пора возвращаться, — Авелин мягко похлопала его по плечу. — Завтра все будет хорошо. Хорошенько выспись.  — Обещаю. *** Он выспался на удивление хорошо. Изабелла же, напротив, откровенно зевала и потягивалась, когда он скрепя сердце пришел в «Висельник» и хмуро напомнил о споре:  — Спор? — уточнила пиратка растерянно, но тут же в глазах ее вспыхнули предвкушение и веселье. — А, точно, спор. Орлесианская дуэль. Ты маску нашел?  — Нет, — Хоук мысленно хлопнул себя по лбу: ну как можно было забыть про эти паршивые орлесианские маски?! — А ты?  — И я нет, — Изабелла поцокала языком. — Придется искать. Может, у Варрика есть?  — Ага, — фыркнул Хоук. — Он потом растрезвонит о нашей битве на весь Тедас. И выставит ее так, будто это было едва ли не сражение при Остагаре.  — Да ладно, — отмахнулась она беспечно. — Весело ведь будет. Особенно, — она коварно улыбнулась и облизнула губы рассчитанным и выверенным жестом. — Когда я выиграю, Хоук.  — Это мы еще увидим, — насмешливо отозвался он, чувствуя, как засосало под ложечкой. *** В конце дня они, усталые и изгвазданные, нашли проклятые маски: как оказалось, на чердаке поместья Амеллов оставались старые, которые когда-то делали на заказ для поездки в замок Эн для родителей Лиандры и для нее самой. Хоук, примеряя одну из них, украшенную перьями какой-то красной птицы, улыбнулся:  — Почему мне эта мысль не пришла в голову сразу?  — Хороший вопрос, — Изабелла погладила тесемки. В маске Амеллов, обыгрывающей их фамильный герб, она выглядела не то угрожающе, не то забавно. — Ну, Хоук, готов ли ты принять поражение от Королевы Восточных Морей?! Он рассмеялся и кинулся в бой. Хоук успел сильно устать за наполненный суетой день, но поражения не боялся; ему было весело и радостно, как в детстве, когда он бежал по огромному полю пшеницы к сияющему солнцу и не видел перед собой никаких преград. Тогда была жива семья, и близнецы были так неразлучны, что, казалось, оторви одного от другого — и им настанет конец. Тогда отец изредка устраивал представления с деревянными куклами по вечерам, а Хоук все мечтал, каким он однажды станет героем: победителем драконов и рыцарем на белом, как снег, коне. И сейчас на грязном, затянутом паутиной чердаке он почему-то вспомнил это, но воспоминания едва ли не впервые не причинили ему боли, и потом, когда в конце концов Изабелла выбила оружие из его рук легким, неуловимым движением, он продолжал улыбаться.