Сломанное и потерянное

В Тени все зыбко, ирреально и неправильно: пустые города утыкаются шпилями в сухую землю, острова парят в небесах, а горизонт вечно далек и близок, как Черный Город. Этот мир чужд для всех смертных, и он напоминает им об этом холодным пронизывающим ветром, легким, почти неощутимым шепотом и ядовито-зеленым небом без солнца и луны. Тень — это мир сновидений, искаженных демонами в стремлении создать что-то похожее на ту сторону Завесы; здесь нет порядка и стройности, только первозданный чистый хаос, мягкий, как глина. Тень — обломки кошмаров, поджидающих за каждым поворотом, как руины древних храмов и остовы ушедших на дно кораблей. Тень опаснее любого хищника, потому что выжидает вечно, и ее цель куда страшнее цели дикого зверя, выслеживающего добычу. Тень следит за всеми чужаками мириадами глаз, ни на секунду не давая представить, что она безобидна. Но для него это — единственный мир. У него нет имени, только холодное «саирабаз»; нет мечты и надежды — и потому демоны не могут предложить ему ничего, кроме… возможно, свободы; впрочем, какая же свобода нужна оружию — безмолвному и покорному чужой руке? У него есть суть, стягивающая губы суровой нитью, а руки — кандалами; у него есть строки, что въелись в кости, пропитали кожу, словно ядовитый витаар, который ему не суждено ощутить на лице — саирабазу витааром служат литые пластины с писанием Кослуна на внутренней стороне. Но для него это — предназначение. Он приходит в Тень каждую ночь, внутренне содрогаясь от странного, невыносимого чувства неведомой свободы, истово желая сковать себя цепями вновь — и в то же время смутно мечтая о том, чтобы это никогда не заканчивалось. Целыми днями он прячется от самого себя за выученными строками и приказами арваарада, но Тень не обманешь; Тень всегда дает то, что он хочет попросить, но не смеет признаться в этом порочном желании даже самому себе. Он любит Тень так, как любить недозволено, и думает о том, насколько же он уже в мыслях своих предал Кун, раз стремится заснуть и вновь вернуться на залитые холодным зеленым светом бескрайние просторы. Он боится, что однажды об этом узнает арваарад — и сделает то, что должно делать с обратившимся против хозяина клинком, саирабазом, потерпевшим поражение в вечной войне с самим собой. Он чувствует, как каждую ночь все больше и больше надламывается его дух — и каждое утро твердит себе сшитыми кровоточащими губами: «саирабаз, саирабаз». Слезы выступают на его глазах, когда девчонка с тонкими, почти человеческими руками — ученица травницы — смазывает проступившие трещины жгучей мазью. Маска мешает смотреть, мешает видеть — и потому он никак не разберет, какого цвета у нее глаза? Для истинного служителя Кун это не должно иметь разницы: цвет глаз никак не влияет на способности и таланты. Но у него из головы никак не идет мимоходом брошенное одним из наемников на Сегероне слово «дружба».