Сломанное и потерянное

Говорят, что рано или поздно, когда дойдешь до своего предела, перестанешь чувствовать в новых людях дуновение свежего воздуха, морского бриза, приносящего нечто неизведанное; перестанешь слышать шелест страниц новой книги, еще пахнущей чернилами и кожей. Потому что будешь всегда видеть в них других людей. Варрик не уверен в том, когда это началось; просто в какой-то момент черты его киркволлских друзей начали проступать сквозь черты тех, кого он знает теперь — так расходится земля, обнажая скрытые под ней драконьи кости и древние эльфийские храмы. Варрик чувствует себя неудобно, неловко, словно мать опять отчитала его за какую-то мальчишескую проделку — но перестать не может. Легче всего с Кассандрой — за неваррским акцентом и холодным прищуром карих глаз Варрик различает принципиальность и несгибаемость Авелин Валлен. Искательница злится, когда он отстраненно смотрит на нее, сличая образы и накладывая один на другой, словно трафарет, но сама так искренне влюблена в «Мечи и щиты», что это походит на дурацкую шутку. Она не глупа — но не видит всей картины; Варрик думает, что и не должна. Сочувствие Кассандры, как и сочувствие Авелин, тяжело, как могильные плиты. Солас, размышляет он, чем-то похож на Мерриль в те минуты, когда она не бродила по Нижнему Городу с потерянными глазами олененка и не пыталась понять шутки Изабеллы. Солас похож на Мерриль, какой она была в те минуты, когда Варрик почти боялся ее — серьезную, спокойную и безмолвную; эльфийку, которая удивительным образом держит дистанцию между собой и демоном, раз за разом окропляя тонкие запястья кровью. Тайные знания, внимание и спокойствие — вот самая суть, спрятанная за фасадом. Дориан, кидает он имя навскидку, словно выпуская очередной болт из Бьянки наугад; Дориан чем-то похож на Андерса — на бледный оттиск прежнего Андерса, который порой вспыхивал в нем, выныривал на поверхность рыбиной, тут же ныряя обратно. Жизнь в Клоаке — в вечной нищете, в вечном страхе перед храмовниками, в боли и горе тех, кого целитель вытаскивал с края смерти — ломает человека. Варрику всегда казалось, что Андерс уже был надломлен Кругом, но Киркволл — город вечных цепей — уничтожил его окончательно. Дориан, думает гном, наблюдая за его изящной ленцой, насмешливо вскинутой бровью и нарочито вызывающей одеждой, просто еще не испытывал ничего по-настоящему. Он может тешить себя какими угодно иллюзиями, только вот все его проблемы — проблемы подростка и не более того. Блэкволл… Варрик обрывает себя. Он знает, что это неправильно, попросту нечестно и подло: искать чужие черты в новых людях, подгоняя их под нужные рамки, а потому ему нужно, наконец, остановиться, пока это не превратилось в навязчивую манию. Они сражаются рядом, травят у костра байки, смеются вместе — неужели нужно что-то еще? Варрик чувствует: продолжит в том же духе — откроет для себя нечто, что навсегда изменит его отношение к Инквизиции и всем, кто в ней состоит. Смутный образ этой истины уже касается края его мыслей, задевая длинным, словно драконов, хвостом. Есть вещи, которые лучше не знать — старая, избитая, но, Мор побери, верная истина. Так правильно, думает Варрик, скорее угадывая очертания, чем видя остальных на самом деле. Они радостны и веселы, словно играющие в шевалье дети, не видевшие крови и грязи войны. Золотые волосы Лавеллан на этом фоне — словно последняя роспись: вот он, ваш герой, который защитит и спасет вас; вот они, его верные товарищи, которым уделят строки в общем тексте. Варрик очищает болты от запекшейся крови, пытаясь не встречаться взглядом с Инквизитором Телавин Лавеллан — слишком проницательной для долийки, которой положено быть зоркой только в том случае, если она натягивает тетиву, чтобы убить зазевавшегося шемлена. Телавин маг, и вместо лука у нее посох, она не любит людей, но все-таки помогает им. Варрик уважает ее за это — правда уважает — и именно поэтому не хочет, чтобы она прочла ту самую мысль, которая вертится в голове, вытеснив все остальные. Что бы она ни сделала, думает Варрик с горечью, какой на его языке остается дешевый эль, Телавин Лавеллан никогда не станет в его глазах равной Файрену Хоуку.