Сломанное и потерянное

Это не имеет никакого значения — вот что он говорит, когда Маргаритка начинает лезть со своими советами, а Блондинчик бормочет что-то невнятное насчет чутья и советует выкинуть «демонов кусок лириума» подальше и перестать носиться с ним как Изабелла с золотом. Ривейни в ответ на шпильку что-то мурлычет, смеется низким грудным смехом, но Это. Не имеет. Значения. Важно другое — Песня, прекраснее которой нет совсем ничего; Песня, которая уведет его в те края, где нет боли, страха, страданий и кошмаров. Она прекрасна и совсем безвредна — Варрик говорит это со своей фирменной улыбочкой, внутренне подсчитывая, как быстро он сможет выхватить Бьянку, если что-то пойдет не так. Хоук равнодушно пожимает плечами. Он расслабляется. *** Вскоре он все чаще сказывается больным и радуется, когда нахальной Изабеллы нет в «Висельнике», потому что как бы она ни прикидывалась беспечной пираткой, которую волнуют лишь ром и постель, она на редкость проницательна, когда дает себе труд присмотреться к кому-то получше. Варрик знает, что Изабелла не шутит, когда говорит, что за всей командой она следит, не смыкая глаз. Он готов убежать, найти себе каморку в Нижнем Городе, спрятать свою драгоценную непостижимую мелодию ото всех и убивать каждого, кто посмеет хотя бы подумать о том, чтобы притронуться к Песне. Он готов засесть там с Бьянкой и раздавать болты направо и налево, если хоть кто-то посмеет притронуться к лириуму. Варрик понимает, что так он только подставит себя под удар: он один, их много; Маргаритка просто скрутит его корнями деревьев, а потом они отберут у него Песню и оставят в мерзкой мертвой тишине. Но Изабелла лишь смеется, когда они возвращаются с Рваного Берега. Варрик в тот вечер поднимает тосты, шутит и нервничает — не показалось ли ему, что Хоук странно на него смотрит? *** Маргаритка приходит неожиданно. Он смотрит в ее зеленовато-болотные мутные глаза и испытывает глубокое отвращение, не понимая, что когда-то находил в ней такого, чтобы присматривать по мере сил. Она слишком тонкая, слишком хрупкая, в ней нет силы, которой пропитались крикуны, измененные Песней. Но самое главное — она пытается отобрать у него амулет. Волна ярости сметает Варрика, как Недремлющее море — хлипкие рыбацкие лачуги. Убить ее легко. Цветок разлетается прахом, оседает невесомой пылью на стенах и полу. Пыль красная. Красная. Красная. Красная. Раньше он бы ни за что не поднял оружие на кого-то из этой странной шайки, раньше он всегда был с ними по одну сторону баррикад, но теперь все закончилось. Есть Песня — и есть враги. Врагов очень много. *** Враги находят его по свежим следам, но он ждет их, поглаживая амулет и жадно вглядываясь в его мерцающую середину. Он жалеет, что вообще исказил первоначальный облик камня, но сделанного не воротишь. Они смотрят на него с отвращением и страхом, но ему нет до этого никакого дела. Они не слышали Песнь, они не более, чем прах. Глупо любить прах, глупо его жалеть. Варрик вовсе не дурак, о нет. Он смеется, сжимая амулет в руке, из которого исходит неземное сияние, идеальное и невозможное. Хоук странно кривит губы и спрашивает: зачем? Он отвечает: это не имеет значения.